Александр Бушков - Последняя Пасха
– Ага, – сказал Смолин, – а ты мне – перушко в спину?
– Окстись, блаженный, бог с тобой, – ухмыльнулся Щуплый. – На кой мне ляд тебя мочить? Ты ж все равно ни единой живой душе словечка не пискнешь, точно?
Самое печальное, что он был прав. И, нимало не колеблясь, мог отпустить Смолина восвояси целым и невредимым. Во-первых, ничего невозможно будет доказать, номера купюр не переписаны, презумпцию невиновности никто не отменял. Во-вторых, есть и гораздо более унылые соображения. «Эти подонки отобрали у меня триста тысяч, товарищ майор!» И после этих слов самый тупой и нераспорядительный мент, конечно же, поинтересуется: а как вы, собственно говоря, гражданин Смолин, оказались в той квартирке и зачем поперлись в такую даль из родного Шантарска, в нашу глухомань, имея в кармане триста тысяч рублей?
И что ответить? Правду? «Видите ли, товарищ начальник, я собирался у хозяина квартиры прикупить некоторое количество археологических находок, которые считал подлинными…»
Большей глупости и совершить невозможно, то-то Летягин возрадуется, а с ним и неведомый пока Икс …
– Ну, что молчишь? Прикинул хрен к носу?
– Я вот думаю… – сказал Смолин. – Вы, оба-двое, часом, не родня? Что-то похожи…
Евтеев и Щуплый улыбчиво переглянулись, Щуплый покивал:
– Соображает, интеллигент, хоть и очки надел… Ну да. Вот лично я – его беспутный братец, как в рóманах. Читал, наверно? Вот так и мы с Николашей: он подался по умственной части, а я – по бродяжьей… Тебе-то что с того?
– Значит, два брата-акробата… – произнес Смолин медленно. – А кто придумал?
– А какая тебе разница, прохожий? Ты, главное, побыстрее вынимай денежки, клади на стол – и можешь сваливать… Точно тебе говорю, уйдешь целехоньким.
– Слышь, Татарин, – проникновенно сказал верзила, – дай я ему пару раз…
– Цыц под лавку, – сказал Щуплый, он же Татарин, вроде бы беззлобно и даже ласково, но облом заткнулся моментально. – Если ты ему дашь пару раз, ему будет больно, лялька любить не будет… О! Сейчас Мишаня, пацаненочек наш, сбегает вниз и культурненько попросит ляльку подняться в хату. Она наивная, ничего такого не подозревает, она пойдет…
Вася, тебе это нужно? Чтобы мы тут с лялькой во что-нибудь занятное поиграли, коли ты добром деньги выложить не хочешь? Или ты такой козел…
– За козла ответишь, – грубо сказал Смолин.
– Чего-о? Перед кем это?
– Передо мной, – Смолин медленно поднялся (нет, не отступили и не придвинулись, остались на прежних местах, значит, уверены в себе), встал спиной к подоконнику, сложил руки на груди. – Татарин, говоришь? А я – Червонец, очень приятно. Кликуху давала в семьдесят восьмом минусинская тюрьма. Как поет Асмолов – ну чего ты вылупился, дядя? Два срока у меня, Татарин, в сумме три судимости, а ты со мной, как с интеллигентом каким…
– Ну да? – без эмоций протянул Татарин. – И что ж ты, сокол ясный, в подтверждение выкатишь?
– Давай подумаем, – сказал Смолин. – Ты, я прикидываю, примерно моих лет, значит, попробуем… Савостинская пересылка, «двадцать семь дробь пять», буркитский лесоповал… Тюлень, Азер, Люма Черный, Барабан, Гаврило-Пивохлеб, Ляпсус, Серый…
– О! Который Серый?
– Ростовский, – ответил Смолин. – «Мама, не горюй, идем на дно», знаешь?
– И где ты с ним тянул?
– Да там же, в Бурките, – сказал Смолин чистую правду. – Не доводилось заезжать?
– А кто абвером командовал в Бурките?
– Тоже мне, вопрос… – пожал плечами Смолин. – Капитан Климентьев Вячеслав Иваныч, прозвище Цыганок, сука редкостная… Я тебе много могу рассказать про Буркит и про другие места тоже… Устроим вечер воспоминаний?
– Не стоит, – отмахнулся Татарин. – К чему… Бродяга?
– Один на льдине, – сказал Смолин.
– Тем лучше, прохожий, тем лучше… – усмехнулся Татарин одними губами. – Один на льдине – это все ж не деловой, есть серьезная разница, а? За тебя меня на спрос не потянут, так что ничего особенно не меняется… Капусту выкладывай, Червонец, не тяни. И линяй куда тебе надо. Извини, не буду размякать душой оттого, что ты когда-то тоже сходил на зону. В этой паскудной жизни, Червонец, каждый за себя, только бог за всех, но до него далеко… Звиняй, братка, деньги нужны – а у тебя определенно не последние. Перехитрили тебя, чего уж там, так что не ерепенься, а то я и в самом деле Мишаню пошлю твою зайку в гости пригласить… Ну?
– Знаете что, землячки? – спросил Смолин спокойно. – Беда ваша в том, что воспитывались вы в глухомани и от городских ухваток давно отстали, если вообще были в курсе. В двадцать первом веке живем, если кто запамятовал…
Он отбросил полу пиджака и одним движением вырвал из подмышечной кобуры наган. Навел его на Татарина, коего справедливо полагал самым здесь опасным, и сказал:
– Ну что, крести козыри, Татарин? Пальчики разожми аккуратненько и не вздумай рукой дергать…
Он оценил собеседника совершенно правильно: тот и не подумал глупо дергаться, ни словечка не произнес, вообще не ворохнулся, только губы сжались плотнее да глаза сузились. В следующую секунду Татарин, не сводя глаз со Смолина, не шевелясь, разжал пальцы, и выкидуха глухо стукнулась об пол.
– Шаг влево, – сказал Смолин, для верности указав направление свободной рукой. – Вдоль полок с книжной премудростью, до самой стеночки… Кому говорю!
Двигаясь медленно, будто по льду, Татарин отступал влево бочком-бочком, пока не оказался у стены.
– Скажи своим, чтоб не дергались и смирнехонько шли к тебе, – продолжал Смолин жестко. – Ты ж умный, Татарин, ты огни и воды прошел… Если я тебе в лоб жахну, вряд ли кто меня искать будет по всей великой и необъятной, ты все же, прости за прямоту, не настолько крут…
– Подошли! – бросил Татарин, привалившись плечом к выцветшим, дрянненьким обоям. – Все ко мне подошли!
Первым сорвался с места верзила, пепеливший Смолина взглядом, но молчавший. Следом в нешуточном испуге кинулся мальчишка, отрок долбаный. Последним в шеренгу встал хозяин квартиры, повернулся к беспутному братцу, вскрикнул прямо-таки моляще:
– Серега…
– Ну, что поделать, Колян. При таком раскладе… – оскалился Татарин, не сводя глаз со Смолина. – Червонец…
– Аюшки?
– И что, стрелять будешь?
– Нет, пукать на мотив «Интернационала», – сказал Смолин холодно. – Теперь, Татарин, послушай мой расклад… Я ж тебе говорю, я не интеллигент и в этой жизни видывал виды… Божусь за пидараса, если что, валить буду всех. Вплоть до щенка – свидетели в таком деле ни к чему. Вы мне потом по ночам сниться не будете, уж точно… и вряд ли станете под окном скрестись… У меня налаженный бизнес, Татарин, я в Шантарске не последний человек – и ради того, чтобы так оставалось и впредь, я вас положу… Если дернетесь.
Он видел по глазам, что Татарин к его словам отнесся очень даже серьезно. По спине у Смолина не то что капли пота поползли – рубашка на спине стала мокрехонькой, прилипла к подкладке пиджака.
Нервы у него были не железные, а риск – огромный…
Он с животной радостью отметил, что этим придуркам из глухомани наверняка не знакомы свеженькие городские технические новинки. Дело в том, что в руке у него чернела безобиднейшая игрушка – пугач, заряжавшийся капсюлями от охотничьих патронов, не способный причинить вред даже инфузории. Только в прошлой жизни эта штука была настоящим наганом. Превеликое множество их до недавнего момента хранилось на армейских складах, а потом какие-то рачительные деятели додумались пустить старые запасы в продажу, переделав заводским образом под газовый патрон, под резиновые пули или просто в безобидные пугачи, продававшиеся каждому желающему. Самый настоящий наган сорок третьего года выпуска, разве что в дуло качественная заглушка вбита, в гнезда барабана вставлены втулки под капсюли – да еще, как уверяет Фельдмаршал, сбита соосность. Но по виду – стопроцентный боевой наган прежнего времени, даже опытные люди поначалу обманывались…
– А попадешься потом? – с ласковой угрозой поинтересовался Татарин.
– Ну, давай прикинем… – сказал Смолин раздумчиво. – Четыре выстрела – это быстро. Пальчиков моих в хате не осталось, разве что на этом… – он кивнул на кучку новодельных «раритетов». – Но я их быстренько по карманам распихаю… Время летнее, август на дворе, народишко кто по грибы подался, кто с работы не вернулся, кто водку глушит… А выскочить мне и из хаты, и из подъезда – три секунды. Вид у меня приличный и располагающий, пока кто-то обеспокоится, я буду далеко. Мне всего-то от подъезда отойти – и докажите потом… При самом лучшем раскладе вас тут найдут только к ночи… если вообще обратят внимание. Провинция, мало ли что грохочет, может, это у Кольки гвозди забивали или там спьяну утюгами кидались… Вы ж местные, ребятки, лучше меня знаете, как тут у вас обстоит с любопытными… Ну кому в голову придет в хату ломиться, заслышав хлопки? Плюнут и на другой бок повернутся… Или ты, Татарин, в самом деле веришь, что уже через полминуты один сосед начнет ноль-два набирать, а полдюжины других в хату бросятся? Нет, серьезно? Объясни мне, если я неправильно все рассчитал…
