Елена Арсеньева - Клеймо красоты
Эта мизансцена на какое-то мгновение отвлекла внимание основных боевых сил и дала Витале возможность передохнуть. Однако передыхал он очень своеобразным образом: не вытирал, к примеру, пот со лба, а, подобно Змею, сунул руку в карман и достал из широких штанин… нет, не нож, а пистолет.
Черный ствол нахально уставился на отпрянувших парней:
– А ну, девку сюда! Сами убирайтесь, пока я добрый. Ирка! К ноге!
Маришка громко ахнула. Ирине почудилось, будто сердце сжалось маленьким ледяным комочком. Втиснулась в спинку сиденья, обхватив себя руками, зажмурилась, словно надеясь, что все страшное сейчас исчезнет…
– По-моему, силы равны, – долетел до нее задыхающийся голос.
Маришка ахнула снова.
Ирина решилась открыть один глаз, но как-то так получилось, что распахнулись оба – изумленно. Сергей тоже держал пистолет! Другой рукой он приподнимал голову Змея, к виску которого и был приткнут ствол:
– Уходи, а то… Считаю до трех, потом щелкну твоего размалеванного приятеля.
Голос его звучал негромко, но была в нем такая леденящая душу решимость, что по Ирининой спине побежали мурашки, а на окровавленном Виталином лице появилось растерянное выражение.
Все застыли, меряя друг друга взглядами. Маришка нетерпеливо теребила руками сарафан. У нее был вид римской матроны, которая, склонившись к арене, где валяется поверженный гладиатор, настойчиво опускает большой палец, подавая тем самым знак: «Убей его!» – однако никто не обращал на нее внимания.
Вдруг разбитые в лепешку губы Витали дрогнули и раздвинулись в подобии улыбки:
– Да ну… Да вы чо, мужики? Из-за бабы – на мокруху? Ладно, по своим! Девку забирайте, черт с ней. Она не наша, мы ей ничего не сделали.
– Как не сделали? – вылетела вперед Маришка. – А платье? Когда я ее с тобой в машине видела, она была в платье!
– За гвоздик зацепилась, – буркнул Виталя.
– За гвоздик!.. – взвизгнула было Маришка, но Сергей схватил ее за руку и сдержал боевой порыв:
– Ладно, хватит на сегодня. Пусть забирает своего индейца.
Виталя, оскалясь от злости, спрятал пистолет в карман и наклонился поднять Змея.
Сергей тоже убрал оружие и, не оглядываясь, пошел к автомобилю, одной рукой убирая со лба взмокшие волосы, а другой поддерживая Павла, который ощутимо прихрамывал.
Петр отступал последним, настороженно оборачиваясь на Виталю и Змея, словно ожидал от них еще каких-то подвохов, и подталкивал Маришку, с лица которой никак не сходило воинственное выражение.
Молча, тяжело дыша, набились в автомобиль. Сергей завел мотор, дал задний ход и ехал так до тех пор, пока распростертый Змей и склонившийся над ним Виталя не скрылись из глаз.
Начал разворачиваться. Дорога была узкая, автомобиль сначала сунулся за обочину задними колесами, потом передними. Всех швыряло друг на друга. Павел болезненно охнул.
– Что, попало? – встревоженно обернулась с переднего сиденья девка-богатырка. – Давайте остановимся, посмотрим, что с ногой. Вдруг перелом?
– Упал, очнулся – гипс… – пробормотал Петр, который сидел рядом с Ириной и деликатно старался держаться от нее подальше, однако это ему не очень удавалось, особенно когда при разворотах их швыряло друг на друга.
– Ох, лучше не надо останавливаться, – морщась и улыбаясь одновременно, попросил Павел. – Нету у меня никакого перелома. К тому же заимка тут недалеко, этот рыжий примат вполне успеет добежать и вернуться, к примеру, с автоматом. А то и с пулеметом! От таких маразматиков всего можно ожидать. А у нас всего один ствол.
– Это точно, – кивнул Сергей, выравнивая наконец автомобиль. – Зажигалки-автомата, тем более – пулемета у меня нет.
Последовала минута молчания, во время которой Сергей вынул из кармана свой пистолет, спустил курок… из ствола бесшумно выплеснулось пламя и образовало ровный язычок.
– Ой… – пискнула Ирина и вдруг принялась хохотать, как сумасшедшая. Да и все уже хохотали, не в силах справиться с накатывающими приступами смеха, падая друг на друга от толчков и обессиленно постанывая.
При очередном повороте дороги Ирину просто-таки забросило Петру на колени, что вызвало новый обвал хохота. В это мгновение Маришка оглянулась, и ее зеленые глаза встретились с залитыми слезами смеха глазами Ирины. Маришка тотчас же отвернулась, и в кабине снова воцарилось безмятежное веселье.
Однако теперь смеялись все, кроме Ирины, впрочем, это было вполне объяснимо, поскольку именно в эту минуту расстегнулась внушительная Маришкина булавка.
* * *Да, квартира была пуста.
Но почему?! Куда могла деваться хозяйка?
Звонок в дверь прозвучал так внезапно, что ночной гость едва не выронил пистолет. Ринулся к балконной двери – бежать, но тут же понял, кто звонит. Прошел в коридорчик, глянул в «глазок». И, убрав оружие, начал отпирать несложный замок, из тех, что называются гаражными и открыть которые снаружи может любой и каждый с помощью отвертки.
Стоявший за дверью шагнул в квартиру и прикрыл за собой дверь. Покосился на молчаливую коробочку сигнализации на стене. Вздохнул.
– Значит, смылась? Так я и предполагал. Хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сам.
– Слушай, я не понимаю… Она не могла! – забормотал первый. – Я не сводил глаз с подъезда, никто не выходил, все ее окна на эту сторону, только во двор, я за ними наблюдал, никто не спускался с балкона, на соседский ей никак не перелезть, далеко, да я бы заметил!
– И все-таки она ушла, – спокойно сказал вновь пришедший, держа руки в карманах и покачиваясь с пятки на носок. – Знаешь, как это можно было сделать?
– Чердак! Неужели она вылезла через чердак в другой подъезд?
– Чердак заперт вот на такенный замчище, я проверил. Уйти можно иначе. Спуститься на первый этаж и позвонить в любую квартиру, окна которой смотрят на противоположную сторону. Вылезла в окошко. И вот вам результат.
– Вряд ли! Я обошел дом. Он же стоит, ты заметил, как по-идиотски? С той стороны у них аптека, первый этаж – это фактически второй, окна очень высоко. Она бы не рискнула ноги ломать.
– Рискнешь, когда тебе грозит смерть.
– Да ну, брось. Она не сомневается, что это было обычное ограбление, вернее, не состоявшаяся попытка ограбления. Откуда она могла знать, что ты ей заранее подписал приговор?
– Откуда? – Человек помедлил, в упор глядя на своего проштрафившегося напарника. – Ну, может, она прочла это в моих глазах. Как читаешь ты.
Последнюю фразу его собеседник уже вряд ли услышал, потому что к моменту, когда она была произнесена, в его лбу образовалась круглая аккуратная дырочка.
Выстрелом его отбросило на диван, и он теперь лежал головой на подушках, свесив ноги, с выражением тупого изумления на одутловатом лице с синеватой щетиной на щеках.
Стрелявший сунул в карман пистолет. На это ему потребовалось куда больше времени, чем выхватить его.
Затем он огляделся и прямиком шагнул к креслу, на которое были аккуратной стопкой сложены большой мягкий плед и несколько разнокалиберных подушек, украшавших диван днем, когда постель была убрана. Убийца хватал каждую, крепко стискивал и подносил к уху, словно ожидал услышать какой-то звук. Так иногда выбирают арбузы на рынке: сжимая их изо всех сил и прислушиваясь, не захрустит ли. Захрустит – значит, спелый. Но ни одна подушка не была арбузом, может быть, поэтому они и не захрустели.
Лицо убийцы, бывшее доселе подчеркнуто спокойным, помрачнело. Он огляделся в поисках других подушек, одну даже выдернул из-под головы мертвеца, но та оказалась мягчайшей, как пух, которым была набита.
Машинально он приподнял убитого и снова уложил его простреленную голову на подушку. И уже по второму разу начал исследовать все остальные в нарядных вышитых наволочках, затейливо связанных крючком.
Наконец его внимание привлекла одна, самая маленькая. На суровом полотне были вышиты васильки и маки, среди которых затесалась ромашка с полуоборванными лепестками. Похоже было, что кто-то гадал на цветке: «Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет, своей назовет…» Но у гадающей не хватило терпения, а может, храбрости, она дошла до «поцелует» – и решила на этом успокоиться. А чтобы гадание непременно сбылось, вышила заветную ромашку на наволочке.
Да, это было давно: мулине изрядно выгорело, как выгорают цветы в засуху. Да и суровая ткань поблекла. А вот серые нитки, которыми была зашита подушка, казались на этом фоне очень яркими. Тем более что стежки были крупные, небрежные, в то время как остальные чехлы зашивали меленько, аккуратно, почти незаметно.
Убийца хмуро посмотрел на нитки, а потом подцепил стежок ногтем и рванул с такой силой, что шов лопнул. И стало понятно, почему подушка плоская, будто безжизненная: в ней лежало старенькое, застиранное до дыр полотенце, свернутое несколько раз.
Убийца стоял, держа чехол и полотенце. Он был неподвижен, только руки сильно тряслись. Наконец он отшвырнул тряпье, снова вырвал из кармана пистолет и несколько раз выстрелил в человека с простреленным лбом. Тело подскочило на мягком диване, однако кровь не потекла из ран, ведь человек уже несколько минут был мертв.
