Берхард Борге - Мертвецы сходят на берег
Я продолжал свои изыскания в книжных рядах. На нижних полках стояли более свежие книги, которые, по всей вероятности, привез в дом сам Пале, издания девятнадцатого и нашего века. Но тематика была все та же: доктор Баталья "Дьявол девятнадцатого века", П.Кристиан "История магии", "История сатанинской церкви" и тому подобное.
- Хотите, я покажу вам самое необыкновенное в этом доме? - спросил Пале. Я обнаружил здесь нечто совершенно уникальное. Моя находка позволяет со всей определенностью утверждать, что Йорген Улле действительно занимался тем, в чем его и подозревали. Я однажды возился в подвале и вдруг заметил, что один кусок стены отличается от всей остальной кладки: он явно светлее. Я подумал: а нет ли здесь замурованной двери? Принес кочергу и стал расковыривать стену. И что бы вы думали? Конечно, за кирпичами была дверь. И мне удалось ее открыть. Хотите посмотреть, что там? Ага, сейчас увидите. Лиззи, неси лампу.
Хозяйка дома немедленно принесла лампу, и через минуту мы уже спускались по темной лестнице вниз, в подвал. Лиззи собиралась последовать за нами, но Пале обернулся и сказал своим мягким пасторским тоном, не терпящем, однако, возражений:
- А ты, дорогая, останься здесь. Мы скоро придем. Достань пока что-нибудь вкусное - какие-нибудь фрукты, пожалуй.
Лиззи повернулась, как механическая кукла, и пошла обратно в комнату. Несомненно, было что-то униженное в ее поведении. Патриархальные манеры этого ученого мужа действовали мне на нервы. Лично я привык к уважительному отношению, тем более, к женщине - пусть и к собственной жене.
Мы спустились в угольно-черный подвал и пошли в темноте гуськом, словно монашеская процессия. Пале остановился у двери, утопленной глубоко в стену, кладка вокруг нее была сильно покорежена кочергой.
- Вот сюда, - сказал Пале и нажал на ручку. Дверь отворилась с визгом, который издает кошка, если ее дергают за хвост - чем я, впрочем, никогда не занимался.
Мы вошли в большую комнату без окон. Сначала глаз различал только голые, холодные стены, но когда Пале приблизился с лампой к продольной стене, я увидел нечто совершенно фантастическое.
У стены стоял огромный стол, или алтарь. На нем были два больших серебряных подсвечника, а между ними на столе висело распятие - нет, лучше сказать, отвратительнейшая карикатура на распятие, вырезанная из дерева и выкрашенная в самые неимоверные, кричащие, вопиющие цвета. Такого кошмарного видения я не встречал даже у Гойи.
Пале поставил лампу на стол и произнес:
- Вот, прошу полюбоваться. Вы видите ни что иное, как самую настоящую капеллу для свершения сатанинских обрядов. Здесь Йорген Улле служил черную мессу.
Стоявшая рядом Моника прижалась ко мне и крепко схватила меня за руку пониже локтя. Я взглянул на нее: она во все глаза смотрела на Пале.
- А что это такое? - чуть слышно выдохнула она.
Я сказал:
- Кажется, я что-то читал про черную мессу, но так и не понял, какая, собственно, преследуется цель?
Наш хозяин уселся на стол рядом с лампой, уперся руками в колени и заговорил:
- Черная месса - главнейшая служба в сатанинском культе. Если следовать Винтрасу, это величайшая жертва, которую козел, дух зла, производит над агнцем, чтобы прийти к власти. Это апокалиптический зверь, разверзающий пасть, дабы проглотить справедливость. Это меч Божий, украденный сатаной, чтобы поразить самого Господа... По сути своей, это пародия на католическую мессу. В литературе встречаются блистательные описания черной мессы - между прочим, вам это должно быть интересно, Йерн. Происходит следующее... Община собирается у своего священника. Черный пастор облачается в специальное ярко-красное одеяние, цвета киновари, на спине у него висит перевернутый крест в знак того, что владычеству Христа наступил конец. Мальчики-хористы, одетые в красное, машут кадильницами. Распространяется удушливый, дурманящий аромат. Пастор начинает ритуал, состоящий в самых ужасных надругательствах и издевательствах над распятием и завершающийся осквернением святых даров, хлеба и вина, после чего члены общины набрасываются на них. Все выливается в дикие оргии, причем мужчинам и женщинам представляется, будто они спариваются с демоническими существами - инкубами и суккубами, а то и с самим сатаной - огромным приапическим козлом. Это пламенный страстной бунт подсознания против тысячелетнего угнетения церковью человеческой натуры. В этой комнате много лет назад творились довольно жуткие вещи. Эти стены многое повидали... Посмотрите сюда!
Он поднял лампу, и мы увидели на стене непонятные красные знаки.
- Эти знаки содержат глубочайший смысл. Это каббалистическая монограмма Иеговы, начертанная наоборот. Оккультные науки считают это самым ужасным из всех заклинаний, это оккультное имя дьявола - Мужей человеческой глупости! громко сказал Арне.
На поверхности стола я заметил какие-то ржавые пятна и спросил:
- Скажите, а это что?
- Скорее всего, кровь. Сюда укладывали обнаженную женщину и поливали кровью, чтобы она напиталась магическими силами. Их содержат все живые соки Парацельс называл это силами мумий. И вполне вероятно, это была человеческая кровь. Ее считали особенно сильной. В восемнадцатом веке французские ведьмы специально покупали или выкрадывали маленьких детей... Была одна ведьма, которая таким вот образом принесла в жертву сатане две тысячи пятьсот младенцев, пока ее не схватили. Зная об этом, можно, пожалуй, несколько иначе взглянуть на суды инквизиции, не правда ли?
Я почувствовал, как Монику бьет озноб. Ее лицо стало белым как мел. Я и сам ощущал тошнотворное отвращение, хотелось уйти из этого мерзкого места. Я сказал:
- Спасибо, но кажется, на сегодня с нас хватит.
Пале улыбнулся и кивнул:
- Конечно, конечно... Пойдемте наверх. Оказавшись в гостиной, мы сменили тему и больше уже не касались оккультизма. Весь остаток дня Пале был очарователен и радушен, и когда ранним вечером мы собрались домой, впечатление было самое благоприятное. Тем не менее, выйдя на воздух, я вздохнул с облегчением.
Дождь прошел. Мы ехали в повозке. Лошадь бежала ровно, а мы обсуждали прошедший визит. Йерн восхищался познаниями Пале в науках, его поразительно широким кругозором, Арне отдал должное прекрасной постановке домашнего хозяйства и кухне фру Пале, а Моника вдруг заявила, что Пале ей не понравился.
- Такого ужасного тирана я еще не встречала! - воскликнула она. - И вообще, отвратительный тип. Его жену можно только пожалеть. Она живет как во сне, словно под гипнозом!..
В этом я согласился с Моникой. Впрочем, подумалось мне, все мы так или иначе оказались под воздействием этой яркой и, бесспорно, незаурядной личности. И еще я подумал: какую же сильную, и впрямь гипнотическую власть над некоторыми женщинами имеет мощный мужской интеллект!
Считанные сотни метров оставались до нашего дома, когда новое происшествие, в высшей степени неожиданное, прервало нашу приятную беседу. До сих пор я лишь слышал от других, будто в "пиратском гнезде" творятся странные вещи, однако, нам, юристам, хорошо известно, сколь ненадежны бывают свидетельские показания. Но теперь я увидел кое-что собственными глазами.
Навстречу нам бежала женщина, она мчалась так, будто спасалась от погони. Скоро мы узнали Мари. Заметив нашу повозку, она побежала чуть медленнее, но не остановилась. Бедняжка едва дышала - по своим физическим данным она отнюдь не годилась для бега на длинные дистанции. Я бросил Арне вожжи и побежал ей навстречу, она рухнула на меня, словно раненый зверь.
Губы ее были синими, глаза полны дикого ужаса, она бормотала:
- Собака!.. Мой песик!.. Тасс!.. Боже мой!..
Повозка подъехала к нам. Арне помог усадить Мари. Она зарыдала и припала к Монике. Энергичные реанимационные меры, предпринятые нами, привели ее в чувство настолько, что она смогла говорить. Мы узнали, что Тасс сначала бегал вокруг дома, а полчаса назад явился на кухню, где Мари готовила ему корм. Впуская собаку, она, разумеется, снова заперла дверь. Но вдруг пес забеспокоился. Он принюхивался и лаял, будто чуял чужих, потом злобно зарычал и стал бросаться на дверь, ведущую на лестницу. Мари, едва не падая в обморок от страха, отворила ему, и он стрелой понесся вверх к желтой комнате. Он страшно рычал и лаял. Мари услышала, как дверь желтой комнаты открылась, и тут раздался раздирающий душу собачий визг - это был короткий, полный смертельной муки вопль. Мари уронила миску. Наступила мертвая тишина. Тогда бедняжка все бросила и побежала прочь.
Пока Мари плакала и рассказывала, лошадь привезла нас к дому. Мы с Арне и Карстеном, обгоняя друг друга, помчались наверх. Перед желтой комнатой - она была закрыта - мы заколебались. Я невольно взглянул па Арне. Его правая рука машинально сжималась и разжималась, точно так же, как в Осло, когда он ломал спички - молниеносно пронеслось у меня в голове. И все же хозяин дома взял инициативу на себя. Он положил два пальца на дверную ручку и повернул ее. Мы вошли в комнату.
