Адам Холл - Мат красному королю
— Почему?
— Ему не понравилось, что Мелоди о чем-то шепталась со мной, пока он садился в машину. Он полагает, что мои скромные штаны так же пылают и рвутся к маленькой ядовитой розе, как его собственные.
Бишоп откинулся назад, оперевшись на локоть. Пепел упал с его трубки и рассыпался в углу шахматной доски.
— Очень хотелось бы знать, — продолжал Бишоп, — почему Мелоди так ненавидела Брейна. Я тебе рассказывал о том, какие вещи она говорила в «Ромеро». Даже если бы она старалась бравадой прикрыть разбитое сердце, она не смогла бы произнести такие слова без некоторого мрачного удовольствия, и оно появилось бы в ее голосе.
— Это было сказано искренне?
— Да.
Через некоторое время мисс Горриндж спросила:
— Как ты думаешь, на дознании она говорила правду?
— Мне казалось, она изворачивается.
— Я ее не виню. Этот уэльсец был очень крут.
— Он хотел заставить ее корчиться от стыда.
Она с удивлением поглядела на него.
— Зачем?
— Видишь ли, когда мужчина испытывает непреодолимое влечение к женщине, сексуальный магнетизм которой проходит сквозь стены, но удовлетворить его не может, ему остается единственная возможность овладеть ею — взять над ней верх…
— Не слишком ли многое ты переводишь на сексуальную основу, Хьюго?
— Я все перевожу на эту основу, когда речь идет о Мелоди. Она символ секса — вульгарный, чудовищный, общедоступный. Это женщина, которая сеет вокруг себя несчастье. Даже смерть. Глядя на Мелоди, смешно выдумывать другие мотивы, кроме ревности, зависти, похоти, разочарования и ненависти у людей, которые имеют к ней какое-то отношение. Помнишь, что говорил тебе Тедди Уинслоу? Встретить Мелоди — все равно что шагнуть в огонь.
Он поднялся и стоял, разглядывая шахматные фигуры на доске. Ноги расставлены, руки опущены, в одной — трубка.
— И Брейн сгорел в этом огне, — закончил Бишоп.
Ход шестой
«Беггарс-Руст» помещался в длинном приземистом здании, скорее похожем на сарай — то ли бывший амбар, то ли казарма. Но Поллинджер его переоборудовал и стало неплохо. Девять тысяч ушло у него на то, чтобы настелить паркетные полы, разбить новые дорожки на участке вокруг дома, проложить подъездную аллею среди густых зарослей лаврового дерева; провести водопровод и обеспечить водой четыре ванных комнаты, десять спален, две кухни, три бара и фонтан на солнечной лоджии над заросшим лилиями прудом; чтобы сломать стены, выровнять углы, поставить двери, заделать все щели, чтобы не проникала вода, не дуло, не сквозило и вообще ничто не доставляло никакого беспокойства. На все это ушло девять тысяч фунтов кредита, который Поллинджер все еще выплачивал.
Он был небольшого роста. Плечи торчали вперед, и, когда он шел, казалось, что он торопится поспеть за ними. А заводили они его в самые странные места. Поллинджер никогда ни перед чем не отступал. Если он натыкался на препятствие, то просто продолжал двигаться и проламывался сквозь стену. И пока вы пересчитываете кирпичи, его уже и след простыл. Он не был мягким человеком, но всегда оставался джентльменом и, насколько люди знали, был честен. Некоторые, впрочем, знали о нем совсем мало; они-то и были его друзьями.
Бишоп узнал все это в основном от мисс Горриндж, до остального дошел сам.
— Да, — сказал Поллинджер, — это скверно.
Они вели беседу об одном из членов клуба, о Брейне.
Сначала Поллинджер рассматривал свое массивное золотое кольцо с печаткой, потом повернулся к красному догорающему закату, наблюдая за его сиянием.
— Вы его знали? — спросил он Бишопа.
— Нет. И, как я понимаю, многое потерял.
— Да. Занятный он был мужик. Силен, словно бык, но и подвижен, понимаете? И молодой. Всего тридцать пять где-то. Слишком молод, чтобы умирать. Слишком много еще было в нем молодой, горячей крови. Мы все его очень жалеем. — Поллинджер отвел взгляд, на лбу его собрались морщины. — Я говорю о своей компании, о клубе. Я люблю их. Они любили его.
Он покачал головой, словно ему нечего было добавить к сказанному.
Бишоп подождал немного, потом спросил:
— Кажется, мисс Маршам приходит сюда ужинать? Я надеялся встретить ее сегодня.
— Да?
— Мы оба были на дознании, но я почувствовал, что ей хочется скорее уехать, после того, как все закончилось. И отложил нашу встречу на потом.
Поллинджер хмуро посмотрел на костюм Бишопа, оценил его в пять гиней и решил провести этого человека по дому, показать «Руст». Клуб нуждался в новых членах. Посещать его могли те, у кого имелись деньги. А нынче люди с деньгами принадлежат к породе пижонов, и Поллинджер сплел сеть в расчете на пижонов. Он сам ее изготовил. Она была сделана хитро и предназначалась для людей с прихотями: для тех, кому нелегко было найти удовлетворение своим желаниям в простом и суровом мире.
Вы хотите повеселиться в четыре утра в атмосфере старинного буколического жизненного уклада? Скажем, танцевать на поляне среди кустов роз в свете луны под звуки цыганской скрипки? Пить абсент, ирландский самогон, русскую водку, токайское вино высшего качества из старинных кубков или пастушеской бутыли, сделанной из тыквы? Сидеть, уютно устроившись в окружении очаровательных и совершенно нагих красавиц? Делать ставки в азартной игре?
Поллинджер может обеспечить вам эти простенькие удовольствия. Они дорого стоят, но зато вы становитесь членом клуба. Либо вообще тут не появитесь.
— У мисс Маршам заказан столик, — сказал Поллинджер. Он выпил с Бишопом в баре, взглянул на часы и предложил: — Могу показать вам заведение. У вас есть время?
— Да, согласен.
Подпольными здесь были только кабаре, казино и абсент. Все остальное работало легально. И все-таки Бишоп поверил мисс Горриндж на слово, что если бы полиция совершила налет на это заведение, то половина членов клуба угодила бы под суд, а Поллинджер попал бы за решетку.
Но владелец клуба явно не опасался полицейской облавы. Он был очень разборчив в выборе своих клиентов. Ими становились люди, которые предпочитали держаться в тени. Они просто хотели развлечься и готовы были за это платить. Конечно, может быть и так: кто-нибудь из них, допустим, в разговоре с приятным молодым студентом вдруг затронет тему азартных игр и тот его спросит, не приходилось ли ему бывать в «Беггарс-Руст» и играть там в рулетку. При этом обаятельный молодой человек окажется агентом Скотленд-Ярда.
Но Поллинджер не беспокоился. Когда-нибудь такое и впрямь случится. Люди есть люди. И говорят много лишнего в отсутствие своих адвокатов. Но волноваться из-за этого — все равно что опасаться, что когда-нибудь попадешь под машину или сломаешь шею, упав с лестницы. Это может произойти. В жизни всякое бывает, так что же — и не жить?
Кроме того, «Руст» был респектабельным клубом. Здесь не набивались тайком в маленькую комнату, чтобы смотреть порнуху, не баловались марихуаной, не содержали никаких отдельных, секретных апартаментов. Девушки из кабаре работали в поте лица и за хорошие деньги. На них можно было посмотреть, слегка потрогать, но ни одну нельзя было купить. Если вам требовались услуги такого рода, то приходить следовало не сюда, а на Лестер-Сквер. Здесь же был загородный клуб.
— Другого такого места на Британских островах быть не может, — сказал Бишоп.
— Должны быть несколько севернее, — предположил Поллинджер, — где начинаются промышленные районы. — Он был человеком практического склада. — Скажем, где-нибудь южнее для этого просто денег не хватит. Такие заведения там слишком дороги — и для вас, и для меня. А тут мы сами грибы выращиваем. Покупаем икру. В оранжереях у нас растут орхидеи. Мы собираем целебную дождевую воду, я сам придумал для этого систему. Женщины сюда приходят, чтобы развлечься, похудеть и похорошеть. Тридцать четыре фунта стерлингов у меня уходит в год только на лед — на лед, который кладут в напитки, а я отводил на такие расходы четверть этой суммы. Деньги тают!
Он вдруг ухмыльнулся, словно рассказывал смешную историю:
— Но это не беда! Зато большую часть времени мы счастливы. — Он кивнул Бишопу и оставил его, не сказав больше ни слова.
Софи пришла без пятнадцати семь, одна. Она ответила на приветствие Бишопа.
— Ваша секретарша говорила мне, что вы, возможно, заглянете сюда, — сказала она, когда Бишоп представился. — Мы разговаривали с ней возле ратуши.
Они обменялись рукопожатием. Софи не улыбнулась, вид у нее был отрешенный.
— Хотите аперитив? — предложил Бишоп.
— Да, спасибо.
Они направились в бар на лоджии. Длинное зеркало, мимо которого они шли, на миг красиво поймало ее лицо в свою рамку. На Софи было черное платье для коктейлей с отделкой из серебряной парчи; короткая юбка разлетелась веером, когда она повернулась:
— Я сегодня весь день мучилась. Наверное, мне следовало дать показания на дознании.
