Хизер Террелл - Тайна похищенной карты
Маре показалось, что Бен разрумянился от похвалы. Хотя она не дала бы голову на отсечение — под слоем грязи трудно было что-то разглядеть. По мере продолжения экскурсии Бен все больше походил на гордого молодого отца, взволнованного похвалой его отпрыску. А может быть, ему просто было отрадно говорить о чем угодно, только не о краже.
В какой-то момент он резко обернулся и проорал что-то небольшой группе, следовавшей за ними. Мара не поняла диалекта, на котором изъяснялся Бен, но предположила, что он призвал их к порядку, так как толпа тут же рассеялась.
— Простите, что так вышло. К нам нечасто приезжают иностранные гости, а женщин здесь бывает и того меньше. Мне не хотелось на них орать, но я не мог допустить, чтобы они и дальше на вас пялились.
Мара улыбнулась его медвежьей галантности. Ей почему-то показалось, что с его стороны это была попытка ее защитить, а не снисходительное покровительство. Она повернулась, чтобы поблагодарить Бена, и тут только увидела, что он привлекательный мужчина, несмотря на свою неухоженность.
— Пожалуйста, не извиняйтесь, — сказала она.
Когда они покинули центральный участок, Мара задала несколько осторожных вопросов насчет кражи. Он сообщил только самое основное: время кражи, где хранилась карта, причиненный ущерб, меры безопасности, кто знал о карте. Судя по его описанию, Мара пришла к выводу, что это обычная кража, дело рук местных криминальных авторитетов, навести мосты с которыми ей помогут, как она надеялась, связи Пола. Если дело обстояло именно так, она была уверена, что сумеет добраться до карты.
Они приблизились к палаточному городку и подошли к самой большой палатке — единственной, у в хода в которую стояла охрана. Бен придержал для нее полог и, когда она вошла, сказал:
— Карту украли отсюда.
Мара сделала несколько шагов в темноту. Потом глаза ее немного привыкли, и она разглядела ультрасовременную лабораторию, тщательно спланированную и организованную.
— Такие лаборатории я видела только в университетах.
Свет был тусклый, но на этот раз Мара была уверена, что Бен раскраснелся.
— Знаю. Нам повезло с таким щедрым финансированием, — сказал он, впервые намекая на Ричарда Тобиаса. Потом его лицо снова стало серьезным. — Но этого требует наша работа.
— Полагаю, вам необходимо специальное оборудование для находок, относящихся к первому тысячелетию.
— Вы правы. Иногда наши самые важные находки — это лоскутки ткани или обрывки рукописей на пальмовых листьях. Нам нужно иметь возможность изучать и сохранять хрупкий материал.
— Отсюда все это оборудование.
— Да. И эта темнота.
Мара обошла палатку, внимательно разглядывая приборы.
— Уверена, с вашим лабораторным оснащением не сравнится никакое другое. Хотя в последнее время провинция Шаньси привлекает археологов из всех стран.
— Вот почему Ричард решил, что нам следует его иметь, — кивнул он. — Мы не могли бы довериться местным лабораториям или рисковать хрупкими находками, переправляя их транспортом.
— Должно быть, вам было вполне комфортно разворачивать свиток в этих условиях, — небрежно бросила Мара, продолжая кружить по лаборатории; ей хотелось впервые по-настоящему обсудить карту как можно непринужденнее.
— Вполне.
— Расскажите о карте, — попросила она, по-прежнему не глядя на Бена.
Он сделал едва заметную паузу.
— Не хотите взглянуть на фотографию?
— С огромным удовольствием, — ответила она и широко улыбнулась.
Он вытянул из кармана тяжелую связку ключей и направился к стальному шкафчику.
— Есть только один ракурс, да и то не лучшего качества. Мы намеревались сделать остальные снимки позже, но не успели.
Мара посчитала, сколько прошло дней после обнаружения карты до дня ее исчезновения, — за это время новость о находке могла просочиться из нескольких источников.
— Вы, должно быть, выждали несколько дней для акклиматизации свитка, чтобы потом развернуть его и спокойно сфотографировать.
— Вообще-то я выждал две недели. Хотел действовать наверняка, — ответил он.
Бен снял с полки контейнер для хранения документов и перенес на стол. Мара последовала за ним и подошла совсем близко, когда он потянулся к лампе. Раздался щелчок, и яркий свет залил передержанную фотографию.
Мара увидела карту, не похожую ни на одну другую. Хотя снимок был слишком яркий и отображал всего лишь нижний левый угол карты, Мара сразу поняла, что перед ней шедевр картографического искусства. Правую половину снимка занимал ярко-голубой волнообразный узор, который, как она предположила, символизировал океан. Левая часть снимка была желтой, с алыми, лазурными и зелеными эмблемами — видимо, так изображалась земля. Край карты украшала изящная надпись.
Карта не напоминала ни черно-белую каллиграфию пятнадцатого века, которой пользовались китайские картографы-навигаторы (Кэтрин прикрепила к досье несколько образцов), ни традиционные европейские карты мира. Ее отличал собственный стиль. Мара ожидала увидеть официальную, абсолютно функциональную карту, пусть и несколько вычурную, но никак не этот шедевр цветов, символов и форм.
— Она… она… прекрасна, — сказала Мара.
— Да, наверное, так можно сказать. В действительности она еще более прекрасна, — ответил он ничего не выражающим голосом. — Если присмотреться повнимательнее, то можно разглядеть миниатюрные изображения городов, рек, лесов, кораблей, даже морских чудовищ. Иллюстрации были настолько подробны, что напомнили мне эмалевую портретную миниатюру семнадцатого века.
Бен вручил ей увеличительное стекло, указав на какую-то точку в океане. Над гребнем сапфировой волны возвышалась голова дракона, выполненная с такой тщательностью, что можно было разглядеть, как лоснится его хохолок.
— Потрясающе.
— Да, — тихо отозвался Бен. — И это первая весьма точная китайская карта мира, каким его знали китайцы в начале тысяча четырехсотых годов.
И снова его ответ показался ей на удивление сдержанным. Видимо, потеря карты уменьшила энтузиазм археолога.
— У вас не найдется лишнего экземпляра фотографии?
Он достал снимок из коробки.
— Держите, это вам.
Мара вертела снимок, рассматривая его под разными углами.
— А как вообще карта пятнадцатого века могла обнаружиться при раскопках, относящихся к первому тысячелетию?
— Наш участок расположен очень близко к Шелковому пути, который начинается неподалеку, в Сиане. По Шелковому пути шло такое интенсивное движение в течение многих тысячелетий, что мы часто находим в верхних слоях артефакты, относящиеся к другим векам. — Он помолчал. — Но мы не специалисты в других областях, помимо тохаров. Нам помогло датировать карту тело.
— Тело? — Мара впервые слышала о найденном теле.
— Да, карту мы обнаружили в удивительно хорошо сохранившейся тиковой шкатулке поверх скелетных останков, там был еще один свиток. Хотите взглянуть?
Мара не знала, какой свет это могло пролить на кражу карты, но кивнула.
— Вы нашли тело в могиле?
— Нет, в наскоро отрытой яме. Похоже, произошло убийство.
12
Осень 1496 года
Сагреш, Португалия
— Просыпайся, кусок дерьма. Ты чем тут занимался, купался в пиве?
Антонио чувствует, как его грубо трясут за плечо. Не открывая глаз, он хватает за руку обидчика и отбрасывает его в сторону.
— Проваливай ко всем чертям, Эштеван, — говорит он, переворачиваясь и вновь погружаясь в сон.
— Бог свидетель, я сам ничего другого не желал бы. Но главнокомандующий велел мне явиться сюда и разбудить тебя. Он хочет встретиться с тобой в обсерватории, как только ты очухаешься. — Эштеван замолкает, и Антонио представляет его самодовольную ухмылку. — Хотя я сообщил ему, что ты ни на что не годен.
Антонио не может шевельнуться. Он понимает важность приказа, но усталость, боль и недостаток сна во время долгого переезда берут свое.
— Ты не даешь мне прийти в себя.
На Антонио выливается ведро ледяной морской воды, и он сразу просыпается. Вскакивает с кровати, готовый отвалтузить Эштевана. Но тот заранее подготовился. Рядом с ним стоит охранник.
— Обсерватория, — напоминает Эштеван и, самодовольно улыбнувшись, уходит.
Антонио снимает промокшую насквозь одежду и разматывает пропитанные кровью бинты. Только щедрые порции пива приглушили боль от раны и позволили ему добраться верхом из Лиссабона в Сагреш. Он знает, ему повезло, что он отделался одной-единственной царапиной, но алкоголь постепенно выветривается и обжигающая боль возвращается.
Он перебинтовывает все еще сочащийся порез, надевает камзол и накидку, предусмотрительно оставленные в шкафу, и расчесывает темную непослушную шевелюру гребнем из слоновой кости. Держа в руке маленькое зеркало, он разглядывает свои темные глаза и нос, слегка сбитый набок в последней потасовке. Времени бриться у него нет, но он находит, что и так выглядит вполне представительно, хоть и слегка простовато по сравнению с лощеной братией из Школы навигации. Ему бы сейчас не помешал глоток пива, чтобы приглушить боль в голове и ребрах и помочь успокоиться.
