Инна Бачинская - Лучшие уходят первыми
Рома Мыльников, заместитель Эрика, по сути дела заправлявший всеми делами агентства, не скрывая презрения, смотрел на шефа.
– Рома, посмотри! – Эрик взволнованно уставился на помощника.
– Шикарный набор, шеф, – сказал тот скучно. – Даже лучше, чем в прошлый раз.
– Ты так думаешь?
– Absolutely[3], – ответил Рома. – Поздравляю!
– Я начну, пожалуй, с этой, – Эрик показал Роме картинку с изображением большой красной мухи с зелеными крыльями и блестящими выпуклыми глазками. – Смотри, какая красавица!
Эрик Пауэрс не хватал звезд с неба, и поэтому, когда ему предложители поехать представителем агентства в заокеанскую страну, он сразу же согласился. И ни разу за два года не пожалел об этом. Сказочная страна! Цены за жилье просто смехотворные. Первоклассная еда. Красивые женщины. В самом шикарном ресторане города ужин на двоих с приличным шампанским – всего-навсего сотня баксов! А он, дурак, начитался газет и испереживался весь, что посылают черт знает куда. Оказалось, не так страшен черт, как его малюют. Вполне цивилизованная страна, особенно если есть доллары.
Счастливый случай свел его с брокером местной риелторской фирмы Ромой Мыльниковым. Проблемы Эрика на чужбине сразу же закончились, и он смог спокойно предаваться любимому делу – рыбалке и производству мух. За короткое время он достиг таких высот мастерства, что его мухи были достовернее настоящих. Эрик не только следовал моделям, разработанным дизайнерами, но и импровизировал. Менял цветовую гамму, ножки делал длиннее, крылья шире, глазки не из прозрачных бусин, а, допустим, из бисера. Словом, его творческой фантазии не было предела. На производство одной мухи уходило около четырех часов, почти весь рабочий день. Эрик, обложившись крошечными инструментами – щипчиками, ножничками, пинцетами, иголками, тюбиками с клеем и лаками, – забывал обо всем на свете. Это были часы ничем не замутненного счастья. Готовых мух Эрик складывал в специальные ящички-витрины с ячейками, сработанные по его аккуратным эскизам на местной мебельной фабрике. Удачная идея заказать витрины на мебельной фабрике принадлежала Роме – у него были там связи.
Рома как ангел-хранитель оберегал шефа от любых стрессов и делал все от него зависящее, чтобы Эрик не чувствовал себя одиноко, был занят и не совался куда не надо. Он привел в офис секретаршу Настю, которая умела печатать двумя пальцами и варить кофе. Настя была длинноногой, крупной, цветущей девушкой с пшеничной косой до пояса и глазами фарфоровой голубизны – настоящей славянской красавицей с календаря. Целыми днями она висела на телефоне, болтая с подружками. «Настия» – называл ее Эрик.
Рома привел также и главбуха Павла Степановича, пенсионера, всю жизнь проработавшего на той же мебельной фабрике. Сдав бизнес в руки Ромы и Павла Степановича, Эрик со всей страстью отдался любимому делу.
Тут можно было бы порассуждать о том, с какой легкостью Эрик Пауэрс, приличный молодой человек из приличной семьи, из небольшого городка Форт-Росс, что в штате Нью-Джерси, разложился, оказавшись вдали от родины. По мере разложения Эрик менял квартиры и автомобили, сорил деньгами, делал подарки Насте – начав с недорогого низкокаратного золотого колечка и закончив двухкомнатной квартирой в центре города. При этом он умудрялся также ежемесячно класть на свой счет изрядную сумму в Чейз Манхэттен банк. Откуда дровишки, спросите вы. В стране, где только ленивый не ворует, Эрик тоже стал воровать. Сначала с опаской, а потом все смелее, благо начальство было далеко.
Человек такая скотина, что привыкает ко всему.
Правильнее сказать, воровали Рома и Павел Степанович, который собаку съел на финансовых махинациях, а Эрик получал свою долю готовой, на блюдечке с голубой каемочкой. Сначала ему было страшно и стыдно, но, видимо, воздух такой у нас в стране, что порядочному человеку просто деваться некуда. Хочешь не хочешь, а приходится красть.
Схема «снятия излишков», как говорил Рома, была проста, как грабли, и заключалась в двойной бухгалтерии. Через агентство «Brown, Brown & Son» торговые компании Европы, Америки и Азии рекламировали свой товар на слабо освоенном восточноевропейском рынке. Стоимость услуг в отчетных документах была сильно завышена по сравнению с реальной. Разница, довольно приличная, делилась между соучастниками. Эрик получал сорок процентов, остальные – шестьдесят на двоих. И все были довольны. За два года набежало немало.
У каждого из преступной троицы была четко обозначенная роль – Эрик обеспечивал крышу и вел переговоры по телефону с фирмами – производителями товара, Рома договаривался о размещении рекламы, а Павел Степанович отвечал за бухгалтерию.
Через неделю Эрик отбывал домой на каникулы, впервые за долгих два года. Рома и Настя уже закупили чемодан подарков для семьи шефа. Всякие местные изделия, вроде расписных платков для матери и теток, самовара, ежевичной водки для мужчин и воблы, так полюбившейся Эрику под пиво. Эрик должен был провести с родителями целых десять дней. Он чувствовал, что очень изменился – сорил деньгами, не думал постоянно об уплате налогов, пил водку без содовой и кока-колы. Рома объяснил ему, что негоже портить хороший продукт всякими шипучими добавками. Родители его не узнают.
– Шеф, – перебил размышления Эрика Рома, появляясь на пороге кабинета, – картины будут готовы к вашему отъезду. Не три, как договаривались, а шесть. Четыре Колькины – я отсканировал им каталог, галерея платит по пять штук, и две еще одного парня, Саши Ренского. Помните, на выставке вам понравились? За шесть с половиной и четыре. Всего тридцать штук с половиной. Маринка подготовит сертификаты. Вас встретит в аэропорту представитель галереи, деньги наличными. Нам двадцать пять процентов за переброс. Это около восьми штук. Не бог весть что, но будем считать это дружеским жестом Кольке. А там посмотрим. Может, бизнес слепится.
– Хорошо-хорошо, – ответил Эрик, который уже слышал все это не раз. – Вы тут без меня смотрите, чтобы все было тип-топ.
– Все будет о’кей, шеф, расслабьтесь, – отвечал Рома. – Не подкачаем.
Глава 9
Культовый режиссер
Река находилась метрах примерно в двухстах от избы. Федор Алексеев вышел из кустов ивняка на песчаный неширокий берег и замер. День клонился к вечеру, небо над головой было белесым, как будто выцвело за долгий жаркий день, а на западе уже наливалось малиной. Стеклянная вода в реке стояла неподвижно, в ней отражались острые пики камыша и прибрежные кусты калины. У самой реки на песке сидела компания из семи человек – троих мужчин и четырех женщин – и азартно дулась в подкидного дурака, как определил Федор. Все были красные от солнца, разомлевшие от выпитого и радостно возбужденные игрой. Рев возвестил, что она закончена. Проигравший, вернее, проигравшая вздумала было удрать, но ее схватили за руки-ноги и, несмотря на протестующие вопли, потащили к реке. Раскачали, бросили в воду и тут же повалились в песок от хохота. Самый длинный из компании был, судя по описанию, Виталием Вербицким.
Федор с чувством, похожим на зависть, наблюдал за играми актеров на пленэре, а в том, что это именно они, актеры, он не сомневался. Чувствовалось, что компания спетая, подлинное актерское братство без обычных в театральной среде зависти и ревности. Так ему показалось, во всяком случае. Он переждал смех и подошел к компании.
Длинный парень вопросительно посмотрел на Федора. В его глазах промелькнула настороженность. Алексеев представился.
– Чем обязаны? – спросил Виталий звучным голосом. Он был похож на породистого жеребца – сильный, широкоплечий, длинноногий. Его белые волосы были заплетены в косичку.
– А что случилось? В чем дело? Это из-за машины? – вразнобой загомонили актеры.
– Спокуха! – Виталий поднял руку, и компания послушно умолкла. – Я вас слушаю! – Он ернически поклонился и преувеличенно серьезно уставился на Федора.
– Поговорить надо, – сказал тот.
– О чем? – закричали актеры.
– Где? – спросил Вербицкий.
– У меня в кабинете, – ответил Алексеев.
– Я под арестом? – спросил режиссер, и братва снова дружно загудела.
– Виталя, я звоню Пашке, – сказал недомерок в красных трусах. – Ничего им не говори!
«Интересно, – подумал Федор, – чего не говорить?»
– Жабик, остынь, – ответил Вербицкий. – Я к вашим услугам, господин капитан! Поедем в «воронке»?
– Нет, – ответил Федор, – на «Форде»
– У-у-у! – взвыла компания в восторге. – На «Форде»!
И они поехали. Труппа, стоя на дороге, смотрела вслед машине, кричала, улюлюкала, махала руками и вытирала кулаками воображаемые слезы. По дороге Вербицкий рассказывал капитану о душителях свободы у них в городе, которые не отличают искусства от порнографии. Что говорит о грязном воображении, тайной эротомании и подавляемой сексуальности, загнанной в глубины организма, а также о неизжитой совковости. Капитан молча внимал, ни о чем не спрашивая, и раздумывал, слушая режиссера, искренен тот или блажит. Его удивляло, почему Вербицкий не спросил, зачем они едут в город и что случилось, как сделал бы на его месте всякий нормальный человек.
