Э. Хартли - В день пятый
— Итак, Род сказал вам что-нибудь полезное или же просто отшил, вывалив кучу бюрократической ахинеи?
Улыбнувшись, Томас посмотрел на Хейеса. Тот ответил на его улыбку с выражением привычного терпения.
— Он мне очень помог, спасибо, и предложил оставить контактную информацию на тот случай, если… — начал Найт.
— Бюрократические уловки, — отрезал Девлин, сверля взглядом главу своего аппарата, который нянчил нетронутое виски, сдвинув ноги вместе, словно метрдотель, застывший в готовности забрать пустую супницу. — Я не знаю, черт побери, что там происходит. Я имею в виду Манилу, хотя, наверное, и Вашингтон тоже. Но обязательно выясню и сообщу вам. А вы тем временем не предпринимайте ничего такого, что может вызвать подозрения. Оставьте розыскную работу следователям. И мне.
— Благодарю вас, господин сенатор, — произнес Томас, пригубив виски. — Можно спросить, как вы с ним познакомились? Я имею в виду моего брата.
Девлин поколебался мгновение, словно пытаясь вспомнить. Томасу показалось, что Хейес бросил на босса выразительный взгляд, и ему захотелось понять, что это означало. Предупреждение? Призыв к осторожности? Определенно, что-то в этом было. Так или иначе, но Томас вдруг вспомнил, что, несмотря на все свое показное панибратство, сенатор Девлин был профессиональным политиком. Такие люди не достигают своего положения, всегда говоря то, что думают, даже если им и удается мастерски создавать подобную иллюзию.
— Эд обратился ко мне где-то с год назад, — начал сенатор, задумчиво склонив голову набок. — У него были мысли о создании одной организации, основанной на вере, — межконфессионной, как вы понимаете. Лидеры местных религиозных общин работают вместе, решая социальные проблемы города на самом нижнем уровне. Мне понравились эта идея, сам Эд и его образ мысли. Понимаете, толковый, но не заумный, конкретный, не абстрактный. Я не желаю связываться с общими теоретическими бреднями, от которых ни у кого на столе не появится лишний кусок хлеба…
— Или же они не позволяют людям самим зарабатывать на этот кусок, — добавил Томас, снова становясь язвительным.
Девлин выразительно кивнул, отмахиваясь от насмешки, и сказал:
— Господь помогает тем, кто заботится о себе сам.
— С тех пор вы поддерживали друг с другом связь? — спросил Томас, уклоняясь от спора. — Эд снова встречался с вами после возвращения из Италии.
И вот опять!.. Краткое колебание со стороны Девлина и напряженное внимание, на мгновение захватившее Хейеса.
— Да, — наконец подтвердил сенатор. — Я хотел, чтобы Эд принял участие в работе попечительского совета одной местной школы. Он имел соответствующий опыт и как нельзя лучше подходил для этого дела. Однако Эд был полностью поглощен приходскими заботами и своей книгой. У него совершенно не оставалось времени. Разумеется, я огорчился, но с уважением отнесся к его позиции.
— Ну а затем? Вы с Эдом еще разговаривали до его отъезда на Филиппины?
— Вы к чему-то клоните, мистер Найт? — с той же самой хищной усмешкой спросил сенатор. — У меня складывается такое ощущение, будто мне устроили допрос.
— Мне просто любопытно, — поспешил на попятную Томас. — Я пытаюсь заполнить пробелы. Как я уже говорил, мы с Эдом не были особенно близки… В общем, наверное, я просто хочу выяснить, чем он там занимался.
Присев на край стола, сенатор подался вперед, нависая над Томасом, смерил его холодным пытливым взглядом и заявил:
— Вы опасаетесь, что за разговорами о терроризме что-то есть. Вы чувствуете вину за то, что потеряли связь с братом, и беспокоитесь, что он мог действительно сбиться с пути и стать изменником родины.
Томас ничего не сказал, не уверенный на все сто в том, как он отнесся к этому заявлению, несколько поникнув под пристальным взглядом сенатора.
Следующие слова Девлин произнес медленно и раздельно:
— Выбросьте все это из головы, — Найт кивнул и услышал: — Ваш брат не был террористом. Дело напрочь развалится. Помните Эда таким, каким вы его знали, и не слушайте горстку заблуждающихся чиновников, которые высказывают вслух беспочвенные подозрения. Сейчас все пугаются собственной тени. Повсюду мерещатся террористы и их приспешники. Но Эд не принадлежал к их числу. Вы сами это знаете.
Томас кивнул, гадая, разделяет ли он убежденность сенатора. Больше ничего общего у них не было.
Глава 11
Томас скучал по Чикаго. В молодости он проводил в городе много времени, но теперь, когда работа и дом держали его в более спокойном и размеренном Ивенстоуне, в шумный центр Найт выбирался редко. Ему нравились причудливые серые просторы Чикаго, голые деревья и ветер, поднимающий рябь на поверхности озера. Томас направился к набережной, думая об Эде и гадая, как жить дальше, когда все рухнуло. Незаметно дом себя он очутился в зоопарке Линкольн-парк. Это местечко показалось ему тихим, а вход в него до сих пор — поразительно! — оставался бесплатным.
Поэтому Найт вошел внутрь, как в детстве много раз делал вместе с Эдом.
Здесь было не столько тихо, сколько пустынно. Вечерело, стало уже очень холодно, но Томас находил странное удовлетворение в том, чтобы бродить в полном одиночестве, поскольку лишь немногие звери отваживались выбираться из своих укрытий. Обычно зоопарк вызывал у него противоречивые чувства. Его притягивали красота и великолепие животных, в то же время он испытывал к этим существам что-то вроде жалости, сколько ни убеждал себя в том, что подобные заведения выполняют множество всевозможных положительных функций. Однако сегодня Томас ощущал лишь умиротворение, в котором мелькали призраки воспоминаний.
Ему встретилось лишь одно семейство: мужчина с худым лицом и его жена, колотившая по стеклу клетки с гориллами к восторгу вопящих ребятишек. Томас едва не сделал ей замечание, но у него не было энергии, а гориллы лишь равнодушно наблюдали за людьми, дожидаясь, когда те уйдут.
Томас прошел через павильон с кошачьими, посмотрел на разгуливающих из стороны в сторону снежных барсов, затем вышел обратно на холод, где по заснеженным камням лениво бродили львы, отделенные от людей невысокой оградой и глубоким пустым рвом. В детстве прогулку по зоопарку они с Эдом всегда завершали здесь, переходя от вольера к вольеру и споря о том, кто круче, рысь или сервал, точно так же, как сравнивали достоинства подающих и крайних нападающих. Львы, как и всегда, выглядели небрежно высокомерными и безразличными, лениво терпящими людей, которые, подобно Томасу, пришли на них поглазеть, спокойными в сознании того, что они полновластные хозяева в своих владениях, какими бы ограниченными те ни были. Даже в заточении, среди чикагской зимы, окруженные с одной стороны серыми небоскребами, а с другой — еще более мрачными водами озера Мичиган, львы сохранили маленькую частицу саванны, которой правили.
«К этому нужно относиться с уважением», — подумал Томас, внезапно прочувствовав отсутствие брата так, как этого не было в течение всего дня.
Поглощенный созерцанием львицы, которая фыркала и лениво чесалась, Томас заметил появление еще одного посетителя только тогда, когда тот остановился рядом с ним. Мужчина был в мешковатой теплой куртке, перчатках и вязаной шапочке, скрывавшей почти все лицо.
Томас непроизвольно отступил в сторону. Мужчина стоял слишком близко, зимняя одежда позволяла ему хорошо прятать свою внешность. Внезапно он положил руку на спину Найта, прижимая его к ограждению.
Томас попытался стряхнуть его руку, но неизвестный — он был белым, однако, помимо этого, Найт больше ничего не мог сказать — схватил его за левое запястье и заломил руку высоко за спину. Быстрое движение завершилось, прежде чем Томас успел среагировать. Он решил, что неизвестный тип попытается забрать у него бумажник, и смирился бы с этим, учитывая события последних двух дней, однако тот не стал делать ничего подобного. Вместо этого он вонзил колено Томасу в пах, и бедняга согнулся пополам.
— Не суйся не в свое дело, — прошипел нападавший, прижимаясь губами к уху Найта.
Какое-то мгновение эти слова ничего не значили для Томаса. Он, захлестнутый совершенно неожиданной злостью, резко распрямился, выбросил правый кулак и попал неизвестному прямо в висок, чего тот не ожидал. Какую-то долю секунды или даже меньше Найту казалось, что противник обратится в бегство. Однако удар лишь разъярил нападавшего, и он с рычанием дернул головой в сторону Томаса. Его глаза под черной шерстяной шапочкой сверкнули ледяной синевой, и Найт попятился назад, чувствуя, как минутная злость быстро уступает место панике. Он поднял обе руки, сжимая кулаки, чтобы защитить лицо от нового натиска, и эта ошибка едва не стоила ему жизни.
Стремительного града ударов не последовало. Вместо этого незнакомец подступил к Томасу вплотную, внезапным неожиданным движением стиснул его в медвежьих объятиях, оторвал от земли и толкнул. Найт ощутил, как весь вес его тела поднимается через ограду и на мгновение прижимается к перилам. Он успел мельком увидеть горящие яростью глаза и пустынный зоопарк, раскинувшийся позади неизвестного типа, и что есть силы ударил его ногой. На полускрытом шапочкой лице впервые отобразилась боль, сменившаяся бешеной решимостью.
