Алина Егорова - Ведьмино яблоко раздора
– Тем не менее пропажу обнаружили у вас.
– Вот тут мне ответить вам нечего. Сам теряюсь в догадках. Я нормальный законопослушный гражданин, и я не стал бы заниматься воровством. Потому что мне это чуждо и идет вразрез с моими моральными принципами! Посудите сами. Допустим, это действительно сделал я. Я не говорю, что это «сделал» я. Я говорю, «допустим». Так вот, если бы это сделал я, неужели я бы стал держать у себя дома украденную вещь?
– Всякое бывает. Иные преступники рассуждают точно так же, в надежде, что у них в доме искать не будут.
– Так рассуждают полные идиоты, а я, как вы видите, в здравом уме. Я, на минуточку, высокооплачиваемый специалист с высшим образованием, – гордо заявил Пеганов.
Он постоянно «якал», и это тоже не ускользнуло от следователя. Считает себя центром вселенной районного масштаба – дотянуть до городского мешают комплексы, – заметил Тихомиров.
Николай явно считал собственную востребованность на рынке труда неоспоримым плюсом. Илья Сергеевич читал досье на Пеганова и знал, что тот окончил институт тяжелой промышленности и работал менеджером проектов в научно-производственном объединении, занимающемся обработкой металлов. Среди его контингента преимущественно встречались необразованные, антисоциальные элементы, но и интеллигентов тоже хватало. Все-таки Пеганов отчасти был прав – суд всегда при вынесении приговора принимает во внимание характеристику личности, и ему, следователю, не помешает с этим считаться.
Дарья Альбертовна вспомнила, что вечером видела припорошенные снегом следы, ведущие к веранде. Следы, как ей показалось, были, судя по размеру, мужскими. К сожалению, про следы она сообщила слишком поздно для того, чтобы их идентифицировать. Да к тому же еще неизвестно, были ли они там, или это только плод воображения хозяйки дома. Если следы действительно имели место быть, то они служат косвенной уликой против Николая, что вроде бы логично: Пеганов зашел с парадного входа, осмотрелся. А во второй раз пришел огородами.
Николай версию о том, что он приходил в дачный дом Лакришевых через огород и там наследил, отверг на корню.
– Чушь какая! Я что, похож на идиота, чтобы лезть в сугроб, когда рядом есть короткая расчищенная дорожка?! – вскочил с места допрашиваемый. В голосе его пробудился тигр, который вот-вот зарычит.
Вопрос был риторическим. Илья Сергеевич в своем кабинете подобные выпады наблюдал постоянно. Обычно их демонстрировали люди, замазанные по самые уши.
Таврическая губерния. 1836 г.– Возьму сердце раба божьего Елисея, понесу на остуду в ледяное царство, в остудное государство. Чтоб раб Елисей рабу Анастасию не любил, сердце свое остудил, в сердце ее не носил. В ледяном царстве, в остудном государстве стоит ледяная изба, в избе ледяная стена, ледяное окно, ледяная печь. Черт с чертовкой дерутся, щипаются, кровью обливаются, думу не думают, советы не советуют. Так бы раб божий Елисей с рабой божьей Анастасией дрался и щипался, злился и ругался, думы бы не думал, советы не советовал. Век по веку отныне до веку.
Произнеся эти слова, Алкмена вернулась в избу и тихо, чтобы не разбудить дочь, легла спать. Ночь выдалась ясная, с убывающей луной – подходящая для отворота. По мнению Алкмены, отворот был необязательным, потому как граф и так был холоден со своей женой, никогда между ними согласия не было. Но чтобы задуманное удалось наверняка, ритуал нужно было начинать с отворота. Уж слишком долго она ждала этого часа, чтобы все испортить какой-то мелочью. Ждать Алкмена умела, и чем дольше ждала, тем изощренней становился ее замысел. Ее месть выдерживалась годами, как драгоценное вино. Теперь настало время откупорить бочку и угостить напитком врага.
– Ишь, бусами решил откупиться! Сунул, как публичной девке, – негодовала Алкмена.
– Они красивые. Камни яркие, как кровью налитые.
– Красивые. Только цена им – медный грош в базарный день! Он заплатит, за все заплатит!
– Может, не стоит? Уж очень высока плата получается, – усомнилась Аполония.
– Такое нельзя прощать! Или ты считаешь иначе? – при этом темные глаза Алкмены полыхнули дьявольским огнем.
– Нет, я не считаю. Сердце врага должно быть растоптано! Но я сомневаюсь, враг ли он мне?
– Он мне враг, а значит, и тебе.
– Хорошо, я сделаю все, как ты скажешь.
Аполония сняла с головы ленту, и ее тяжелые волосы цвета горького шоколада упали на смуглые плечи. Не торопясь Аполония расстегнула сорочку, обнажив словно высеченное из темного мрамора юное тело. Острые ключицы, изящные щиколотки, колени, напоминающие лица детей-близнецов, небольшая высокая грудь с темными ореолами вокруг сосков, тонкая до невозможности талия, узкие бедра и манящие ямочки на упругих ягодицах. Даже Алкмена не смогла отвести взгляда от прекрасных пропорций, а она-то видела это тело постоянно.
– Совсем как я в юности, – удовлетворенно произнесла она. – Никуда не денется, как пес цепной будет служить. И никакого приворота не надо.
– Так, может, тогда не будем ворожить?
– Дело надо довести до конца. Луна нынче растущая – то, что надо. Возьми вот это и это. Натрешь себя три раза, повторяя заговор.
– Что это? – удивилась Аполония, глядя на жидкость. – Это не повредит моей коже?
– Нет, напротив. Это вода – морская, с медом диких пчел, и чистая родниковая. От такой воды кожа станет мягкой и бархатистой, еще краше, хоть краше, чем есть, уже некуда.
– Тогда ладно, – рассмеялась девушка. – Буду краше дальше некуда.
Аполония зачерпнула из первой крынки приготовленную воду, попробовала на вкус – сладко. Опустила ладонь и стала натирать ею тело, приговаривая:
Тело мое бумажное, кожа бела,
Кровь солена, любовь к рабу божьему Елисею сладка.
Я грудью вздохну, головой буйной встряхну,
Босой ногой по сердцу раба божьего Елисея пойду.
Чтоб ему ни одной темной ночи не спать,
Не лежать, матери, отца не вспоминать,
Друзей не окликать, подруг не зазывать,
Чтоб меня, рабу божью Аполонию, двенадцать лет
не забывать.
Будьте, мои слова, крепки и лепки.
Двенадцать лет держитесь, двенадцать лет лепитесь.
Ключ, замок, язык. Аминь.
Затем девушка проделала то же самое с водами из двух других крынок. После натирания тела родниковой водой Аполония нагая вышла из избы и стала сушиться, кружась в лунном свете.
– Теперь никуда не денется. Только сама не забывай, кто он для тебя, – предупредила Алкмена, но девушка ее уже не слушала. Она побежала по дорожке к склону, откуда открывался вид на море.
– Какая волшебная ночь! Звезды, как горошины. А море, море какое! Спокойное, словно оно уснуло! Э-ге-гей! Просыпайся! – закричала Аполония и бросила со скалы камень. Камень исчез в темноте, отозвавшись глухим всплеском.
Санкт-Петербург. Наши дниПоловина дела сделана – в стан врага нанесен сокрушительный удар, который вывел его из равновесия. Сегодня Томиле позвонила взбешенная Сазонова и потребовала немедленно забрать Дениса. Она шипела, как змея, назвала ее кукушкой, а Николая козлом, от которого, кроме проблем, ничего не дождаться.
До окончания продленки оставалось еще три часа, поэтому можно было пока заняться своими делами. Суп надо сварить и дыру в кармане куртки сына зашить. Мать постоянно ворчит, что она по дому ничего не делает. Как же «не делает»! Еще как делает, пашет как лошадь. Мать ей сразу условие поставила, что ни ее, взрослую кобылу, ни ее семью она обслуживать не собирается. Один раз ужин не приготовила, потому что сил не хватило после работы идти в магазин, так теперь постоянно вспоминает.
Идти к Сазоновой забирать детские вещи? Очень надо! Сама принесет. А если не принесет, можно потом за ними сходить. Денис без лишней пары носков обойдется, дома у него шмотья и всяких игрушек-книжек полно, а Светку его вещи будут нервировать. Вот так вот! Противника надо добивать до конца и делать это всеми возможными способами.
Сазоновой Колька был нужен, только когда у него дела шли хорошо, а как только он попал в беду, так все – пошел вон. Тома ее сразу раскусила, как только увидела. Первое впечатление – оно самое верное, в этом Томила убеждалась не раз. Только всегда считала, что не нужно отвергать человека, если он с первого взгляда не понравился, и всегда за это расплачивалась. Так вышло и с Сазоновой. При знакомстве Светка показалась ей хищной и расчетливой. Но, как обычно, Тома из-за своего «не надо сразу отвергать человека, пусть он раскроется» со Светой стала общаться.
«И по гороскопу она Рыба – скользкая и противная. Настоящая щучка», – подумала Тома, вспомнив, как в марте Николай ушел к ней на день рождения вместо обещанного Денису похода в ТЮЗ.
То, что бывшего мужа посадили, Томилу ничуть не печалило. Уж лучше пусть за решеткой, чем с этой выдрой, рассудила она. Оно и полезно – посидит, подумает над своим поведением. Будет знать, как по потаскухам шляться.
