Ричард Пратер - Кинжал из плоти
-- Ваши руки становятся все тяжелее и тяжелее, ваши ноги наливаются тяжестью,-- говорил он, и его голос звучал мощно и проникновенно.
А я чувствовал это! Я чувствовал тяжесть в руках и ногах, тяжесть, которой не было раньше. Я даже мог... Что за дьявол? Я быстро завертел головой, похлопал ладонями по подлокотникам кресла и вскочил на ноги.
-- Чертовски интересно, мистер Борден.
Он улыбнулся.
-- Что правда, то правда, мистер Логан. Теперь вы понимаете, что гипноз -- это нечто большее, чем просто настойчиво пожелание человеку глубокого сна.
Он щелкнул выключателем, музыка резко оборвалась. Круг из картона замедлил вращение и остановился.
Мне хотелось бежать отсюда ко всем чертям.
-- Надеюсь, мы увидимся еще раз,-- попрощался я и пошел к двери.
-- К вашим услугам. Меня очень заинтересовал попугай, о котором вы рассказали.
Он проводил меня до двери и, когда я выходил, добавил:
-- Кстати, мистер Логан. Я думаю, вы очень гипнабельный субъект. Если вам нетрудно, дайте знать, что там будет дальше.
-- Обязательно,-- пообещал я, и дверь за мной закрылась.
Выбежав на улицу, я забрался в "бьюик" и импульсивно взглянул на часы. 21.21 -- то есть прошло шестнадцать минут с тех пор, как я смотрел на них раньше. Хохотнув про себя, я подумал, что ввел свой ум в прекрасное состояние нервной дрожи, но по-прежнему чувствовал какую-то светлую радость и облегчение от того, что помнил каждое мгновение, проведенное в квартире Бордена.
Было еще довольно рано. Я решил нанести последний визит, а затем направиться домой. По списку Энн я еще не переговорил с Артуром, адвокатом Робертом Ганнибалом и мисс Стюарт. Я не видел Питера Саулта и Эйлу Вайчек, которыми, между прочим, уже был заинтригован. Особенно Эйлой. Энн Вэзер оставила меня в чертовски ненадежном состоянии, и как бы там ни выглядела Эйла, она прежде всего была женщиной.
И тут я заметил такую деталь, которая пробудила у меня еще больший интерес к этой паре. Питер Саулт жил на Марафон-стрит, 1458, квартира 7. Эйла Вайчек имела тот же адрес, но обитала в восьмой квартире.
Я поехал на Марафон-стрит.
Внутри горел свет. Он пробивался под дверью с номером 7, и именно в нее я постучал. Послышались шаги, а затем дверь открыл высокий худощавый мужчина тридцати лет с длинной кистью в руке и пятнами краски на подбородке.
-- Привет,-- сказал он бодро.-- Входите. И смотрите под ноги.
Я вошел и, перешагивая через стопки книг, чуть не споткнулся о длинный сапог. Мне удалось обойти все препятствия, и я наконец оказался посреди комнаты. Боже, какой тут царил беспорядок. Но если ему все равно. то мне -тем более.
-- Питер Саулт,-- представился он.-- А вы кто будете?
-- Марк Логан.
Я дал ему взглянуть на свое удостоверение.
-- Частный детектив.
Он усмехнулся, показав белые зубы.
-- Вы серьезно? Что-то произошло?
-- Я проверяю обстоятельства вечеринки, на которой вы и Эйла Вайчек были в субботу вечером.
-- Ах да.
Он по-прежнему усмехался.
-- Вот уж действительно был вечерок.
Он вдруг стал серьезным и нахмурился.
-- А зачем вы проверяете обстоятельства? Что-нибудь случилось?
-- О-хо-хо. В принципе, ничего важного. Я просто хочу поговорить с теми, кто там присутствовал, и выяснить, что же произошло.
Дверь позади него отворилась, и в комнату вошла высокая черноволосая женщина. Она выглядела какой-то несчастной. Волосы были туго перевязаны на затылке и рассыпались по плечам гладкими каскадами. Тело облегало черное платье. Энн хорошо описала ее -- сладострастная и в чем-то даже восхитительная. Энн оказалась права и в кое-чем еще -- я действительно мог назвать ее сексуальной. Длинные красивые ноги, рот цвета крови, черные брови, которые, как крылья, косо шли вверх от переносицы. И не только это шло в ней вверх.
-- Привет. У вас что, вечеринка?
-- Нет, Эйла. Не вечеринка. Это Марк Логан, частный детектив,-представил меня Питер.-- Ему нужна информация о субботнем шабаше.
Ничего не говоря, она взглянула на меня, потом прошла к драпированному креслу в углу комнаты и шлепнулась в него, забросив ноги на подлокотник. Она крайне небрежно обращалась с этими длинными стройными ножками. И под ее платьем явно не было ничего, кроме самой Эйлы.
Я рассказал им, зачем пришел сюда, и минут десять мы обсуждали тот вечер, так и не раскрыв ничего нового. Когда я рассказал о попугае, оба они выглядели озадаченными. Они подтвердили то, что мне говорил Джозеф Борден. Я хотел уже уходить, когда вспомнил слова Энн о картинах Питера и как бы случайно представился "любителем".
Лицо Питера посветлело.
-- Правда? Прекрасно. Пройдемте сюда... Я только что закончил работу. Возможно, она заинтересует вас.
Я пошел за ним в студию, а впереди нас шествовала Эйла, и надо сказать, шествовала она превосходно. Я окончательно убедился, что под платьем у нее ничего нет. Платье охватывало талию, облегало бедра, и, когда она шла, под тонкой материей легко угадывалась твердая плоть.
В середине комнаты на мольберте стояла большая картина. За ней виднелся низкий драпированный диван. Эйла прошла к нему, откинулась на спинку, позволив платью едва прикрывать свои бедра. Действительно едва. Я отвел взгляд в сторону и посмотрел на картину.
Она оказалась так себе. На мой вкус, конечно. Он расписал ее как ад -тут перемешались кривые линии, могильные холмы, какие-то кляксы, и я от нее дурел.
Питер тревожно взглянул на меня.
-- Нравится?
Я пожевал губу. Очевидно, это было "современное искусство". Возможно, "Симфония лжи" или "Заря над критикой". Я не знал, что бы такого сказать без обмана.
-- М-мм, да уж. Действительно.
-- Конечно, тут надо еще повозиться, прежде чем выставлять на демонстрацию. Это из моего позднего... Диана после охоты. Честно говоря, не верю, что создал бы подобный эффект с другой моделью. И только Эйле удалось объединить сущность -- вдохновение, драму и огонь...
-- Эйле?
Я взглянул на пеструю картину.
-- Так это Эйла?
Питер Саулт нахмурился. Я свалял дурака.
-- Конечно,-- сказал он резко.-- Это козлу понятно. Смотрите!
Он ткнул в картину кистью.
-- Вот мотив...
Он замолчал и повернулся к печальной девушке.
Она кивнула и, пожав плечами, слегка дернула подол платья. Оно начало расстегиваться. Я оказался прав -- под ним ничего не было. С явно наигранным равнодушием она подняла руки к воротнику и потянула платье к плечам. Прошла секунда или две, но мне казалось, что она раздевалась очень долго, словно каждое движение выполнялось с преувеличенной, провоцирующей медлительностью.
Платье сползло с плеч, оголив дерзкую высокую грудь. Казалось, Эйла почти не осознавала своей абсолютной наготы, но ее большие темные глаза застыли на мне. Мгновение она придерживала платье на бедрах, прикрыв изгиб талии и верхнюю часть бедер. О, Боже, она походила на свои черные брови, летящие ввысь. Полная грудь выпирала вперед, ноги слегка раздвинулись, белая кожа создавала изумительный контраст с черной тканью. Она выглядела почти непристойно голой. В тот миг мне подумалось, что эта жаркая сильная женщина и в аду получит наслаждение.
Платье упало на пол. Эйла повернулась, шагнула к дивану и погрузилась в него, закинув руки за голову. Она подняла правую ногу, затем опустила ее на одежду и неподвижно замерла.
Питер о чем-то говорил, но я его почти не слушал. Он что-то объяснял о "светотени... символических элементах... тональной необходимости" и множестве других непонятных вещей, а я смотрел на Эйлу. Как я понимал, в этой комнате она была единственным произведением искусства, сочетая в себе все необходимые элементы, символизм и прочее.
Питер мог говорить только о картине. Не отрывая глаз от Эйлы, с почти диким одобрением, я делал в соответствующие моменты какие-то идиотские замечания. Эйла повернула голову и, похотливо улыбаясь, смотрела на меня.
Питер начал поворачиваться ко мне, и я тут же перевел взгляд на него. Он счастливо улыбался.
-- Спасибо вам. Но если бы вы посмотрели на нее, когда я закончу.
-- Действительно,--подтвердил я.-- Могу представить.
Питер отвернулся к картине и начал работать. По мне он мог бы этого и не делать, но художник вдохновенно тыкал кистью то здесь, то там. Я молча ждал. У меня больше не было вопросов к нему, но, думаю, один или два вопроса я мог бы задать Эйле.
-- Где, черт возьми, желто-кремовая?-- вдруг заорал Питер.. Я вздрогнул.
-- Что?
-- Желто-кремовая. Ну что же тут творится?
Он переворошил длинную коробку, заполненную сморщенными тюбиками.
-- Эйла, где, черт возьми, желто-кремовая?
Она пожала плечами и приподнялась на локте. Ее длинные волосы волнами стекали на белое плечо.
-- Черт,-- воскликнул Питер и выскочил из комнаты.
В передней раздался звук хлопнувшей двери. Эйла взглянула на меня. Я спросил через несколько секунд:
-- Куда он ушел?
-- Наверное, в гараж. У него там краски и всякий хлам.
![Ричард Пратер - Распятая плоть [= Кинжал из плоти, Плоть как кинжал]](/uploads/posts/books/248316/248316.jpg)
