Руслан Белов - Крайняя маза
- Смеешься...
- Конечно, смеюсь. И вообще хватит трепаться. Пошли, могилку Паше присмотрим. Место должно быть такое, чтобы на машине можно было подъехать. Ну, и без всевидящих дамочек с собаками и собачками.
Через час они нашли подходящее место в заросшей мелколесьем пойме Пономарки. И не только место, но и готовую могилу - обстоятельную песчаную яму. Глубиной около полутора метров и соответствующего профиля, она открывалась под обрывом надпойменной террасы.
- Часов в десять сюда приедем, - сказал Шура, звучно харкнув в яму. Не поздно будет? Менты в это время наверняка тут ошиваются. Место самое то для экстренного погребения нежелательных социальных элементов. И эту могилку наверняка персонально готовили, но сорвалось...
- Боишься, что застукают?
- Боюсь, - закивал Шура. - Он больше ста килограммов весит, пока тащить будем с перекурами, точно кто-нибудь увидит.
- Паша придет сюда на своих ногах, - усмехнулся Смирнов. - Сам ляжет в могилу, и сам же себя погребет, на сколько сможет, погребет. Нам останется только помочь ему получше от собак бродячих схорониться - не дай бог, разроют его на наши головы.
- А почему он на своих ногах придет? Что, у тебя отрава какая есть?
- Да, есть... Порошочек от одной малоизвестной тибетской колдуньи.
- Врешь!
- Я всегда вру. "Мысль изреченная - есть ложь", - сказал Тютчев. Ну, если не ляжет, что, мы ему не поможем?
- Поможем, - покивал Шура, бегая глазами по непроницаемому лицу Смирнова.
10. Это было нечто.
С Вероникой Антоновной и ее сыном Шура обошелся ювелирно. Они без разговоров впустили "сантехника" в свою квартиру. Гипнотическую роль, видимо, сыграли простое русское лицо Шуры и водяной счетчик, принесенный им для убедительности.
После того, как хозяева (включая тойтерьера, облаявшегося до хрипоты) были усыплены, связаны и уложены на полу спальной, из своей квартиры пришел Смирнов. Через пятнадцать минут (ровно в девятнадцать ноль-ноль) проход в одиннадцатую квартиру был проделан. Первым в нее прошел Евгений Александрович. Убедившись, что входная дверь не закрыта на внутренний засов и что прохода в обитель Марьи Ивановны нет, он принялся изучать таинственную квартиру.
Это было нечто.
Окна ее - и в комнате, и на кухне - были завешены тяжелыми двойными шторами, такими тяжелыми, что раздвинул их Смирнов не без труда. Стены, в том числе, и внутренние, покрывали звукопоглощающие пластиковые панели, полы - внушительной толщины ковровое покрытие.
Обстановку в комнате представляли большой и высокий двухкамерный сейф, выкрашенный светло-синей краской; обшитое зеленой тканью кресло с гнутыми подлокотниками, старый письменный стол (облупившийся дерматин, незамысловатые ключики в замочных скважинах, точеные ножки и тому подобное), а такжескрипучий венский стул.
Сейф был открыт. В нижнем его отделении пылились кипы пожелтелых бумаг, в верхнем - рядками лежали инструменты - пила, плоскогубцы, молоток и тому подобное.
В единственном выдвижном ящике письменного стола Евгений Александрович нашел старую газету с наполовину разгаданными кроссвордами и три конторские книги.
Одна из них - синяя, с обклеенными коленкором уголками - на мгновенье ошеломила Смирнова. Ее страницы покрывали списки устраненных соперников и недоброжелателей. Они были сделаны в табличной форме с указанием возраста, должности, квалификации, причины, времени и способа устранения. Должности несчастных были преимущественно высокими, фамилии - в основном нерусскими. Способы устранения варьировали от "разорен в дым" и "закрыт в крытой" до "бвМ.-р." ("брошен в Москву-реку" расшифровал Смирнов) и странного "збтрн".
Во второй книге - серой, изрядно потертой и практически заполненной протоколировалось движение денежных средств (от кого получены, куда направлены, сколько и как утаено). Она сняла неприятное ощущение, полученное от первой - "Есть денежки, есть", - подумал Евгений Александрович, ее листая.
Третья книга была чиста. Она, видимо, готовилась принять эстафету от предыдущей.
В прихожей на верхней полке встроенного шкафа лежал черный кожаный дипломат. Новенький. В нем были доллары. Около трехсот пятидесяти тысяч. Преимущественно в старых сто долларовых купюрах.
Находка Смирнова не обрадовала. Возможно, причиной тому было то, что пока у него не было никаких оснований назвать деньги своими. А может быть, из-за того, что, открывая шкаф, он увидел на дверке пятна засохшей крови.
Вернув дипломат с деньгами на место, Смирнов вновь прошелся по квартире. И обнаружил, что незамеченные им при первом осмотре пятна крови представляют основную ее достопримечательность. Небрежно или вовсе не замытые, они бурели на полу и на стенах комнаты, ванной, туалета и кухни. И на инструментах.
В тот момент, когда Смирнов, закончив обследование пространства под ванной, поднимался на ноги, в проломе, появилась голова Шуры.
- Ну, чего? Есть деньги? - спросил он, с беспокойством вглядываясь в озабоченное лицо напарника.
- Есть. Тысяч триста пятьдесят.
- Долларов?
- Конечно.
- А что ищешь? - спросил Шура, перебравшись к Смирнову.
- Похоже, тут не одного беднягу замочили... Смотрел, нет ли чего под ванной.
- Через пятнадцать минут Паша придет, а ты мента киношного из себя изображаешь! Ты еще отпечатки пальцев с унитаза сними.
- Черт, я забыл совсем! Знаешь, похоже, что квартира никак не сообщается с квартирой Марьи Ивановны!
- Не может быть! Должна сообщаться! - не поверил Шура и пошел в комнату. Несколько минут он осматривал и простукивал стену.
Безрезультатно.
- Ты зря мучаешься, - сказал Смирнов, когда Шура опустил руки. - В письменном столе я нашел конторскую книгу, так там записи сделаны исключительно по пятницам. И почти в каждую из них. Значит, Паша непременно явится пред наши ясные очи.
- Я знаю это лучше тебя. Через десять минут мы его точно увидим, посмотрел на часы Шура. - Что будем делать?
- А ничего! Клади свой ствол на стол и садись кроссворды разгадывать. Ручка есть?
- Есть, - озадаченно посмотрел Шура.
- Вот садись и гадай. Когда этот тип образуется, спросишь у меня, знаю ли я млекопитающее семейства волчих, на "П" начинается, на "Ц" кончается. Понял?
- Понял. А вдруг он с Марией Ивановной войдет?
- Ну и что?
- Она может тебя узнать.
- Ничего страшного. С ней мы разберемся. Вот тебе кроссворд, валяй, разгадывай.
11. Млекопитающее семейства волчих.
В семь сорок пять в квартире Марии Ивановны послышались глухие звуки. Спустя полминуты центральная панель стены бесшумно ушла внутрь, тут же отодвинулась в сторону, и Паша Центнер предстал перед глазами Евгения Александровича.
"Портрет Дориана Грея",- подумал он на третьей секунде встречи. И не без оснований подумал - бригадир гангстеров старел на глазах, на глазах Смирнова он превратился из пышущего здоровьем и уважающего себя человека в смертельно уставшего безвольного старика.
- Млекопитающее семейства волчих, на "П" начинается, на "Ц" кончается, - спросил Шурик Смирнова, не отрывая глаз от газеты.
- Песец, - ответил Смирнов. И, вдавившись тяжелым взглядом в обезличенные уже глаза Паши, добавил: - Котенку.
Внизу, в седьмой квартире застучали молотком. Над осевшим плечом бывшего гангстера, да, да бывшего - не было сомнений, что король криминального мира умер - появилось перепуганное лицо Марьи Ивановны. Увидев непроницаемого Смирнова, Шуру с газетой и пистолетом, она неестественно для женщины ее склада запричитала:
- Знала, я знала, что этим все кончится! Сколько веревочке не виться кончику быть!
И отстранив любовника, бросилась на колени перед Смирновым:
- Не убивайте меня! Я ни в чем не виновата! Я ему, говорила, что у своих красть нельзя! А он не слушал, не мог остановиться, он алчный!
- Да... Жадность фраера губит, - согласился Шура, занося в кроссворд очередное слово.
Смирнов смотрел в глаза Марии Ивановны, весьма примечательной женщины лет под тридцать семь и думал, что она, пожалуй, первый раз в жизни видит Шуру. Увидев его, своего соседа, признала мгновенно, а Шуру нет. И ее лох-любовник не признал. А из этого следовало, что Паша Центнер, не нанимал Шуру для изнасилования Юлии. Обернувшись к столу, Смирнов взял пистолет и вперился в напарника вопрошающим взглядом. Тот занервничал, забегал глазами, и, кое-как укротив их, сказал, недовольно морща лицо:
- Потом все объясню. Не здесь же базар разводить, в натуре.
- Отведи его в машину, - сделав паузу, кивнул Смирнов на Пашу. - Приду через десять минут.
Шура увел бандита в ванную. Паша Центнер по-прежнему выглядел, как смертельно уставший каторжник.
Оставшись наедине с хозяином положения, Мария Ивановна расстегнула верхнюю пуговицу китайского халатика. Затем - следующую. Смирнов смотрел с вялым интересом, хотя обнажившаяся грудь была хороша по всем параметрам. Высокая, упругая, невыносимо шелковая, с призывной алой родинкой; сосок из тех, которые нравились Евгению Александровичу - аккуратный, небольшой и нежно-коричневый.
