Марина Серова - Оружие страха
— Да ты должна помнить Маринку, — меланхолично продолжал Игорь, — одно время она дружила с Анькой. Даже подражала ей во всем.
Я вспомнила. Та самая Марина, которая старательно копировала Анькины наряды. Волосы и те выкрасила в рыжий цвет. Ее страсть к Аньке привела к тому, что вполне респектабельная Марина стала завсегдатаем «Секонд-Хенда»! А этот факт говорит о многом.
Анька была для нее чем-то вроде журнала «Эль». Потом они почему-то поссорились. Причину их размолвки я не помню. И Марина перестала показываться у Аньки.
Анька по этому поводу почти не переживала. Ей было некогда.
Монечку я тоже вспомнила. Если Марину еще можно было перенести, то Монечка с его коровьими глазами и толстой шеей вызывал у меня отвращение.
Когда я его встречала, он смотрел на меня странным взглядом, остановившимся и немного угрожающим. Кроме этого жвачного взора, Монечка еще обладал обильной перхотью и дурными манерами.
Марина была довольно изящной дамой, а подражание Аньке сделало из нее просто европейскую леди. Поэтому мне, честно говоря, эта пара казалась странной и дисгармоничной.
— А почему они поссорились с Анькой? — спросила я Игоря.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Кажется, Монечка начал проявлять к моей супруге излишнее внимание. Анька его выгнала.
— Но это же нормально! Почему Марина обиделась?
— Они оба не очень нормальные, — сообщил Игорь. — По-моему, они страдают целым букетом психических недугов. Помню только, что долгое время супруги здоровались с нами сквозь зубы и были врагами номер раз. Потом страсти поулеглись, и они начали ругаться друг с другом. Кончилось это разводом и дележом имущества.
А кстати… С Мариной-то я и не разговаривала! Про нее я совсем забыла. А ведь именно Марина могла завистливым оком углядеть белую «девятку». И многое другое. Завистливое-то око смотрит зорче остальных!
* * *Когда предо мною возник волошинский дом, я почувствовала усталость. Признаться, он мне поднадоел. У меня создавалось ощущение, что я прожила в этом сером небоскребе почти всю жизнь.
У скамейки, как всегда, берегла покой жильцов тетя Шура. Я вежливо поздоровалась, снискав ответную дружелюбную улыбку, и прошествовала дальше.
Состояние мое немного улучшилось, хотя в носу еще противно свербило. Я ненавидела насморк. Он был неэстетичен и пошл. Как распухшая макаронина в носу. Как отвратительный слизняк в горле.
Однако мне оставалось лишь одно — смиренно отнестись к перипетиям земной жизни.
Около дверей мамоновской квартиры я не удержалась и оглушительно чихнула.
По-видимому, мой замечательный по качеству чих владельцы апартаментов расценили как звонок.
Потому что дверь немедленно открылась, и на пороге возникла бледная копия Аньки.
Бледная копия окинула меня довольно холодным взглядом, потом взгляд потеплел — видимо, Марина вспомнила, кто я, собственно, такая.
Она приветливо улыбнулась и защебетала:
— Ах, Танечка! Какая неожиданность! И как замечательно, что ты пришла! Я ведь собиралась тебе звонить…
Факт, что Марина собиралась мне звонить, меня удивил. С чего бы это? Однако она поспешно затащила меня в комнату и, сунув в мягкое кресло с чудесной высокой спинкой, начала с места в карьер:
— Меня хотят убить!
* * *Вот так! Ни много, ни мало… Я застыла. Когда на тебя набрасываются с подобными заявлениями, сначала столбенеешь. Поскольку не знаешь, как реагировать. Я постаралась сохранить спокойствие.
— Кто? — поинтересовалась я. Марина вытаращила на меня огромные накрашенные глазищи, контактные линзы в которых были точно подобраны под цвет Анькиных глаз, и переспросила:
— Как — кто? Откуда я знаю, кто?
Она фыркнула.
— Аньку убили вместо меня, — всплеснула она руками. — Понимаешь?
Я пока ничего не понимала. Почему это мою Аньку убили вместо нее?
— Почему? — рискнула спросить я.
— Нас перепутали, — деловито сообщила Марина, — Таня, милая, я тебе заплачу… Честное слово! Пожалуйста!
Она смотрела на меня так умоляюще, что я почти сдалась. Кроме того, если она связывает свои опасения и убийство Аньки, пусть оплачивает мои труды. Я ничего против не имею. С нее не убудет.
— Давай по порядку, — попросила я, — каким образом ты пришла к подобной мысли?
— Дело в том, что мы похожи, — сказала Марина. — Следили-то за ней, а думали, что за мной… Неужели ты считаешь, что Анька покончила с собой?
— Нет, — согласилась я, — я вовсе так не думаю.
— Ну, — кивнула Марина, — значит, ее убили, так?
— Так, — опять кивнула я.
— А за что? — Марина вела себя как прокурор на суде присяжных. — За что нужно было убивать Аньку? За то, что она плохо сыграла в какой-нибудь пьеске?
Я подумала над этим предположением и решила, что вряд ли. В таком случае пришлось бы убивать кучу актеров.
— Остается только одно, — решительно изрекла Марина, — ее перепутали. А теперь подумай, с кем ее могли перепутать?
Я взглянула на Марину с интересом. По моим понятиям, Аньку вообще невозможно ни с кем спутать. Слишком яркая индивидуальность.
— Ну, посмотри на меня! — взмолилась Марина.
Я выполнила ее просьбу с надлежащим усердием. Могли. Могли! Я поняла это, когда Марина повернулась ко мне спиной.
— Могли, — повторила я вслух. Марина со спины была точной Анькиной копией! И жила в соседней квартире… Я застонала.
Разгадка замаячила почти рядом. Оставалось только выслушать Марину и, протянув руку, поймать удачу за хвост.
Господи, спасибо Тебе за Мамону!
Глава 7
После того, как Марина выразила мне все возможные и невозможные соболезнования, она перешла к делу. То есть, правильнее сказать, вернулась к наболевшей проблеме. Поскольку никак не могла отвязаться от маниакальной идеи преследования.
Я попыталась добиться от нее логических доказательств.
— Марина, ну отчего ты решила, что именно ты являешься жертвой преследования… Сходство еще не повод для подобного вывода. Убили Аню, а не тебя…
Марина махнула рукой. На ее взгляд, я не отличалась понятливостью.
— Господи, Таня, ну, как ты не понимаешь?! Они действительно охотились за мной! А подвернулась им Анька!
— По какой же причине они за тобой охотились? — поинтересовалась я.
— Причин — миллион, — печально констатировала возможная жертва. — Надо только подобрать поудачнее.
— Давай выбирать, — предложила я. Марина со мной согласилась. А чтобы выбирать было не скучно, мы решили скрасить унылое занятие хорошим вином. Хорошее вино в ее красивом баре нашлось мгновенно.
То ли Марина не любила одиночества, то ли была чуточку склонна к алкоголизму. Впрочем, может быть, ей было свойственно и то и другое.
— Ну? — безжалостно потребовала я изложить возможные мотивы предполагаемого убийства Марины.
— Начнем, пожалуй, с денег, — задумчиво промолвила моя собеседница и посмотрела в сторону холодильника. Я засекла ее взгляд и без особого труда догадалась, где хозяйка «Мамоны» хранит свои баксы.
Не знаю, у какой нации большинство наших упитанных сограждан позаимствовало сей нехитрый способ — хранить возлюбленные денежные запасы рядом с обожаемыми продуктами. Наверное, у эскимосов.
— Это первая версия, — согласилась я, — а вторая?
Марина задумалась. У меня создалось впечатление, что вторую версию она знала, просто решала, можно ли мне доверять до такой степени, чтобы этим знанием поделится. Наконец вопрос был решен в мою пользу, и она тихо сказала:
— «Мамона»…
— Что-что? — не расслышала я.
— «Мамона»… — повторила она громче и пояснила: — Наша фирма по продаже белья…
В моем воображении пластиковый Мамона помахал мне толстыми пальчиками и игриво улыбнулся. Кстати, надо не забыть спросить, откуда у них такая чудесная игрушка?
— Поподробнее можно? — спросила я. Марина кивнула:
— Конечно, можно…
Она плеснула себе в бокал новую порцию коктейля и продолжала:
— Когда мы с Моней развелись, этот толстый козел захотел получить половину моего имущества…
Она презрительно фыркнула. На ее лице появилось столько ненависти, что мне стало даже страшновато за несчастного толстого козла Матвеева.
Конечно, он пренеприятная личность, но нельзя же так…
— Это же не повод для убийства… — возразила я, — ты ведь не думаешь, что…
Она расхохоталась.
— Что ты! Я на этого паршивого труса и альфонса никогда и не подумаю. Чтобы он, своими руками… Нет, нет. Мы не такие. Мы добропорядочные граждане…
Ее смех стал похож на истерический хохот. Внезапно она затихла. Только плечи продолжали вздрагивать.
Значит, все-таки истерика, — печально констатировала я. Мне стало ее жалко. Неизвестно, каково было бы мое состояние, проживи я столько лет с невыносимым Моней.
