Марина Серова - Месть в кредит
– После профилактической работы – не повторит, – уверенно заявил Кубарев.
– И кто же будет заниматься этой профилактической работой? – догадываясь о том, каким будет ответ, спросила я.
– Сам проведу, – коротко бросил Кубарев.
– Зачем это вам? – в недоумении спросила я. – Ответ мне нужен четкий и честный.
Кубарев снова впился в меня своим пристальным взглядом. Смотрел долго. Молча. Мне показалось, что прошла целая вечность, но нарушить молчание я не решилась. И правильно сделала, так как Кубарев наконец заговорил. А когда он заговорил, я сразу поняла, что ответ получу действительно честный и исчерпывающий.
– В том, что говорят кумушки на лавочке, не все выдумка, – медленно начал он. – Я и правда сидел. Давно. Недолго. По глупости сел, мне тогда едва-едва двадцать три годочка стукнуло. За что сидел, не скажу, не спрашивай. Не хочу об этом вспоминать. Только скажу, что ничего там, в тюрьме, романтического нет. И исправления никакого нет. Если человек преступник по своей сути, ты его сколько ни сажай, он так преступником и останется. А вот нормальный человек, если оступился раз, из зоны уже таким же не выйдет. Либо сломают, либо в свою веру воровскую перекрестят. Жаль, что те, кто у власти, этого не понимают. Сами уголовщину плодят. Нет чтобы дать человеку возможность искупить вину здесь, на воле, они его в такие условия погружают, в которых и младенец последней тварью станет. Видно, их угрызения совести ни разу в жизни не мучили. Не знают, что самое строгое наказание для оступившегося – это вновь и вновь переживать тот момент, когда был сделан последний шаг, ведущий туда, откуда возврата нет. И рад бы вернуться, а не получается. Вот что самое страшное!
Казалось, Кубарев напрочь забыл о моем существовании и вел беседу с самим собой. Мысли его унеслись куда-то в далекое-далекое прошлое. И прошлое это его не радовало, это точно. Я затаила дыхание, боясь спугнуть это состояние. А Кубарев продолжал.
– Вот и он решился на этот последний шаг, и возможности возврата к прошлому для него вроде бы нет. А я говорю – есть. И для меня бы была, попадись мне тогда на моем пути правильный человек, который смог бы научить, как это сделать. Только вот мне такой человек не попался. А ему еще может повезти…
– Вы говорите о том, кто приходил к Губанову? – решилась я спросить, когда пауза слишком затянулась.
– О нем, – ответил Кубарев, возвращаясь из своей далекой дали. – Парнишка еще. Молодой. Не больше двадцати пяти. Это по походке видно.
– Когда он приходил? Вы видели его лицо? – начала я задавать вопросы.
– Э, нет, красавица. Так дело не пойдет, – спохватился Кубарев. – Мы еще не условились. Сначала уговор – потом подробности. А мне, поверь, есть что рассказать.
Я сидела в нерешительности. С одной стороны, в словах Кубарева было много правильного. Я так же, как он, считала, что наши исправительные учреждения исправительными можно назвать только в шутку. С другой стороны, где гарантия, что этот самый преступник не является отпетым негодяем? Ведь на его счету уже есть одно убийство. Почему Кубарев решил, что оно для парня первое? И потом, как я объясню Потоцкому, что решила отпустить убийцу его друга на поруки бывшему уголовнику? И дать обещание, а потом нарушить его было не в моих правилах. Обманывать Кубарева я не собиралась. Значит, нужно найти компромисс. Хотя бы попытаться. А нет, так просто придется искать этого парня своими силами, без помощи Кубарева. Об этом я и решила ему сказать.
– Полностью и безоговорочно я вам подобного пообещать не могу, – с сожалением в голосе произнесла я. – Тут слишком много нюансов. Кто, например, даст гарантию, что парень, которого вы собираетесь спасать, не сидел раньше? Откуда нам знать, сколько на его счету подобных дел? Допустим, вы с ним побеседуете, или что вы там собираетесь с ним сделать, а беседа ваша не возымеет действия. Что тогда? Новое убийство? И это убийство будет на моей совести. Могу я согласиться на подобное? Сомневаюсь. Или он окажется лжецом. Пообещает вернуть деньги, а сам сбежит. Да мало ли что может произойти. А я буду связана по рукам и ногам своим обещанием. Нет, на такой риск я пойти не могу.
Я поднялась и, собираясь уходить, добавила:
– Простите, дядя Костя, но мы не договоримся. Придется искать другой способ вычислить вора и убийцу. Мне жаль, что я напрасно отняла у вас время.
Я развернулась и пошла к дверям. Будучи уже у порога, я услышала, как Кубарев бросил мне вслед:
– Твоя взяла.
Я остановилась. Вернулась. Глядя на Кубарева, я переспросила:
– Я не ослышалась? Вы сказали «твоя взяла»?
– Сядь. Не маячь перед глазами, – велел он.
Я снова заняла место за столом. Кубарев допил остатки своего чая и заявил:
– Слова твои не лишены смысла. К тому же мне понравилось то, как ты мыслишь.
– Мне, конечно, приятна ваша похвала, – заметила я, – только я не понимаю, вы что, передумали насчет условия?
– Если бы ты сразу согласилась, не раздумывая, я бы тебе больше ни слова правды не сказал, – признался Кубарев. – Я бы понял, что при первой же возможности ты меня надуешь. Теперь я уверен, что мы сможем договориться. Ну что, слушать будешь?
Я облегченно вздохнула и кивнула. Кубарев начал рассказ, к концу которого у меня было довольно четкое представление о том, как Губанов провел последние дни своей жизни.
За день до убийства Кубарев случайно столкнулся с Губановым в подъезде. Вернее, не столкнулся, а встретился. Кубарев поднимался по лестнице следом за Губановым, но их разделял целый пролет, поэтому Губанов Кубарева не заметил. Губанов разговаривал с кем-то по телефону. Думаю, в этот момент он как раз возвращался после того, как его выпустили из больницы. В разговоре он упомянул об украденных деньгах, чем и возбудил к себе интерес Кубарева. Именно из-за этой фразы Кубарев так пристально наблюдал за квартирой Губанова последние дни. Из спортивного интереса, как выразился он сам. Вечер прошел без происшествий. К Губанову никто не приходил. Сам он тоже никуда не отлучался. Только по телефону много звонил. Кубарев слышал, как он разговаривал в квартире. Собеседника слышно не было, отсюда и вывод про телефонные разговоры.
Наутро дверь квартиры Губанова хлопнула. Кубарев бросился к окну и заметил, что из подъезда вышел сам Губанов. Он был один. Отсутствовал до самого вечера. Кубареву даже скучно стало. Сидит, прислушивается, а ничего стоящего не происходит. Под вечер Губанов вернулся. На этот раз Кубарев стоял у дверного глазка и видел, как тот в квартиру входил. Снова один. Был сильно возбужден. Даже бубнил себе что-то под нос. Вроде как доказывал кому-то что-то. По крайней мере, у Кубарева такое впечатление создалось.
Потом снова начались телефонные разговоры. Кубарев специально перешел в ту комнату, что стеной к квартире Губанова примыкает. Слов разобрать он не мог. Лишь раз ему показалось, будто Губанов кому-то угрожает. Что-то типа «не вздумай дурить, я все равно тебя достану». Потом наступила тишина, и Кубарев решил, что сегодня больше ничего не произойдет. Почти до полуночи было тихо. Кубарев прилег отдохнуть и вдруг услышал какую-то возню в соседской квартире, а потом грохот, будто что-то упало. Тяжелое. Кубарев встал, натянул трико и футболку и направился к двери. Но там все было тихо. Он постоял минут десять, да так ничего и не дождавшись, вернулся в постель. Уж было задремал, и вдруг снова шум у соседа. Опять что-то упало, на этот раз полегче. Кубарев и одеваться не стал, бросился, в чем был, к дверям. И успел заметить, как из квартиры Губанова парень выскочил. Высокий, молодой, в темном спортивном костюме. На голове капюшон. Он помчался вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Кубарев метнулся к окну, надеясь разглядеть визитера на выходе. Тот уже бежал по двору. Завернул за угол, затем взревел мотор, и в просвете между домами мелькнул автомобиль. Визитер удрал.
Описать наружность парня Кубарев не мог. Быстро промчался, да еще и капюшон на голову натянул. А вот про машину смог много интересного рассказать. И не потому, что с такого расстояния рассмотреть ее сумел, а потому, что машина эта уже появлялась вблизи дома Губанова накануне. Автомобиль был и вправду приметный. То ли полицейский, то ли военный «уазик». Но не простой, а навороченный. С некоторых пор они в моду вошли. Покупают всякие любители экзотики списанный «УАЗ» и переделывают его под современный стиль. Для охоты используют или на рыбалку выезжают. Без крыши, с мощным движком, куча фар на переднем бампере. Кубарев потому на нее внимание и обратил, что сам любитель охоты. А самой выделяющейся приметой в машине была ее окраска. Обычно либо под камуфляж разрисовывают, либо аэрографию заказывают. На этой была аэрография. Не сюжетная картина, не символика какая-то, а простые заплатки. Впечатление создавалось, будто машину из разных кусков старого металла склепали. Причем некоторые такие куски будто бы пулями и взрывами пробиты. Кубареву понравилось.
