Влада Ольховская - Свет мой, зеркальце, соври!
Гражданин Франции Георгий Саркисян был сыном эмигрантов из Армении. Хирургом он стал очень рано и был не просто увлечен, а одержим своей профессией. Не то чтобы его не интересовали деньги, деньги он получал между делом. Главным смыслом его жизни было лидерство в своей сфере – он проводил такие операции, одно упоминание о которых заставляло его коллег крутить пальцем у виска.
Но Саркисян плевал на коллег. Он, еще не перешагнувший значимый для многих мужчин сорокалетний рубеж, был знаменит и достаточно богат. Да и немудрено: он сумел сохранить жизнь человеку, потерявшему двадцать процентов головного мозга, сконструировать из металла две трети позвоночника и дать их новому хозяину возможность частично двигаться, пришить человеку чужую руку.
Он и стал последней надеждой для Даниила. Саркисян прилетел, провел полный осмотр и сказал, что теоретически восстановление возможно – как минимум частичное. Оно будет долгим, мучительным и потребует нескольких операций, которые возможны только при должном состоянии организма.
Даниил готов был рисковать, даже смерть для него была предпочтительней такого существования. Но Саркисян все равно отказывался оперировать: пока тело было слишком слабым, под скальпелем Вербицкого ждала верная смерть, без вариантов.
Решили подождать, но оказалось, что время работает против Даниила. Измученный, изуродованный изнутри организм отказывался восстанавливаться. Ситуация усугублялась тем, что оптимизма у Вербицкого не прибавлялось, последняя надежда таяла на глазах. Саркисян мотался в Москву раз в месяц, ему и самому хотелось спасти этого пациента. Но результаты осмотров и анализов были неутешительны: Даниил умирал.
Все это длилось уже семь месяцев, и если первые визиты Саркисяна были чуть ли не праздником, то теперь каждое новое посещение воспринималось как своего рода приговор. Талантливый врач и упрямый пациент ничего не могли сделать против природы.
Пришло время для июльского визита Саркисяна. Неделю назад он уже заезжал, чтобы взять анализы, а сегодня собирался посетить Даниила, провести осмотр и снова, пряча взгляд, сказать, что ничего не будет.
– Вот так вот, – закончила Маша, грустно всхлипнув. – Это каждый раз очень тяжело. Хозяин ничего не говорит, кажется, что он невозмутим, но я вижу, как ему больно! Бедненький…
Агния только кивнула. От слов домработницы внутри все будто онемело, девушка даже забыла, зачем приехала сюда. Была ведь какая-то причина, но теперь уже неважно.
Даниил будет не рад, что она приперлась, совсем не рад, Агния достаточно изучила его, чтобы понять это. Он принадлежал к тому типу людей, кому проще было держать боль в себе, не делиться ею, даже не показывать никому, потому что для него это унизительно.
Но уехать она уже не могла. Она должна была лично услышать приговор.
– Предупредишь, когда приедет доктор, – сказала она, поднимаясь.
– Да вот-вот уже должен быть… А ты куда?
– Догадайся.
– Может, не надо? – робко произнесла Маша. Возражать напрямую она бы никогда не решилась.
– Надо. Я иначе не могу.
Даниил, обладавший прямо-таки птичьим слухом, уже знал, что она здесь, Агния была уверена. Когда она вошла, он ничего не сказал – не выразил ни радости, ни недовольства. Уже это было неплохо.
– Маша тебе все рассказала, – это было скорее утверждение, а не вопрос.
– Да. Можно, я останусь?
– Оставайся.
Это было самым лучшим, что она могла услышать.
Они сидели в тишине, пока в комнату не ворвался Саркисян. Он не вошел, как подобало специалисту его уровня, а именно влетел, напоминая эдакий вертлявый торнадо. Да и вообще хирург оказался совсем не таким, каким его представляла Агния.
Он был довольно молодым, с полосами ранней седины в угольно-черных волосах. Невысокий, достаточно подтянутый, но с наметившимся пивным животиком, очень бледный. На фоне его белоснежной кожи особенно колоритно смотрелись огромные горящие глаза, делающие гениального хирурга похожим на маниакально настроенную креветку.
Саркисяна сопровождала Маша, робко державшаяся на несколько шагов позади.
– Что творится? – Врач старательно изображал гнев, но было видно, что его истинные эмоции скорее противоположны. – Почему посторонние у пациента? Когда мне работать?!
– Это не посторонние, Гарик, – пояснил Даниил. – Это почетная гостья. Работать можешь приступать хоть сейчас, дамы выйдут.
– Выйдут, еще как! – Саркисян продолжал размахивать воображаемой шашкой. – Все вон! Все в сад!
Помещение пришлось освободить. Девушки отправились на кухню, где уже был накрыт стол. Агния подозревала, что трапеза приготовлена не для нее.
– Он всегда такой? – полюбопытствовала она.
Даже на кухне были слышны периодические вскрикивания Саркисяна: хирург, видимо, был не способен поддерживать солидную невозмутимость.
– Нет, – Маша была заметно смущена. – Обычно он очень спокойный. Потому что ситуация такая! Не понимаю, что с ним…
А вот Агния, кажется, понимала, но озвучивать боялась: хоть бы не сглазить! Хоть бы все так и было!
Саркисян пришел на кухню примерно через сорок минут. Вернее нет, не пришел, потому что ходить он, похоже, был не способен. Он кометой влетел в кухню и затормозил ровненько перед Машей, прижав пухлые ручки домработницы к губам.
– Машенька, вы гений! Вы ангел! Вы мадонна! Вы… ну… нет вам названия, Машенька!
Маша совсем растерялась:
– Вы чего это? Чего?
– Я не знаю, что вы изменили, но за этот месяц вы его откормили эффективнее, чем за предыдущие семь! Вы золото! Анализы у Даниила Владиславовича – загляденье, не у всех здоровых такие бывают! Состояние резко улучшилось, прямо скачок вверх, чудо, чудо! Что вы сделали? Как?! Только честно, это, может, подскажет мне, как помочь многим пациентам!
– Я ничего не меняла, – домработница опустила глаза, указывая на Агнию. – Месяц назад она появилась.
Безумный взгляд креветки скользнул на девушку, в нем очень быстро расцветало понимание. Врач отступил от Маши, но обратился все равно к ней:
– И питание не менялось? Лекарства те же, что я дал?
– Да. Он просто есть больше стал.
– Понимаю, – Саркисян протянул руку Агнии. – Георгий Саркисян, очарован.
– Агния Туманова, – представилась девушка. – Взволнована.
– Я не буду задавать лишних вопросов, потому что соваться в чужую личную жизнь не люблю, не мужское это дело. Мне часто говорят, что я творю чудеса, и я такие заявления не отрицаю. И не подтверждаю. Я знаю точно только одно: я вижу чудеса. Сегодня один из таких случаев.
– А операция? – Голос звучал как-то по-чужому, глухо, но исправить это Агния сейчас не могла, горло будто в тиски зажали. – Она будет?
– О да! – Черные глаза хирурга блеснули. – Сейчас же звоню в Париж, лечу туда за оборудованием! Операция через неделю! Только… я хочу вас сразу предупредить: его нынешнее состояние – не гарантия успеха. Это просто позволение провести операцию. Риск для жизни огромен… Его шансы пятьдесят на пятьдесят.
Слышать это сейчас было неприятно, но необходимо.
Агния не сомневалась, что Даниил пойдет на этот риск. Даже если бы этих удачных процентов было не пятьдесят, а один.
– Он знает? – тихо спросила Агния. Почему тихо – сама не знала.
– Думаю, догадывается, – отозвался Саркисян. – Даниил Владиславович – не дурак. Но официальный ответ он от меня не услышал. Я думал, что Машеньке будет приятно объявить об этом лично, а теперь вижу, что не Машеньке…
Предположил хирург в целом удачно: Маша была давно и безнадежно влюблена в своего работодателя. Эта любовь не исчезла даже после того, как с Даниилом случилось несчастье. Скорее наоборот – чувство окрепло.
Любила Маша без претензий, ничего не добиваясь. К Агнии не ревновала, потому что видела, что общение с ней идет на пользу обожаемому хозяину.
Агния знала, что для Маши это было бы величайшим счастьем – объявить Даниилу такую новость. Знала. Но не могла уступить, просто не находила в себе сил.
– К нему можно? – Она старалась не глядеть в сторону Маши.
– Можно, он уже одет, я сказал, что сейчас вернусь, кое-что уточнить надо. Я уточнил. Но вы… идите, наверное.
Агния не стала медлить. Сейчас смущенная и расстроенная Маша сидела на месте, но она могла в любой момент опомниться и рвануть к хозяину. Устраивать драку у входа было бы неправильно.
У девушки было такое настроение, как бывало в детстве на Новый год – когда знаешь, что вот-вот произойдет что-то очень хорошее.
Даниил, конечно же, все понял и не стал ломать комедию, изображая неведение. Он был умнее, позволяя ей сказать нечто действительно важное:
– Ну что, на когда он назначил?
– Через неделю! – выпалила девушка.
И плевать ей в этот момент было на страх прикосновений, она подалась вперед и обняла хозяина дома, а в ответ почувствовала, как его пальцы сжимают ее ладонь.
