Далия Трускиновская - Баллада об индюке и фазане
Дом стоял на довольно высоком фундаменте. Вдоль стены, выходившей на реку, шла узкая тропинка, по одну сторону которой и был этот самый фундамент, а по другую – самый настоящий обрыв. И я не могла просто выпрыгнуть в окно, потому что как раз в темноте оступилась бы и загремела с воплем прямо в реку. Приходилось ползти, с риском повредить поролоновое пузо, без которого я не могла явиться перед Званцевым. Его бы инфаркт хватил!
С великим скрипом я оказалась на тропинке, по ту сторону забора, опоясывавшего дядину усадьбу. Со двора доносились голоса и хохот Кузины. Так она хохочет, когда кокетничает. Пожелав ей успехов, я вдоль стенки прокралась до угла.
Хорошо, что у меня хватило ума не пригибаться, шныряя под подоконниками. Я сообразила, что в доме все равно ни души, кроме спящих детей, и некому в этот час таращиться на реку. В порядке награды за интеллект я обнаружила на одном подоконнике карманный фонарик. Это было весьма кстати.
Я цапнула фонарик и смылась.
Оставалось сползти по крутому откосу к реке, берегом отойти подальше, выбраться наверх и приступить к поискам музея.
Конечно, сползая к реке, я хлебнула босоножками колючего и холодного песка вперемешку с еловой хвоей, а когда разулась, чтобы вытряхнуть эту гадость, оказалась на острых и противных камнях. Тут во мне и взыграла отвага – я поняла, что, доводись мне все затевать сначала, я запросто попросила бы мужичков-морячков выгулять меня по ночному лесу до музея и обратно, хохоча при этом не хуже Кузины. А в музее торжественно бы сдала их с рук на руки Званцеву, и оставалось бы только явиться через некоторое время в угрозыск за благодарностью и, ценным подарком. Да, конвоировать по лесу четырех потенциальных убийц было бы приятнее – все-таки по ровной земле, а не по этим мерзким камням.
При ближайшей возможности я вскарабкалась наверх. Пространственное мышление у меня развито. Я вспомнила табличку со стрелкой, сообразила, что дорога к дядиной усадьбе шла по лесу параллельно дороге к музею, прикинул направление и двинулась.
Минут через пять увидела перед собой метрах в десяти белесый квадрат и страшно обрадовалась – это мог быть только очередной указатель со стрелкой! Я нацелила на него луч фонарика.
Плакат сообщал, что на острове водятся фазаны, а штраф за убийство птички – пятьдесят рублей! Я присвистнула – дороговатое получилось бы жаркое!
Еще через пять минут я набрела на настоящий указатель, ускорила шаг и вскоре увидела за деревьями силуэт башни. У барона был неплохой по тем временам архитектурный вкус. Музей окружали газоны, цветники и художественно расположенные кусты. Я пошла прямо к зданию – тем более, что на втором этаже горел свет.
За шиповником появилась голова. Я направила на нее луч. Более того, я к ней устремилась, насколько позволяли изгибы дорожки.
– Добрый вечер! – радостно сказала я, вглядываясь в голову.
– Добрый вечер, – ответила женщина лет пятидесяти и вышла из-за куста. – Ищете кого-нибудь?
В руках у нее были оцинкованные ведра, а сама она была в выцветшем платье и резиновых сапогах на босу ногу.
– Мне бы кого-нибудь из сотрудников музея… – нерешительно сказала я. – Вы не подскажете, где можно найти директора или хотя бы кого-нибудь дежурного?
– Я сотрудник музея.
Я изумилась, но лишь на мгновение, не нужно быть гением, чтобы сообразить – живущие прямо при музее сотрудники наверняка завели себе подсобное хозяйство.
Представив себе, что я говорю с этой сотрудницей днем, когда она – при залитой лаком прическе и, несмотря на жару, в чулках и в туфлях, я завела такую светскую беседу.
– Я, видите ли, не здешняя. Приехала к друзьям, у них остановилась во-он там… У меня здесь подруга, она учится на историческом. Она мне еще весной писала, что у них практика в вашем музее. Вот, хотелось бы ее найти:.
– Так вы подругу ищете? – переспросила женщина.
– Вы не подскажете, где тут у вас живут практикантки? Вряд ли их поселили далеко от музея!
– Практиканты у нас в последний раз были два года назад, – в непонятной растерянности отступая в темноту, сообщила женщина. – А сейчас у нас никого нет!
* * *– Извините! – крикнула я ей вслед. – Наверно, у них там что-то сорвалось с практикой! Извините! Спокойной ночи!
Но она уже торопливо огибала музей.
Я отошла в сторонку, присела на пень и задумалась.
Какого черта Званцев мне врал?
Зачем вообще врать незнакомому человеку? Что я, претендовала на его руку и сердце, что ли, раз он так спешно сочинил невесту-практикантку?
Нет. В моем положении не претендуют!
Откуда же взялась невеста? А главное, где же в таком случае сам Званцев? Или где-то тут в кустах стоит машина времени, на которой он отправился на два года назад, к невесте?
Я подумала – а не вернуться ли в усадьбу? В конце концов, я сделала то, чего от меня требовала совесть, – я попыталась найти Званцева. Не моя вина, что он мне соврал. Вот пусть теперь сам свое вранье и расхлебывает! Как только попаду на материк – кровь из носу, а позвоню в угрозыск и доберусь до званцевского начальства!
И все-таки – в чем дело?
У всякого вранья есть причина, это я знала по себе. Врать из любви к искусству – патология, а Званцев производил впечатление размазни и растяпы, но уж никак не тронутого.
Надо было восстановить в памяти разговор и те конкретные слова, которые он употребил для вранья. Ведь не с места в карьер он доложил мне о невесте. И наводящих вопросов я тоже, кажется, не задавала. Впрочем, я спросила насчет родственников. Можно ли считать невесту родственницей? Бог ее знает…
Званцев сказал про невесту, отвечая на вопрос о родственниках. Но не сразу. Сперва он рассказал про музей. Сперва – музей, потом несуществующая невеста. Ему понадобилось объяснить свое путешествие в музей. Какого, спрашивается, черта? Эко событие – человек в музей собрался! На выставку поглядеть. Архитектурой насладиться. Не поджигать же музей он сюда ехал!
Стоп! Какая, к лешему, выставка в половине девятого вечера? Рейс-то последний!
А ну-ка, еще раз все прокрутим! Я – про родственников, он – про музей? Идею родственников и друзей он отметает сразу. Едет в музей, и точка. Потом он соображает, что музей уже закрыт и что я могу напомнить ему об этом. И приплетает невесту.
Но куда же он собрался, если не в музей? И почему он не мог сразу соврать насчет родственников? Проверять бы я его пошла, что ли? Нет, брякнул – в музей!
А ну, еще усилие – и я у цели! Брякнул… Он ведь правду брякнул, не подумавши! Званцев – человек простой и выстраивать систему вранья, видимо, не приучен. Он действительно направлялся в музей ради одному ему известных целей. А чтобы мне их не растолковывать, он изобрел на ходу самое трогательное – невесту. Значит, музей ему был нужен именно в вечернее и ночное время. Видимо, и с музеем связана какая-то гнусная уголовщина. Вывод из этого один – Званцев где-то поблизости.
Он может сидеть в засаде, например. На дереве. Или в кусте шиповника – чего я ему от всей души пожелала! Или в реке.
Я стала искать другие варианты. Ничего, кроме засады, в голову не лезло. Видимо, я безнадежно отстала от жизни. Методы из романов Конан-Дойла на острове Долес могли дать осечку.
Мало ли что затеял Званцев! Мало ли какие события должны разыграться этой ночью на острове! Чуть не так повернись – и такие коррективы внесешь в происходящее, что все затеи Званцева прахом пойдут.
Благоразумнее всего было не вмешиваться. Ну, соврал Званцев. Я ему тоже, в сущности, соврала – и тогда ночью, и на трамвайчике. Значит, квиты. Разыщу его в понедельник и продемонстрирую зажигалку. Он съездит на остров, побеседует с дядей Вернером, с соседями, и так далее. Далеко хозяин зажигалки не убежит.
А если убежит? Ведь преступнику закон не писан, и каждый лишний час, проведенный им на свободе, чреват всякими пакостами. Именно сейчас, сидя на пне, я осознала эту банальную истину.
Званцев где-то возле музея. Если обходить музей кругами, точнее – по расширяющейся спирали, рано или поздно я наткнусь на него, Или он на меня. Ведь его интересует именно музей? Значит, и лица, шныряющие вокруг музея, тоже.
Через пять минут после принятия этого решения я уже знала, чем буду заниматься в понедельник утром. Жалобу сочинять буду. Вложу в нее всю ядовитую иронию, на какую только способна. Могли бы уж сотрудники музея навести в парке порядок. А то порядочный посетитель вынужден продираться сквозь крапивные джунгли. Эти мелкие собственницы, наверно, только о своих огородах и беспокоятся!
Описывая первый круг, я забрела в заросли шиповника и долго из них выбиралась. А когда выбралась и продолжила свой маршрут, заметила подозрительную тень, которая словно растаяла при моем появлении.
Я забежала за угол музея и выглянула. Нет, мне не померещилось – тень, пригнувшись, совершила перебежку от куста к кусту. За мной следили.
