Марина Серова - Аромат мести
Конечно, ему нельзя было там появляться хотя бы потому, что девушка за несколько минут до гибели болтала с ним на виду у всех.
Клаус многое повидал в своей жизни, но вид этой несчастной потряс его. И вот только теперь, спустя несколько часов, он вдруг представил себе, а что было бы, если бы он не вернулся в ресторан, а вошел следом за ней в подсобку? Ведь убийца наверняка прятался там. Он бы убил и Клауса.
От этих мыслей еще сильнее заболела голова. Он устал и хотел спать.
И в эту минуту в кафе стремительно вошел Храмов. Увидев Клауса, он сделал вид, что совершенно случайно сел рядом с ним за столик.
Принесли пиво. Храмов отпил, вытер белые пенные усы и прокашлялся.
— Похоже, господин Клаус, вы вляпались в дерьмо.
Клаус поднял на него свои прозрачные голубые глаза.
— Смотрите. — Храмов достал из кармана листок и поднес его прямо к лицу Клауса. — Это фоторобот. Вас разыскивает милиция по подозрению в убийстве какой-то поварихи. Ресторан-то рядом с гостиницей, вот я и подумал… Зачем вам это понадобилось?
— Вы идиот, Храмов. Скажите мне лучше, не сохранилась ли у вас копия шифровки? Ко мне в номер влетела какая-то девица и обчистила мои карманы. Мне трудно, вы понимаете, работать в вашей стране. Я не имею возможности спрогнозировать ни один свой шаг. Постоянно нарываюсь на какие-то нелепые неожиданности. Я не могу вовремя попасть в назначенное место, потому что бастуют водители городского транспорта или вышли на проезжую часть полумертвые от голода пенсионеры. Меня так и норовят обокрасть. Все, начиная от горничной и официантки и кончая кондукторами, этими зубастыми и крикастыми бабами с сумкой через плечо…
— Господин Клаус, по-моему, вы увлеклись. Вы же не на оппозиционном митинге. Я повторяю: вы в дерьме. Вам надо побеспокоиться о собственной безопасности и переехать, пока не поздно, в какую-нибудь другую гостиницу. И затаиться. Спрятаться.
— Храмов, вы должны мне помочь. У вас большие связи. Мне надо добраться до одной девицы. Я знаю, где она живет, это облегчит вашу задачу. Но если она не законченная дура, то некоторое время она на своей квартире не покажется. Словом, отвезите меня к ней…
Валентин Георгиевич только хмыкнул.
— Если вы сейчас думаете о деньгах (а вы больше не в состоянии думать ни о чем другом), то можете не беспокоиться. Как только я окажусь в своем гостиничном номере, вам сразу же будет выплачен аванс. — Клаус пальцем написал на столе цифру, и Храмов сразу оживился.
— Какая она из себя?
— Пойдемте отсюда, я вам по дороге все объясню.
На улице шел мелкий дождь. Было темно и прохладно.
— Храмов, вы не знаете, что за гадость я пил сегодня весь вечер?
— Вы мне лучше девушку опишите, — сказал Валентин Георгиевич, усаживая Клауса в свою машину. Он хоть и выпил пива, но знал, что его за это не оштрафуют. Ему в городской администрации такие документы нарисовали — можно с закрытыми глазами ездить, никто и пикнуть не посмеет.
Клаус как мог описал девушку.
— Интересно, она девственница или нет? — вслух зачем-то произнес Храмов, но тут же осекся и включил музыку на всю громкость.
— Проститутки не бывают девственницами, — назидательно произнес Клаус и уснул.
Глава 10 Музей пациентов
Мне показалось, что я из этого ада, из этой обагренной кровью подсобки принесла домой неистребимый запах яблок. Яблок или чего-то такого, что как-то связано с яблоками.
Я легла в ванну, наполненную до краев горячей водой, и решила продолжить свои рассуждения. Правда, уже без блокнота. В принципе, все становилось ясным. В городе живет больной человек. Его надо найти. В прошлый раз я, кажется, остановилась на специалисте в области психиатрии.
Горячая вода подействовала на меня как снотворное. Мысли мои путались; когда я закрывала глаза, я видела за веками какие-то красноватые джунгли.
Не помню, как добралась до постели. А наутро первым делом отправилась в клинику нервных болезней. Навестить старую знакомую, Валентину Михайловну Маслову.
Она приняла меня в своем светлом чистом кабинете. Строгая, даже чопорная. Когда я вошла, она сидела за столом, а ноги ее покоились поверх черных замшевых туфель.
— Что случилось, Танечка? Какие проблемы?
— Климакс, маразм и маниакально-депрессивный синдром с элементами идиотизма одновременно, Валентина Михайловна. Вашими молитвами.
— Будешь кофе?
— Конечно, буду. Я ищу одного человека. Если он из ваших пациентов, то вы должны его знать. Он подвинут на кафеле.
— На кафеле? Как интересно! Ничего подобного не слышала. И сколько ему (или ей) лет?
— Не старый. Это крепкий молодой мужчина. У него большие, очень большие проблемы с женщинами. Он их сначала насилует, причем страшно, у него инструмент огромных размеров, а потом режет ножом, причем таким образом, чтобы вокруг было побольше крови. И чтобы эта кровь была на кафеле. Вот такая закономерность.
— Я все поняла. У меня были вчера из милиции. Они мне, правда, ничего про кафель не сказали. Их интересовал просто сексуальный маньяк. Но таких много. Они обретаются не в психушке, а у себя дома и считаются нормальными людьми. Мне надо поговорить кое с кем, подумать. Но, честно, если бы я тебя не знала и не видела результаты твоей работы, я бы подумала, что ты просто фантазерка. Надо же такое придумать — кафель. Он может быть везде, где угодно. На мой взгляд, это просто совпадение, что на месте убийств был кафель. Просто это тихие места… Не знаю.
В это время зазвонил телефон. Валентина Михайловна взяла трубку.
— Подожди меня немножко, хорошо? — Она вскочила из-за стола. — У нас парень бритвой порезался… Я сейчас…
И она, по привычке заперев меня на своеобразный ключ, выбежала из кабинета, оставив меня наедине со своими мыслями.
Вот и ей кажется нелепой моя мысль о кафеле.
Я обошла кабинет. Ничего интересного. И вдруг заметила дверь. Толкнула ее и оказалась в большом светлом зале, напоминающем музейные. Картины на стенах, какие-то поделки на стендах. Мне повезло: я очутилась в музее пациентов этого грустного заведения.
Боже мой, каких только картин не рисует воспаленное воображение! Здесь были и чудовища, совершенно невероятные существа в красно-коричневых тонах, и люди, очень странные, глазастые, удивляющиеся… и пейзажи, и графика. Какой человек, точнее, какая болезнь — такой и рисунок.
И вдруг я увидела очень странную картину. На клетчатом фоне силуэт совокупляющейся пары. Издали это смотрелось, как красная клякса на белом тетрадном листе, увеличенная раз в двадцать.
Я долго всматривалась в рисунок. Он был выполнен обычной гуашью. Я старалась запомнить все, до последней детали.
Музей был настолько удивителен, что я даже не заметила, как в зал вошла Валентина Михайловна.
Вздрогнув, я повернула голову и встретилась с холодным взглядом зеленых глаз. По-моему, ей не очень-то понравилось, что я без спросу вторглась в ее владения.
— Это и есть знаменитый музей пациентов? — спросила я.
— Да. Тебя здесь что-то заинтересовало?
Мне показалось, что она нервничает. Хотя ее можно было понять. Для нее пациенты — как дети. Она не может отвечать за их поступки после того, как они покинули это заведение. Она отвечает сейчас за того больного, который порезал себя бритвой. Это да. Еще я подумала, что она, быть может, кого-то подозревает в причастности к этим страшным убийствам, потрясшим город, но, следуя каким-то своим — чисто профессиональным или, наоборот, человеческим принципам, — будет молчать до конца. Их не поймешь, этих психиатров. Я где-то слышала — неоднократно, — что профессия накладывает неизгладимый отпечаток на личность. Что психиатры постепенно по характеру восприятия окружающего мира приближаются к своим пациентам. Они уже не могут адекватно относиться к нормальным людям. Возможно даже, что этот процесс сближения необратим. Называйте это как хотите, но это все равно одно из проявлений патологии.
Масловой было за сорок, но выглядела она моложаво. Белая ухоженная кожа почти без морщин, красиво уложенные на затылке темные вьющиеся волосы, выразительные зеленые глаза и ярко-красные губы. Для своих лет она выглядела прекрасно. Ей очень шел белый халат, сшитый, конечно же, специально на ее фигуру.
Я попрощалась с ней, поблагодарила, извинилась — словом, сделала все, чтобы она как можно скорее забыла о моем визите. Но беспокойный взгляд, который она то и дело бросала на меня, я сама еще долго не могла забыть.
Нет, все-таки лучше работать с нормальными людьми!
Вернувшись домой, я позвонила Владику Цусимову.
— Влад, мне нужна информация.
— Мне тоже.
— Я серьезно. Ты не мог бы узнать, за последние десять-пятнадцать лет много ли убийств происходило в бане или душе? Бассейне или…
