Анна и Сергей Литвиновы - Половина земного пути (сборник)
Медсестричка, что выдала ей врачебную тайну, клялась: она все знает совершенно точно. В ту новогоднюю ночь в Западном медицинском центре дежурили две бригады. В каждой врач, акушерка и медсестра. Их команда, незадолго до боя курантов, приняла роды у пациентки Вершининой. Все прошло крайне неудачно, ребенок родился в асфиксии, с тройным обвитием пуповины. Они пытались реанимировать малыша, но тщетно. И именно ей, медсестричке, выпала тяжкая обязанность сказать Полине, что спасти ребенка не удалось.
«Но уже когда я шла в палату, — рассказывала медсестра, — меня вдруг нагоняет доктор. И говорит: «Отбой!» Я, конечно, ничего не понимаю: «Как? Почему?» Они, может, и хотели скрыть — но как, я ведь полностью в теме. Вот и признались. Что сразу после Нового года вторая бригада сделала кесарево бесплатной пациентке, какой-то тетке с улицы. Чуть не бомжихе, но ведь когда с сильными схватками, то отказать даже коммерческий центр не имеет права… И ребенок той не нужен абсолютно, а Полина рыдает, говорит, что не может уйти из роддома без ребенка, а ее муж, разумеется, готов компенсировать все расходы.
— Тебя просто купили! — ахнула тогда Валя.
— Купили, — не стала спорить медсестра. — Но я заходила в твою палату. Разговаривала с тобой, ставила тебе какой-то укол. Я бы тебе сказала, я очень хотела тебе сказать. Но ты, мне показалось, совсем и не переживала. Рассказывала, что новую жизнь решила начать, на курсы секретарей пойдешь… А Полина так радовалась сыну, так его обнимала, так ласкала! И тогда я решила, что все справедливо. А сейчас… — медсестричка вздохнула. — В общем, ушла я из этого медицинского центра. Устроилась сюда, в больницу. И тебя, когда ты волонтером пришла, сразу узнала. Давно за тобой наблюдаю, вижу, какая у тебя боль в глазах. Только теперь поняла, что не имела я тогда права их покрывать. Но что сделано — то сделано. Я тебе все рассказала, просто камень с души. А ты теперь поступай как хочешь. Решишь судиться с Полиной, забрать ребенка себе — я готова все подтвердить.
И перед Валей встал выбор. Потребовать экспертизы ДНК, затеять громкий процесс, отобрать ребенка, огорошить, что его родители — не родные. Это будет по меньшей мере жестоко. Тем более что мужа у нее по-прежнему нет, и на работе она пропадает сутками — стоит ли вырывать мальчика из привычной обстановки, селить в съемную квартиру (своей не было и пока не предвиделось), бросать на попечение равнодушных нянь?
Она решила в любом случае не спешить. Сначала познакомиться с Полиной, присмотреться к ней. Понять, что та за человек. И, если вдруг она окажется достойной матерью, может быть, действительно все забыть. Оставить у нее своего сына. А самой только издали наблюдать за ним. И убеждаться, что у ее кровиночки все хорошо.
— Тут моя профессия очень на руку оказалась, — рассказывала Валентина. — Хорошие секретари — они ведь на вес золота. А у меня к тому времени уже квалификация была высочайшая. Печатаю — триста ударов в минуту, свободный английский, да и общаться я всегда умела. Полина на тот момент работала исполнительным директором в небольшом рекламном агентстве. Секретаря они не искали, но я все равно решила рискнуть. Отправила свое резюме, зарплату попросила смешную. Они клюнули, пригласили на собеседование, а на нем я уж все сделала, чтобы понравиться Полине. Меня взяли в штат — и с тех пор с Полиной мы не расставались. Я, без преувеличения, ее правой рукой стала. И в доме бывала, они меня изредка приглашали. И каких только сил мне стоило не прижимать ее — моего! — сына к груди, а всего лишь играть с ним в машинки… Очень скоро я поняла, что за человек Полина. На первый взгляд — мягкий, сладкий, добрый, понимающий. С ней уютно, ей хочется доверять. Но, едва ты расслабишься, она тут же ударит тебя из-за угла… Полина ведь долго ко мне присматривалась, а когда решила, что может на меня положиться, уже ничего не скрывала, ни одной своей подлости. Я и про то знаю, как она тебя, Таня, подставила. И твою, Анаит, историю. И как она со своей сестрой обошлась… И до этого много всего было… Вот и накипело, наконец. И я решила — отомстить Полине за себя. И за всех тех, кого она в своей жизни уничтожила.
— Ничего себе: отомстить! Скорее нас всех подставить! — гневно выкрикнула Татьяна.
— Да, — не стала отпираться Валентина, — со стороны выглядит, что я вас подставила. Но я надеялась, что в милиции, в конце концов, разберутся…
— Ни на что ты не надеялась, — презрительно бросила Татьяна. — Ты просто себя из-под подозрения выводила.
Валентина Георгиевна с вызовом взглянула на Садовникову и произнесла:
— В любом случае, оправдываться перед тобой я не буду.
— Конечно, ты нас подставила! — повторила Татьяна. — Специально так подстроила, что мы, все трое, во время убийства в салоне оказались!
— Хочешь — считай так. Но подумай: я ведь Полину не просто убила. Я ее — уничтожила. Вместе со всей ее распрекраснейшей репутацией. Теперь все знают, что она была за человек, только об этом и говорят. В «Ясперс» из милиции приходили, твоими, Таня, мотивами интересовались, подробно расспрашивали про ту Полинину подставу. И про то, как она деньги у тебя, Анаит, вымогала — последние деньги! — тоже теперь все известно. И как Полина сестру из дома вышвырнула, люди опять же знают. Поэтому нет больше замечательного человека и специалиста Полины Вершининой, а есть… Есть просто сволочь. Мертвая, правда.
— Спасибо, конечно, Валя, за твою справедливость, — пробормотала Татьяна, — но только меня, твоими стараниями, едва в убийстве не обвинили. И Анаит — тоже. И Яну.
И натолкнулась на царственное:
— Я приношу тебе свои извинения. Врать не буду: мне действительно хотелось остаться вне подозрений. Кому охота в тюрьму? Но раз уж не вышло — скрываться я не собираюсь. Пожалуйста. Звоните. Вызывайте милицию. Рассказывайте. Я, чего хотела, добилась. Полина — мертва. И главное — от ее репутации остались одни лохмотья.
— А сын? — тихо произнесла Таня.
— А что сын… — горько вздохнула женщина. — Останется с отцом.
— Расскажите, как вам удалось незамеченной проникнуть в кабинет косметолога? — бросил отчим. — Ведь на видеопленке вас не было…
— На видеопленке того дня, когда произошло убийство, — нет, — усмехнулась секретарша. — Потому что я специально взяла отгул — и пришла в салон накануне. К Генриху, на массаж, на последнее возможное время, на двадцать один час. Уже почти никого не было, ни клиентов, ни мастеров, администраторша тоже домой собиралась, поэтому ничего не стоило незамеченной пробраться в кабинет косметолога. А к нему, вы, наверно, не знаете, еще одна комнатка примыкает, крошечная, в ней коробки и всякий хлам, никто туда и не заходит никогда. Я провела в ней не самые, конечно, счастливые сутки в жизни — но дело того стоило. А уж когда я поняла, что мой план полностью получился, меня и вовсе такой восторг охватил!.. Я ведь все очень точно рассчитала. Убила Полину буквально за две минуты до того, как в кабинет ее сестра вошла. И слышала, как Яна ее проклинает… — Женщина едва ли не с гордостью взглянула на гостей. — Не зря секретарем работаю, умею планировать.
Таню передернуло. Ходасевич же спокойно спросил:
— Как вошли в комнату — я понял. А как вам удалось выйти?
— Еще проще, — усмехнулась Валентина Георгиевна. — В каморке, где я пряталась, есть окошко. Вполне нормальных размеров. И выходит оно в глухой тупик. Так что я с удовольствием послушала, как Яна осыпает свою сестру проклятиями… А потом — спокойно покинула салон.
Таня и Валерий Петрович молчали. У Тани в голове билось: «А ведь мне совсем плевать на Полину! А вот эту женщину я понимаю…»
И тут вдруг Анаит тихонько произнесла:
— Валентина Георгиевна… А что вы Полине перед смертью сказали? Вы объяснили, за что ее убиваете?
— Да, — кивнула секретарша. — Я сказала ей, что знаю: она украла чужого ребенка. А Полина ответила: ты, мол, меня не шантажируй. Все равно ничего не докажешь. Ну, я и не стала доказывать. Просто размахнулась — и ударила.
Секретарша закурила новую сигарету и с вызовом обратилась к своим гостям:
— Ну, так чего мы ждем? Я во всем призналась. Звоните. Вызывайте ментов.
— Я этого делать не буду, — пожала плечами Таня.
— И я не буду, — согласилась Анаит.
А Валерий Петрович лишь еле уловимо дернул плечом и произнес:
— Мы не смеем вас судить, Валентина. Мы просто — как та медсестра в роддоме — пока что промолчим. А что будет дальше — дело вашей совести. Мужчине я в таком случае протянул бы пистолет с одним патроном.
Обострение чувств
— На тебя объявили большую охоту.
— Что?!
— Я говорю, Полуянов: на тебя получен заказ. Быстрее надо соображать при твоей-то профессии.
— Слушай, майор, ты звонишь мне в два часа ночи, будишь… Ты можешь толком рассказать, что происходит? Хотя бы по порядку?
