Марина Серова - Меховое дельце
Пьяная я была, конечно. И от вина, и от спутника.
В конце концов, уже под утро, он доставил мою персону к дому, перецеловал руки и с достоинством удалился. Исключительно галантный кавалер.
Излишне упоминать, что о бедном Серегине за весь вечер не было сказано ни слова.
* * *В половине девятого утра меня разбудил звонок. Телефон почему-то оказался на полу рядом с диваном, я на него едва не наступила.
Сначала зачем-то надела тапочки, потом сняла трубку, пробурчала:
— Иванова на проводе.
— Доброе утро, Танечка, — промурлыкал бархатный баритон. — Я все-таки решился тебя разбудить, не сердишься?
Ничего себе, заявочки! Привез в три часа ночи, будит ни свет ни заря, совесть есть, нет?
— Конечно, сержусь.
— Извини, всему трудовому народу давно пора на работу, потому и позвонил. Пока.
— Чао.
Теперь надо быстренько подняться, принять душ, позавтракать на скорую руку и — за дела…
И чтобы быть последовательной, я рухнула на подушку.
Кажется, у меня сломались часы. Я буквально только закрыла глаза — и сейчас же их открыла. Потому что работу работать надо. Только когда закрывала глаза, часы показывали восемь тридцать две, а когда открыла — на них было одиннадцать двадцать. Говорю же, сломались.
Зато выспалась.
А пока собиралась, почему-то вспомнила о беседе с товарищем Кузиным.
Замечательная, кстати, была беседа. Толку от нее — никакого. Но замечательная.
На складе материалов работает, если тут к месту употребить слово «работает», дедуся лет примерно восьмидесяти. Глух как пень. К тому же у него, по-моему, не все в порядке с головой, что в принципе вполне объяснимо: долго и подробно рассказывал мне, как воевал в Отечественную. Но по всему выходило, что речь идет об Отечественной 1812 года. Наполеон там, кони, генералы, батюшка-кормилец император российский… Очень милый дедушка.
Я его спрашиваю:
— Федор Егорович, вы своего начальника хорошо знаете?
А он мне:
— Ась?
— С Серегиным, — говорю, — знакомы?
— Ась?
— У вас тут, в фирме, большая неприятность произошла.
— Хто большой?
— С Леонидом Павловичем общались по долгу службы?
Расслышал только последнее слово.
— Служба-то? Служба раньше, детка милая, тяжкая у нас, у солдатов, была. Выстроють нас, бывалоче, в шеренги, и сам эдак командир батальона… — И дальше все в этом роде.
Хорош поворотец в расследовании, а?
Вспомнила это интервью содержательное и посмеялась. Полезное занятие с утра. Бодрит лучше кофе и душа.
* * *Первое, что я запланировала на сегодня, — позвонить Кире и узнать новости.
Я набрала номер рабочего телефона подполковника. Оказался мой милицейский друг на месте, что нечасто бывает. Значит, повезло.
— Кирсанов слушает.
— Здравствуйте, уважаемый товарищ Владимир Сергеевич. Это некая Иванова вас осмелилась побеспокоить. Ничего нет нового по нашему делу?
— А, это ты… — разочарованно, как мне показалось, протянул Киря.
— Вы желали услышать другой голос? Понимаю… — я выдержала паузу. — Значит, здравствуйте, уважаемый товарищ Владимир Сергеевич.
— Папку когда принесешь?
Я тяжело вздохнула.
Попробуем еще раз.
— Здравствуйте, уважаемый товарищ…
— Да здравствуй, здравствуй!
— Вот это — другое дело.
— Где папка, спрашиваю?
— У меня, разумеется.
— Она, между прочим, должна лежать…
— Принесу непременно. Киря, дорогой, времени — в обрез…
Ох, как мы заняты, как заняты.
— …ты мне поэтому, что есть новенького, быстренько…
— Спешишь? Что-нибудь наклевывается? — заинтересовался подполковник.
— Я всегда спешу. Ну?
— К сожалению, новостей немного. В аэропорту выяснили, что Серегин действительно прилетел тем рейсом из Германии… Ну, про который его супруга тут у нас выла…
— Помню.
— Однако, куда потом подался, — загадка. В фирме мне ничего нового выяснить не удалось.
Можно подумать, ты сам ходил выяснять.
— Ждем Петрова, экспедитора по закупке меха. Я, правда, не уверен, что он что-нибудь знает. Сама посуди, в командировку уехал в тот же день, что и Серегин, а вернуться должен был двадцать четвертого утром. Но позвонил и командировку продлил. Так что…
— Железное алиби, правда, Киря?
— Вот именно.
Подполковник помолчал. Я тоже.
— Погоди-ка.
Жду. Не мешаю ему думать.
— Значит, ты считаешь…
— Всего лишь предполагаю.
— …что Петров, школьный товарищ Серегина, был способен…
Умница, Владимир Сергеевич.
— И поэтому, чтобы обеспечить себе алиби…
Хороший мальчик — Киря.
— Но вот что странно, Танюха: Петров должен был прилететь в то же самое время, что и его друг и начальник. Разница в каких-то десять минут. Раньше прилетел Серегин. Сечешь?
— Секу.
— А если Петров не виноват?
— Не исключено.
— С другой стороны, Серегина с Петровым спутать невозможно — совершенно разные люди. Я имею в виду, если ждали одного, а встретили…
Значит, Петров должен вернуться завтра. Пожалуй, во избежание всяческих недоразумений следует связаться с «Горностаем» — пусть встретят и доставят сотрудника в целости и сохранности, есть же у них там какая-то охрана. Кириных ребят подключать опасно: те, кто замешан в этом деле, могут… Собственно, те, кто в сем замешан, должны знать наперечет всех сотрудников фирмы. Что же делать?
— Эй, ты куда пропала?
— Киря, как зовут мадам Петрову?
— Людмила Кирилловна.
— Я подумала, может, она что-нибудь знает… Вероятно…
— Вероятно — что?
— Слушай, Володя, дай-ка мне адрес этого самого Петрова.
— Ты с ума сошла! Папку положь на место, тогда я тебе адрес скажу.
Действительно, папка-то у меня.
— Спасибо, Киря, золотой мой человечек. Пока.
— Эй-эй-эй! — завопил подполковник. — Папку верни!
— После, Киря, после. Чао!
* * *Петровы, как выяснилось, живут недалеко от меня.
На звонок мне открыла молодая женщина. Я представилась. Она растерянно закивала.
— Да-да, я слышала. Ужасно… Проходите, пожалуйста. Алла звонила… То есть Алла Викторовна. Бедная женщина. Она жила у нас первое время, боялась одна дома. Вы, наверное, знаете — Леня с моим Олегом дружат еще со школы.
«Дружат». Она сказала: «Дружат». А Серегина уже говорит: «Мой муж был…» — в прошедшем времени. Стоит поразмышлять.
Людмила провела меня в гостиную и, извинившись, исчезла. Я присела на диван, осмотрелась. Ничего, уютно. Похоже, Петрова — хорошая хозяйка. Люблю уютные дома.
В дверь заглянули две очаровательные, совершенно одинаковые рожицы.
— Здрасть.
— Здрасть.
— Привет. Вас как зовут?
— Оля.
— Таня.
— Конфеты едите?
Глупый вопрос.
Достала из сумочки пакетик с шоколадными конфетами — купила себе утром. Кстати, как оказалось.
Девочки переглянулись.
— Спасибо.
— Спасибо.
— Мама, нас тетя конфетами…
— …угостила! Мы ей «спасибо»…
— …сказали!
На пороге возникла хозяйка. До чего же бесшумно передвигается.
— А ну-ка в детскую — кыш!
Девчонки с хохотом убежали.
— Извините, что заставила ждать, — Петрова присела на краешек кресла напротив меня. — Чем могу быть полезна? Вы говорили, что насчет Лени пришли… Чаю, может быть?
— Нет, благодарю.
Сидит она интересно — как двоечник перед учителем: ссутулилась, руки на коленях, очки на носу, волосики реденькие и хвостик дурацкий.
— Я хотела поговорить с вами об Олеге Сергеевиче.
Людмила вздрогнула. Дрожащими руками поправила очки, испуганно посмотрела на меня. Что это она такая нервная?
— С ним что-нибудь случилось?
— Нет-нет, все в порядке…
По крайней мере, я на это надеюсь.
— Мне поручили расследование дела об исчезновении господина Серегина.
— Конечно, понимаю. Это так ужасно.
Без банальностей никак нельзя обойтись.
— Скажите, пожалуйста, перед отъездом ваш муж ничего не говорил о Леониде Сергеевиче? Или, может быть, о ком-нибудь другом?
Петрова наморщила лоб, вспоминая. Потом сморщила нос. Потом отрицательно покачала головой.
— И никаких странных, на ваш взгляд, звонков?
— Вроде бы… Нет, кажется, ничего такого не было…
И задумалась. Надолго.
Я успела внимательно рассмотреть «Иисуса в пустыне» над стареньким сервантом. Заметила, кстати, что ножки у этого самого серванта кто-то старательно погрыз — все четыре и что с гипсового Купидона на тумбочке не мешало бы время от времени стирать пыль. Впрочем, на самой тумбочке пыли не было.
М-да. Страшненькая она все-таки, эта Людмила Кирилловна. Черты лица вроде бы правильные, носик аккуратненький, губки бантиком… Однако краситься совершенно не умеет. И очки ей не идут. И вместо этого жуткого хвостика при желании можно было бы что-нибудь этакое состряпать… Поэтому и страшненькая. Хотя если приглядеться — вроде как и симпатичная.
