Дия Гарина - Страшная сила
– Ну, тогда за встречу! – Отец мужественно взял на себя обязанности тамады.
Мы дружно чокнулись разнокалиберными хрустальными емкостями, и пригубили каждый свой любимый напиток. Внимательно наблюдая одним глазом за Хуаном, лихо опрокинувшим стопку водки под одобрительное хмыканье Павла, вторым я углядела необычную суету, возникшую у входа в зал. Администратор и половина официанток чуть ли не во фрунт вытянулись перед невысоким, но крепким мужчиной, позади которого вышагивали четыре длинноногие цыпы, метр девяносто каждая.
– Ого… – пробормотала себе под нос Наташка. – Глядите-ка, кто пожаловал…
– Кто? – полюбопытствовал Хуан, вытирая слезы, выступившие после глотка непривычной сорокоградусной.
– Иннокентий Бекетов собственной персоной. Великий гуру, и основатель очередного братства – «Белозерье».
– А эти девицы? – вставила я, ревниво разглядывая четыре пожарные каланчи, на десять сантиметров выше меня.
– А эти девицы – его лакшми, – ехидно просветила меня бывшая подруга. – Телохранительницы и наложницы в одном лице.
– Лакшми? – переспросил Павел.
– Богиня счастья и любви в индийской мифологии, – предупредила мой ответ Наташка. И то, как она улыбнулась ему, сосредоточившемуся на вырезе ее кофточки, мне совершенно не понравилось.
Пока мы всем столом пялились на проплывавших мимо девушек и самого «Великого гуру» Кешу, всезнайка-Наташка вводила нас в курс последних религиозных новостей:
– Он у нас года три назад появился. Такой коттедж себе отгрохал за рекой – олигархи позавидуют. И кинул клич: кто хочет в нирвану попасть – топай ко мне. Ну и потопали к нему, конечно… Только он не всех брал. Чтобы вкусить благодать в «Нирване», так он свой коттедж назвал, какие-то садистские испытания нужно пройти…
– Это точно, – неожиданно поддержал Наташку отец. – В наш центр некоторых из его «Белозерского братства» доставляли. На носилках. Они себя голодом чуть совсем не уморили.
– А зачем ему телохранительницы? – равнодушным голосом полюбопытствовала я, старательно пряча профессиональный интерес. – Для фасона?
– Не для фасона. Слышал, на него было несколько покушений… Не то, чтобы убить хотели, но избить – точно. Так вот, тем, кто покушался, пришлось потом руки-ноги в гипс заворачивать. Серьезные девицы.
– И за что его избить хотели? – оживился заскучавший, было, Павел. – И кто?
– Родственники девчонок, которые к нему в «Нирвану» ушли. – Наташка снова сделала большие глаза. – Что с ними там творили, никто не знает. Домой ни одна не вернулась. Так и живут там. Даже с родителями не общаются – натуральные зомби.
– Да хватит вам страхи нагонять! – отмахнулась Эля от скрывшейся в кабинке процессии. – Пойдемте лучше потанцуем! Эх, зажигать – так с музыкой!
Не дожидаясь ответа, она схватила Хуана за руку, и потащила в круг танцующих, лениво двигавшихся в такт чему-то «фабричному». Вернуться к столу моему братцу удалось только через полчаса. Выглядел он при этом не лучшим образом. Динамо-машина по имени Эля способна была измотать любого, желающего помериться с ней силами в танцах.
Я бросила быстрый взгляд на часы. Десять. Ресторанный гудеж приближался к своему апогею, когда никому ни до кого уже нет дела, и все проблемы решаются легко и просто – принятием очередной алкогольной порции. Как-то так получилось, что за столом остались только мы с мамой: Павел, Эля и Наташка резвились на дансинге, а отец с Хуаном вышли покурить. Я рассматривала ее в мигающем электрическом свете, и чувствовала себя настоящей предательницей. Сказать, что мама в последнее время сдала, – это сказать половину. И дело не только в новых морщинах, и горьких складках у губ. Старость поселилась в ее глазах, когда-то темно-серых, а теперь поблекших, выцветших, словно часто стираное белье. Мама дорогая, что же я наделала? Моталась по стране, убегая от боли и чувства вины, и не замечала, что с каждым годом теряю то, без чего, наверное, можно прожить. Даже долго. Но – не счастливо. Где же твоя улыбка, мама? Твоя солнечная улыбка, один луч которой заставлял окружающих улыбаться в ответ. Неужели я виновата еще и в этом? Как виновата в бессонных ночах, которые ты коротала над моей скрипучей детской кроваткой.. Когда ты последний раз нормально спала, мама?
– Я думаю, уже давно, – неожиданно сказала она, словно отвечая на мой невысказанный вопрос. – А ты как думаешь?
И не успела я заподозрить, что цыганская кровь наградила ее вдобавок ко всему еще и телепатией, как мама резко отодвинула в строну бокал с вином, и наклонилась ко мне через стол.
– Я думаю, он уже давно спит с ней.
– Ты о чем, мама? Кто спит? С кем?
– Твой разлюбезный папочка! – Я только сейчас заметила, что она пьянеет буквально на глазах. – Твой дорогой ненаглядный папочка спит с твоей школьной подругой!
Хорошо, что я едва успела поднести к губам рюмку с виски, иначе точно поперхнулась бы.
– Да что ты, мам, выдумываешь! Папа и Наташка! Бред какой! Она же совсем не в его вкусе – рыжая. А ему такие, как ты всегда нравились, – черненькие…
Нет, все-таки последняя рюмка у меня была явно лишней. Это надо же ляпнуть такое! Не стоило напоминать маме, что папина кубинка действительно была очень на нее похожа.
– Я знаю что говорю. – Казалось, мама не заметила моего промаха, или просто сделала вид. – Они работали вместе. Вместе и в этой дурацкой «Экологической вахте» агитируют. Она его первая помощница, и знает даже то, что он ни за какие коврижки мне не расскажет!
– Но это еще ничего не значит, мам!
– Не значит… А то, что твоя Наташка в открытую заявляет, что балдеет от мужчин, которые ей в отцы годятся? А то, что я в ее сумочке нашла его ручку? Ну ту, с гравировкой об окончании института… Он с этой ручкой не расставался тридцать лет. А теперь говорит – потерял. Кобель старый!..
– Мам, ты что, в ее сумочку лазила? – Я не верила своим ушам. Моя мама? Да быть такого не может…
– Знаешь, я тоже никогда не думала, что докачусь до такого… – Пьяные слезы вот-вот готовы были сорваться с длинных маминых ресниц. Нет, все-таки она у меня красавица. Даже сейчас. Они всегда были эффектной парой. Но если он и вправду с Наташкой каруселит, – я ему… Я ей…
– Слушай, мам, погоди, не горячись. Ты ведь точно ничего не знаешь.
– Скоро узнаю. – Серые глаза сверкнули дамасской сталью.
– Ты, что карты собираешься раскинуть? Мам, не надо. Ну, пожалуйста, не надо!
– Глупая, и чего ты переполошилась… Сама, небось, сто раз гадала…
– Может, я и гадала. А тебе нельзя. Я помню, что тебе тетя Роза говорила. Сколько раз будешь гадать, столько раз несчастной до самого последнего края будешь. Или что-то в этом роде. А тетя Роза знала, что говорила. Она еще в кибитке с табором по стране моталась…
– Нини, неужели ты с твоим высшим образованием веришь в эту ерунду?
– Ерунду? Я помню, как ты гадала перед отъездом отца! И он не вернулся. И ты была несчастна. Давай, я лучше у Наташки напрямик спрошу. Ты не можешь, а я спрошу. Она врать не умеет. И все станет ясно.
– Спросит она, – проворчала мама, немного успокаиваясь. – Иди, спрашивай. Только вряд ли она тебе сейчас что-нибудь вразумительное ответит.
Проследив за ее взглядом, я посмотрела на дансинг, и так и застыла с полуоткрытым ртом. Под завывающую восточную музыку, которую уже по четвертому разу заказывал «для друзей и всех присутствующих» некий бизнесмен Заур, тихоня Наташка демонстрировала танец живота. Всем, и в первую очередь – Павлу. Танцующие азартно хлопали, образовав большой круг, в центре которого она вилась под турецкие переливы, точно хмель по натянутой веревке. Вот это пластика! Можно подумать, что ей не тридцать два, а двадцать три. Теперь не только Павел Челноков, все мужики в зале ее: выбирай любого, и уводи… Наташка выбрала Павла. Не дожидаясь, когда закончится песня, она схватила его за рукав и потащила в коридор. Боковым зрением я уловила пристальный мамин взгляд, и покраснела.
– Может, сама потанцуешь, кости разомнешь? – предложила она.
– Музыка левая, – пробормотала я, лениво ковыряя вилкой в салате. – Не люблю я эти восточные дела. Сыта по горло.
Не успела мама спросить о причине моего отвращения к восточной музыке, как по залу пронесся восхищенный шепоток. Вернее, сам шепот мы, конечно, не услышали из-за продолжавшей завывать музыки, но то, что все присутствующие как один повернулись к дансингу, говорило о многом. Даже Великий гуру Кеша, забывший про своих лакшми, до половины высунулся из-за бамбуковой занавески, дабы не пропустить незабываемое зрелище. В суматохе цветных лучей на моментально опустевшем дансинге танцевала Эля. Еще минуту назад мне казалось, что Наташкин танец живота не удастся затмить даже профессиональным исполнительницам, но сейчас я поняла, как безнадежно далека была от истины.
Не знаю, где Элька выучилась этому. Наверное, в Англии. Но то, что она вытворяла даже не под аплодисменты, – под восхищенное молчание, описанию не поддавалось. Новомодные джинсы, затянутые широким поясом чуть ниже пупка и короткий топик, едва прикрывающий грудь, как нельзя лучше подходили для соблазнительных изгибов и покачиваний. Ох, и наплачется еще миллионер Челноков, пока замуж ее сбагрит.
