Стиг Трентер - Нынче в порфире…
Она хотела встать, но пошатнулась и едва не упала. Мы уложили ее на тахту. Полицейский начальник легонько пощупал ей лоб.
— Пожалуй, нужно позвать врача,— сказал он.
Однако звать не понадобилось. Означенный господин как раз вошел в библиотеку. Веспер Юнсон объяснил, что случилось, и медик привычно взял девушку за руку.
На письменном столе резко зазвонил телефон. Начальник уголовной полиции снял трубку.
— Хорошо,— сказал он немного погодя.— Хорошо. Очень хорошо… Нет, я приеду сам.
Он положил трубку и вернулся к тахте.
— Ну как она?
— С лекарствами перестаралась,— сказал медик.— Но это не опасно. Ей надо поспать, и все.
— Бедная девочка,— пробормотал Веспер Юнсон, накрыв ее клетчатым коричневым пледом, который лежал в изножье тахты.
Мы оставили спящую и перешли в столовую.
— А что с покойником?
Медик надел пальто.
— Пуля прошла прямо под сердцем,— сказал он.— Причина смерти — внутреннее кровотечение.
— Он умер мгновенно?
— Скорее всего. Грудная клетка, похоже, наполнилась кровью довольно быстро.
Веспер Юнсон кивнул и спросил:
— Давно ли наступила смерть?
— Вчера вечером, примерно между восемью и девятью. Точнее сказать трудно, много времени прошло, труп уже остыл и окоченел.
— Понимаю,— сказал начальник уголовной полиции.
Судебный медик, робко выразив надежду, что в ближайшие два часа новых трупов не обнаружат, исчез в холле.
Усатый начальник неожиданно бросил меня одного и на своих коротеньких ножках устремился к лестнице на верхний этаж. Из буфетной вышли двое полицейских, тщательно осмотрели все углы-закоулки и через некоторое время проследовали в библиотеку.
Только я успел сесть на один из парадных стульев с золотистой кожаной обивкой, как Веспер Юнсон кубарем скатился по ступенькам.
— Не желаете совершить маленькую прогулку? — спросил он.
— С удовольствием.
На пороге библиотеки возникли давешние полицейские,
— Ну? — спросил шеф.
— Все обыскали,— ответил один из них, солидный, седой.— Нет его здесь.
— Стало быть, нет,— проговорил Веспер Юнсон и расправил усы,— Нет… Ну что ж, принимайте руководство, старший полицейский. Я на часок отлучусь.
В лифте я спросил, не пистолет ли искали полицейские.
Веспер Юнсон кивнул.
— Как сквозь землю провалился,— вздохнул он.— Всю квартиру обшарили, и без толку.
— А в машине или в карманах у директора Лесслера его не было? — полюбопытствовал я.
— Нет,— коротко ответил он.
Сначала мы ехали той же дорогой, какой добирались сюда, но у площади Сёдермальмсторг водитель свернул на Хурнсгатан. Движение стало много оживленнее, и, к своему удивлению, я увидел, что на часах уже почти полвосьмого.
Веспер Юнсон, погрузившийся в глубокие раздумья, вдруг очнулся.
— Ну, что вы там подметили острым глазом, к каким пришли гениальным выводам?
— Я думал, ваш опытный взгляд полицейского ничего не упустил.
Он засмеялся.
— Даже у полицейского глаз обычный, человеческий,— признал он.— А вообще-то я серьезно: что-нибудь особенное привлекло ваше внимание?
— Н-да,— сказал я,— если уж на то пошло… пожалуй, бритва на полу в ванной.
— Спору нет, класть на пол полуоткрытые бритвы по меньшей мере легкомысленно,— согласился Веспер Юнсон.
— А-а, вы тоже ее заметили,— сказал я, пытаясь уверить себя, что ни капли не разочарован.
Он кивнул.
— И больше ничего?
Я вспомнил про энциклопедию на курительном столике в библиотеке и рассказал о своих наблюдениях.
— Любопытно! Очень любопытно! — воскликнул он, достал блокнот и записал: — Шведская энциклопедия… ручное огнестрельное оружие.
— Все-таки странная история,— заметил он, когда мы подъезжали к набережной Сёдер-Меларстранд.— Весьма странная. Погодите, сейчас…— Он заглянул в блокнот и быстро перелистал назад несколько страниц.— В начале этого месяца Свен Лесслер едет отдыхать, в горы, в Лапландию. Едет максимум на пятнадцать дней, так как числа восемнадцатого ему предстоит уладить кой-какие важные дела. А что происходит? Вопреки договоренности он в город не возвращается. В горном приюте его нет, уехал, никто не знает, где он,— ни слуги, ни ближайшие сотрудники. Здесь, в Стокгольме, не тревожатся, ведь от него приходят весточки, но все, конечно, заинтригованы и теряются в догадках, где он прячется и почему держит свое местопребывание в таком секрете.
Неожиданно он звонит домой и сообщает, что приехал в Стокгольм. Это было вчера, около пяти. Трубку сняла кухарка. Кстати, вы ее видели, когда зашли на кухню. Старушка в седых кудрях, Хильда Таппер. Она прослужила у Лесслеров более полувека. Так вот, хозяин просил ее помалкивать о его возвращении, ближайшим родственникам и тем запретил говорить. Когда она спросила, приготовить ли ему обед, он сказал, что поест в городе и что ждать его не надо. Ей показалось, он не хочет, чтобы его беспокоили.
У горничной — это она впустила нас сегодня утром — тоже был свободный вечер, и в седьмом часу она ушла из дому. Вернулась в половине двенадцатого и понятия не имела, что случилось за это время. Но Хильда Таппер оставалась дома. С одной стороны, ей, как она говорит, и идти-то некуда, а с другой стороны, она, видимо, хотела быть дома и встретить хозяина.
Веспер Юнсон опять заглянул в блокнот, потеребил бровь.
— Минутку,— сказал он, скользя взглядом по густо исписанной странице.— А, вот. Стало быть, около восьми зазвонил телефон. Старушка Таппер ответила, но на линии молчали. Ей послышалось, будто на том конце положили трубку. Около половины девятого в дверь позвонил какой-то мужчина. Он не назвался, однако утверждал, что директор Лесслер просил его зайти в половине девятого. По словам старушки, раньше она этого человека никогда не видела. Она провела его в квартиру.
— В библиотеку или наверх, в гостиную?
— В гостиную. Через пять минут — новый звонок в дверь. На сей раз явился Гильберт Лесслер. Он спросил Хильду Таппер, дома ли «старикан». Услыхав ее уклончивый ответ, он рассмеялся: зря, дескать, она пытается его обмануть. Отдал ей шляпу и поднялся наверх.
Старушка вернулась к себе, в комнату возле кухни. Она слушала по радио спектакль и не хотела пропустить конец. Минут через десять входную дверь отперли и кто-то вошел. Не иначе как директор Лесслер, решила она, ведь ключи от двери были только у него.
Когда спектакль закончился и начался концерт — на часах было без десяти девять, — Хильда Таппер услыхала громкий хлопок, который донесся как будто бы сверху. Ей в голову не пришло, что это выстрел, она думала, открыли бутылку шампанского. У Лесслеров частенько пили шампанское. Буквально через минуту она отметила, что входная дверь опять открылась — комната-то у нее граничит с холлом. На сей раз, однако, кто-то вышел. Она предположила, что это Лесслер-младший или незнакомый гость. Потом воцарились тишина и молчание. Она дослушала концерт и легла спать. Проснулась, только когда мы утром позвонили в дверь.
Он замолчал, глядя в блокнот.
— Во всяком случае, вы установили, когда был сделан выстрел,— сказал я.
— По-видимому, без десяти девять. Надеюсь, кто-нибудь из соседей тоже слышал и сможет подтвердить.
— Так или иначе, когда Гильберта застрелили, там присутствовало третье лицо.
— А может, даже и четвертое,— произнес Веспер Юнсон.— Если вы помните, стаканов было четыре. Один лежал разбитый на полу, один — опрокинутый на диване, и два стояли на стойке бара. Заметьте, их там не было, когда около семи горничная последний раз вытирала пыль.
— Может, четвертое лицо ушло через входную дверь на верхнем этаже?
— Там нет входной двери,— возразил начальник уголовной полиции.
— А дверь на крыше? Мы о ней забыли.
— Я не забыл,— холодно отозвался Веспер Юнсон.— Похоже, только и остается допустить, что четвертый и пришел и ушел этой дорогой. Но в таком случае он наверняка явился позже директора Лесслера. Ведь и эту дверь отпер именно директор Лесслер — ключ всего один и висит у него на связке. И вот вам второй момент, не вполне для меня понятный: один неизвестный исчезает через входную дверь нижнего этажа, а другой — через террасу на крыше.
— Да, неясностей хватает,— согласился я.— Почему оба незнакомца ушли, вместо того чтобы позвонить в полицию и сообщить о случившемся? Кто пробрался сюда и унес четвертый стакан?… И зачем?
Веспер Юнсон взмахнул рукой и продолжил:
— И куда подевалось орудие убийства, и кто обшаривал в спальне ящики комода?
— А их обшаривали? — спросил я.
Он безучастно кивнул.
— Да, и этот человек спешил, а потому оставил отпечатки пальцев.
Тут машина затормозила. И, уже вылезая на тротуар, усатый коротышка обернулся и сказал:
— А знаете, что, по-моему, самое странное?
