Рена Юзбаши - Скинхед
— Ты понимаешь, что ты на этой земле не нужен? Что ты здесь лишний? — даже мне стало страшно от того, как прозвучал голос Учителя, стук колес поезда не заглушают этих слов.
Учитель смотрит на эту черную шваль, и мы видим, как он боится, у него стекает каплями пот по лицу, он весь трясется крупной дрожью.
— Ты просто головой кивни, что понял меня, — кавказец медленно кивает головой. — Если ты завтра все еще будешь в Москве, то послезавтра я найду тебя и убью. Лично. Ты меня понял? — Кавказец снова кивает головой. — Ты же веришь, что я это сделаю? — еще один кивок.
Вагон останавливается на Новослободской и черный буквально вываливается кулем из вагона и бежит. Мы из окна вагона видим, как он, поскользнувшись на мокром мраморе, падает, неуклюже встает, и снова бежит. Учитель начинает смеяться, и мы за ним вторим.
— С этой мразью только так и надо общаться, они по-другому не понимают. Я же не буду со всякой сволочью говорить как с равным? Цивилизованно себя можно и должно вести с нормальными людьми, а с черными надо говорить на «черном» языке. Они только так и понимают. Иначе до них не доходит, — Учитель говорит рубленными фразами и мы понимаем, что именно так себя и должны вести. Благородство и принципы цивилизованного человека должны сохраняться только для цивилизованных нормальных людей, а для чёрных они не нужны.
Осенние каникулы получились что надо. Оставшиеся дни я провожу в клубе, на тренировках. После митинга я чувствую особую связь со своим братством. Мне еще в детстве хотелось иметь брата, а теперь у меня много братьев.
— Артем, а откуда обновка взялась? — мамка на бюллетене уже второй день. Она гриппует и заодно занимается моим воспитанием. По ней — одно другому не мешает. Середина ноября и приходится ходить в школу, которая все больше и больше мешает тренировкам.
— Мам, да я ее уже третий месяц ношу, — не найду слов, что ж еще сказать.
Надо же было в такую холодрыгу напяливать куртку, есть же у меня пуховик. Теперь допроса не избежать.
— Мне ее друг подарил.
— И кто он, этот дружок-миллионер? Не Федор ли? — она плавно переходит на визг и тут же, схватившись за горло, исходит кашлям, беспрестанным чихом. Термометр подтверждает худшее — температура. Охая и ахая, она решается на то, что делает в самых крайних случаях — вызывает врача. Приехавший неожиданно быстро «Пилюлькин», потрогав ее лоб, ставит диагноз: «Ангина в острой форме». Выписав кучу лекарств, человек в мятом, грязном халате грозно предупреждает: «Если не отлежаться — не миновать осложнения». Мамка со вздохом соглашается открыть бюллетень, хотя ясно, что институт без Ивановой несомненно пропадет за ту неделю, что она проведет дома. Теперь у мамы появляется неограниченная возможность разобраться с курткой. Придется идти на признание.
— У нас в тренажерном зале есть один товарищ, он уже взрослый, его Михаилом зовут. Мы с ним вроде как друзья, вот он и подарил мне куртку.
И все же иногда хорошо обдуманная ложь лучше глупой правды. Во всяком случае, полезней. Что толку в правде, если она никого не убеждает? Последовавшее заявление мамы свидетельствовало о том, что моя честность вознаграждается вовсе не тем, на что я вправе был рассчитывать.
— Артем, ты столько времени проводишь в своем тренажерном зале, что меня это начинает тревожить. Я, пожалуй, на днях приду поглядеть на твои тренировки. — Она поджала губы, и насколько я знал маму спорить с ней в этот момент бесполезно. Все равно, не переспоришь. — К тому же занятия в зале бесплатные, и это меня очень настораживает.
— Ну, хочешь я буду платить? Брать у тебя деньги и отдавать за бесплатные тренажеры? — если ее развеселить, то она отвлечется от клуба.
— Артем, про бесплатный сыр в мышеловке слышал?
— Мам, как ты можешь так говорить? У нас там все по-честному.
— Вот очень хорошо, я и взгляну, чтобы убедиться лично.
— Мам, а зачем тебе это? Насчет куртки я не вру. Честное слово…
— Вот это меня и пугает, — мамка подтолкнула меня к двери, даже не поцеловав, значит, действительно злится. — И не смотри на меня так жалобно. Это — не по-мужски.
— Меня же ребята засмеют после твоего официального визита!
Она даже не улыбнулась моей шутке — дело совсем плохо. Какими же еще словами убедить отказаться от этого безумного намерения — явиться ни с того, ни с сего в клуб «Красное кольцо»?
* * *Мы с мамой находимся в разных окопах. Недавно мы с ней смотрели передачу о пацанах таких же, как мои братья из «Красного кольца». Они недавно прошлись по рынкам. Вот это акция! Вот это дело! Об этом сейчас вся Москва гудит. Одним словом, по ходу дела ребята кое кому из черномазых пустили кровь. Надо было видеть и слышать возмущение мамы. Главный ее довод: интернационализм и дружба народов. И еще: наши деды вместе строили страну, вместе воевали против нацизма! Я ей: «Мы точно так же воюем за Россию, как наши предки в сорок первом против фашистов. Им было даже проще, яснее: вот в этих окопах находятся свои, а вот в тех — чужие. А сейчас не знаешь, где враг, а где друг». Она — мне, схватившись за сердце:
— Поэтому и загляну к вам, благо тут недалеко. Если ты настолько дорог этому Михаилу, что он заботится о твоем гардеробе, то уделить твоей матери минут двадцать — это не вопрос для него.
Я на секунду представил, как Учитель выслушивает лекции мамы про интернационализм, и мне сделалось дурно.
— Вопрос закрыт, и чем больше ты меня будешь переубеждать, тем хуже.
Естественно, в школу я опаздываю, и захожу уже после звонка, поругавшись с нашей бабой Надей, вахтершей. Вообще, у нас в школе странные правила: опоздаешь — не зайдешь; захочешь выйти, если урока нет — не выпустят. Ну, это так, к слову. В фойе — обычная сцена: отморозок Колька, мой одноклассник, пытается приподнять за уши белобрысого первоклашку. Мальчишка пинается, изворачивается угрем, пытаясь выскочить из Колькиных лап. И при этом крепится изо всех сил, чтобы не разреветься. Ай да первоклашка, ай да мужичок-с-ноготок! Я без лишних слов двинул Кольке в челюсть, и этого оказалось вполне достаточным, чтобы он, разжав руки, свалился на пол.
Между прочим, Учитель говорил, что трагедия Россия — весь ужас нашего положения заключается в том, что русские бабы не хотят рожать, а дети — наше главное богатство!
Шмакодявка, подбирает свой портфель, и был таков. Колька угрюмо приподнимается, самое время для профилактической беседы:
— Ты меня попробуй за уши поднять, если у тебя пара лишних яиц имеется.
Ничем таким он похвастать не может и лучший выход для него смыться с глаз моих долой.
Вообще-то, надо как-нибудь доступно объяснить и остальным в классе, что своих обижать нельзя. Мало что ли в школе черных бегает? Вот пускай на них и тренируются. Но лучше это оставить на потом, а то если кто-то настучит Майе про «Красное кольцо», то мне не жить.
* * *Уже к четырем я в «Красном кольце». Накоротке перекинувшись с Даней приветствиями, не мешкая, направляюсь в кабинет Учителя. Больше всего мне нравится в нем то, что любой из пацанов может запросто зайти к нему, как говорится, без всяких там церемоний. У него для своих подопечных всегда время находится, даже если он занят по горло делами. Мы это понимаем и не беспокоим его по пустякам. Только в случае ЧП, как у меня сегодня. Уж большего бедствия, чем приход мамы в клуб и представить себе трудно.
Я постучался к нему и, услышав голос Учителя, робко приоткрыл дверь:
— Можно войти?
— Привет, Артем. Конечно, заходи, — он широко улыбнулся, это добрый знак: настроение у моего Учителя хорошее.
— Учитель, у меня тут такая проблема, — теперь я уже знал, что он больше всего не любит, когда мямлишь, топчешься на одном месте и, сосредоточившись, стал излагать суть проблемы как на духу. — Мать сегодня утром увидела куртку, которую вы мне подарили, и захотела с вами встретиться. Я попробовал ее отговорить, но она разволновалась, и, в конце концов, заявила, что я ее ни в грош не ставлю. А это — не так.
— Так, и что дальше? — Учитель не сводил с меня глаз.
— Просьба такая: могли бы вы с ней встретиться?
— Артем, а почему ты пробовал ее отговорить? Нас стесняешься? — Учитель насмешливо смотрит на меня.
— Нет, Учитель, что вы!.. Я просто не хотел, чтобы ребята думали, что я… — запнувшись, я замолчал.
— Маменькин сынок? — Учитель как всегда прочитал мою мысль и закончил ее за меня.
— В том-то и дело — засмеют ведь, если узнают, что мама приходила к вам, — отчаянье так и сквозит в моем голосе.
— Не переживай, никто ничего не узнает. Мало ли кто ко мне приходит, я же не обязан отчитываться обо всех, с кем встречаюсь. А матери скажи, чтобы зашла в субботу после трех. Я думаю, для нее это самое удобное время? — он смотрит на меня с улыбкой.
Ну откуда Учитель обо всем знает? Он же и в самом деле выбрал самое удобное — мамке не нужно отпрашиваться с работы. Не как в школе — обязательно съязвят: «Все работают. Может и отпроситься». А пахать ради меня, кто будет? Это наши грымзы так радеют за меня, за единственного…
