Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона
Она вздрогнула:
— Ч-что?..
— Видела небось таких у дедушки? — терпеливо повторил я. — Да?
— Да, — вздохнула она. — Конечно. Понятно.
Я кивнул:
— Молодец. Ну а последнее…
И вдруг застыл как мумия, потому что на белоснежной стене, приблизительно на метр выше наших голов, точно из ниоткуда, возникла внезапно маленькая красная точка…
А потом эта кровавая точка стала быстро-быстро опускаться и…
И я заорал и рухнул на пол, судорожно пытаясь в падении зацепить под столом ногу девушки и слыша уже звон разбитого стекла.
Зацепил…
И Лиза с коротким вскриком повалилась на пол рядом со мной.
А впрочем, рано или поздно она повалилась бы и без моей помощи.
Мертвецам очень трудно сидеть на табуретке.
Как правило, они с нее падают.
Глава восьмая
Лежал на полу я минут пять, не меньше. В коридоре бешено метался и надсадно хрипел Джон, рвясь в кухню, — но бесполезно: дверь открывалась наружу, а я не спешил производить какие-либо не то что действия, даже просто движения. Лежал и думал: что же это такое творится на белом свете вообще и с моей персоной в частности?!
А еще я время от времени посматривал на неподвижно вытянутое на полу тело девушки с дыркой во лбу и залитым кровью лицом. Я-то вот лежу без дырки, только засыпанный битым стеклом. Странное стекло — от пули разлетелось как от булыжника. А калибр-то небольшой…
Но дьявол с калибром! Как говорил С.С. Горбунков, похоже, на ее месте должен быть я! А кто же еще? Какой-то пижон взял винтарь с лазерным прицелом, а наши с девчонкой головы оказались на одной линии — и промах.
Хотя, с другой стороны, неужели стоило затевать все эти кошки-мышки и вытаскивать меня сюда, чтобы просто пришить? Это же вполне можно было сделать и возле моего родного подъезда. Но тогда получается, что…
И вдруг я услышал хруст шагов по гальке — были во дворе и саду не только заасфальтированные, но и засыпанные галькой дорожки. И направлялись шаги не к крыльцу, а прямо к окну.
Изогнувшись как угорь, я смахнул правой рукой с соседнего стола длинный кухонный нож, а левой, возвращаясь на место, зачерпнул с пола из-под головы девушки пригоршню начавшей уже загустевать, еще теплой крови и мазнул себе по шее и затылку. Нож с правой рукой — под живот, и снова застыл как труп.
Шаги приблизились и замерли. Теперь слышалось лишь с трудом сдерживаемое дыхание "посетителя". Тоже волнуется, тварь… Хотя что значит — "тоже"? Меня беспокоило только одно — как бы он с ходу не влепил мне в башку свинцовую плюху.
Через минуту я услышал тихий мат и легкий звон стекла — парень вынимал из рамы осколки, чтоб не порезаться при десантировании. Ну, давай, давай, сволочь…
Когда он спрыгнул внутрь, то чуть не наступил на меня. За дверью снова начал раздираться Джон. Убийца сделал один не слишком уверенный шаг, второй…
Его левая нога была теперь совсем рядом. Обычная мужская нога в серой брючине и сандалия с дырочками — да-да, они тут ходят уже в сандалиях с дырочками, счастливчики!..
Но всякое счастье, особенно не заработанное честным трудом, когда-нибудь да заканчивается. Счастье этого типа завершилось в тот конкретный момент, когда я коротким взмахом ножа пришпилил его ступню к паркету.
Он завопил как сумасшедший. Я вскочил и зажал ему рот. Неудачно зажал — собака, чуть не прокусил ладонь, и тогда я другой рукой врезал ему по кадыку, чтоб заткнулся, но от волнения врезал чересчур сильно: гортань чвакнула, шея подломилась, а голова безвольно рухнула на плечо. Твою мать! — кого же я теперь буду допрашивать?!
Аккуратно уложив хлопца под бывшим окном, я опять стал ждать. Вопрос в одном — он ли "стрелок"? Если он, то где оружие? Оставил в "гнезде"? Или же во дворе караулит напарник?
Ждал я пять минут. Потом еще пять. А потом плюнул и осторожно выглянул в окно. Метрах в двадцати начинаются покрытые молодой, но уже густой листвой кусты. За кустами — деревья, за деревьями — забор, и вроде бы нигде ни малейшего шевеления.
Я плюнул еще раз и, перешагнув через девушку, вышел в коридор, где был встречен радостными объятьями Джона. Но обниматься было некогда. Заперев входную дверь, я проследовал в "большой зал", сел на пуфик рядом с инкрустированным перламутром столиком а-ля рококо и из экономии (и конспирации) протянул руку к инкрустированному тем же самым телефонному аппарату.
Первая попытка оказалась неудачной. Трубку на другом конце линии не сняли. При второй попытке, минуты через три, ее сняли, но не то лицо, с которым я хотел говорить. На просьбу же позвать то, потребовали представиться и, когда я отказался, моментально услышал короткие гудки.
Я терпеливо набрал номер в третий раз и с места в карьер сообщил, что ежели мне сейчас же не позовут того, кто мне нужен, то в самое ближайшее время об этом горько пожалеют и тот, кто мне нужен, но главное, тот, кто мне его не позвал.
Услышав наконец знакомый голос, проговорил искусственным басом:
— Немедленно приезжайте в известный вам дом. — И назвал адрес.
— Но!.. — попыталась возмутиться перламутровая трубка.
— Никаких "но". — Тон мой был ледяным, как у зомби. — Приезжайте.
Я едва успел смыть кровь и сменить рубашку, а он уже явился. Я открыл входную дверь, и он вздрогнул от неожиданности:
— Вы?!
— Как видите.
Он нахмурился:
— Что вы здесь делаете?
— Сам не знаю, — пожал я плечами и мотнул головой в сторону двух сопровождавших его дородных молодцев: — Скажите, чтобы пошарили в джунглях напротив кухни. Возможно, найдут кое-что интересное. А после пускай подождут во дворе, ладно? Разговор предстоит серьезный, не хотелось бы прерываться по пустякам.
На мгновение он заколебался, потом отдал соответствующие распоряжения своим орлам и шагнул через порог. Замер, увидев Джона.
— А это что за синьор?..
Признаюсь, на душе у меня просто кошки скребли. Да прикиньте сами: я в коридоре с живым и очень опасным дедушкой, а на полу в кухне его мертвая внучка. В такой ситуации единственным выходом было подробно рассказать старику всю предысторию — надеюсь, поверит, что не я же, в конце концов, убил девушку!
Я хмуро покачал головой:
— Эх-х… Поскольку беседа будет совсем не веселая, зацените уж для начала свой подарок, Владимир Евгеньевич…
Он "заценил".
Придирчиво и даже как-то ревниво осмотрел и ощупал покорно застывшего после моей команды Джона с макушки до пят, аж залез в пасть. Наконец выпрямился и, достав из кармана серой курточки платок, вытер морщинистые руки. Хмыкнул:
— Нормально, юноша. Хорошо.
— Только "хорошо"? А почему не "отлично"? — вяло поинтересовался я.
— Уши слабо купированы.
Я вздохнул:
— Так нам с ним овец не пасти.
— Все равно — стандарт есть стандарт. К тому же жирноват, и рубцов для его возраста многовато. Травите специально?
Я развел руками:
— Да нет. Само-собой иногда выходит…
— Смотрите не перетравите. Иначе скоро и по квартире на цепи и в наморднике гулять с ним будете да к стеночке жаться. Ладно, что дальше?
Я помрачнел:
— А дальше… Проходите, пожалуйста, чего ж торчать у дверей.
Мы проследовали в зал и сели. Он в огромное кресло, я на скромный стул. А Паук постарел, думал я, глядя на его землистое худое лицо. Однако глаза все те же, "паучьи".
— Короче говоря… — преувеличенно бодро хлопнул я себя по коленке. — Только вы, ради бога, в обморок не падайте, сознания не теряйте, в общем — не волнуйтесь.
— Не буду, — пообещал он. — Итак?
— Итак, отвечаю на первый вопрос — насчет того, что я здесь делаю. Увы: "что" — сам покуда не знаю. А вот почему я здесь. — И сунул прошлогоднему папе телеграмму.
Он пробежал ее в тысячную долю секунды. Дёрнул тощим плечом:
— Ну и что?
Я вылупил зенки:
— Как это — "ну и что"?!
Паук сердито засопел:
— Нет, ну а какой, интересно, реакции вы ждали? Я, разумеется, от вашего нового визита не в восторге, но она же не маленькая, в конце-то концов! И ежели ей вдруг приспичило выписать для… хм… сердечных утех вас… Ну, знать, и впрямь дура, я ей это еще год назад говорил.
Мало-помалу я тоже начал выходить из себя.
— Владимир Евгеньевич, прекратите ругаться. Во-первых, она все-таки ваша дочь, а во-вторых: при чем тут дура — не дура?! Главное, милостивый государь, то, каким образом ваша прекрасная дщерь могла отправить эту телеграмму отсюда, коли она загорает на Крите?
Паук привстал:
— Где?!
— На Крите, — повторил я.
Он плюхнулся обратно в кресло.
— Вы рехнулись?
Я кивнул:
— Не исключено. Вопрос номер два: у вас есть внучка?
Старик насторожился:
— Есть…
— Ее зовут Лиза?
— Ну допустим, и что же?
