Патриция Вентворт - Круги на воде
— Мистер Рэндом у себя? Тогда я пройду. — И вошла, не дожидаясь ответа.
— Мне следовало проводить ее в гостиную и пойти сказать мистеру Арнольду, — рассказывала потом Дорис матери. — Господа не любят, когда так врываются, но я не могла остановить ее.
— Если мисс Милдред на что-то решилась, — ответила миссис Дикон, — ее никто не остановит.
Арнольд Рэндом поднял глаза и был явно недоволен увиденным. Только что он отлично позавтракал, выпил чашку очень удачного кофе. Невыносимая тяжесть отступила. Он мог расслабиться. Уильям Джексон представлял собой угрозу. Он был плохим мужем, скверным работником и подлым шантажистом. Он очень вовремя умер. Исчезли причины для беспокойства.
Вдруг открылась дверь, и вошла Милдред Блейк — в потертой одежде, вся ссутулилась, глаза так и сверкают. В руках у нее была черная книга для пожертвований, ему придется сделать подписку.
Интересно, идут ли все эти пенни, шестипенсовики, полукроны, не говоря уж о более крупных суммах, по назначению? Мысль была невольной. Все суммы фиксировались и, значит, учитывались, но если существовал способ их не учитывать, он бы не поверил, что Милдред Блейк им не воспользовалась. Бесчувственная, как камень, и слишком любит деньги. Хищная, он нашел нужное слово, хищная особа.
Она отказалась от места, которое он предложил, подвинула стул к столу и села, положив книгу на угол стола. В одной из ее хлопчатобумажных перчаток была дырка. Из дырки высовывался костлявый палец. Не отрывая взгляда от его лица, она сказала:
— Я пришла поговорить с вами об Уильяме Джексоне.
Его охватило легкое беспокойство. Нелепо, она не могла ничего знать. Все осталось между ним и человеком, который сейчас мертв. Точнее, двумя людьми, которых уже нет в живых. Билли Стокса погребло море, а Уильям Джексон утонул в полумиле от собственного дома. Наверное, Милдред Блейк собирала деньги для вдовы покойного. Она времени зря не теряет.
Он дошел в своих мыслях до этого момента, когда она сказала:
— Я была в церкви вчера вечером.
Это был удар. Арнольд Рэндом смотрел на нее: вся сгорбилась, в руках зажата книга. Края дыры на перчатке были неровными. Голый палец, казалось, указывал на него. Глаза светились темным огнем. Все заволокло туманом, и в этом тумане горели хищные глаза. Она говорила, но он уже не слышал ее. Слова потеряли для него всякое значение.
Потом первый шок прошел. Туман стал проясняться. И он снова увидел перед собой Милдред Блейк, которая сидела положив руки на книгу. Он услышал, как произнес:
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Все вы прекрасно понимаете, — громко сказала она. — Мне показалось, что вы вот-вот упадете в обморок. А просто так в обморок не падают. Вам принести воды?
— Нет, спасибо.
— Значит, все в порядке. Я была в церкви вчера вечером. Возвращалась из дома викария. Я хотела поговорить с вами насчет гимнов и песен на воскресенье. Вошла через боковую дверь, а вы в этот момент беседовали с Уильямом Джексоном. Я все слышала.
Он сидел и смотрел на нее. Ее лицо выражало жестокое удовлетворение. Он не знал, что сказать. Говорить было нечего.
Казалось, прошло много времени, когда он наконец произнес:
— Он был пьян.
Милдред Блейк кивнула.
— Немного. Достаточно для того, чтобы разговориться, но недостаточно для того, чтобы выдумывать. Он сказал, что ваш брат Джеймс написал другое завещание, не то, по которому вы получили наследство. Он это сделал потому, что ему показалось, будто Эдвард жив. Он сказал, что ему было видение во сне. Про видения написано даже в Библии. Итак, он написал другое завещание и позвал Билли Стокса и Уильяма, который был в саду, подписать его. Факт для вас очень неприятный. Что вы сделали с этим завещанием?
Он поднял руку.
— Милдред, даю слово…
Ее длинный нос сморщился, и она беззвучно фыркнула.
— Может быть, вы сначала о нем не знали. И нашли его после того, как первое завещание уже утвердили. Должно быть, для вас это было ужасным потрясением. А может, его обнаружили только после возвращения Эдварда, и вы решили подождать, как все обернется. Билли Стоке умер, а Уильям мог думать, что засвидетельствовал тот документ, который потом утвердили. Вы же не знали, что он проходил мимо окна и видел, как ваш брат Джеймс подписывал завещание, которое выглядело совсем иначе, чем составленное самим же Джеймсом за неделю до своей смерти. И вы не знали, что Джеймс рассказывал ему о своем видении. Не зная всего этого, вы считали, что вы в безопасности и не торопили события. Если бы случилось самое худшее, то есть Уильям сообразил бы, что к чему, вы могли бы начать поиски и найти завещание.
Ее глаза не отрывались от его лица. У него было ужасное чувство, что она читает его тайные мысли. Она продолжала:
— Ничего опасного не произошло, вы успокоились, но вам было неприятно, что Эдвард возвращается, да еще станет управляющим у лорда Берлингэма. А потом этот случай вчера в церкви. Жаль, что вы не сдержались. Уильям понял, что вы его боитесь. Вы просто потрясли меня, Арнольд… Такие выражения… в церкви! Я поспешила уйти.
Арнольд Рэндом сделал нетерпеливый жест:
— Любой бы не сдержался на моем месте. Он пытался меня шантажировать.
— Очень глупо с его стороны! — В ее глазах промелькнула насмешка. Промелькнула и исчезла. — Очень глупо!
Он взял себя в руки.
— Что вы собираетесь делать?
— Дорогой Арнольд, а что мне остается? Я должна рассказать обо всем на следствии.
— На следствии? — поразился он.
— Естественно. Я слышу серьезные обвинения по поводу сокрытия завещания, после чего следует попытка шантажа и бурная ссора. Я убегаю. На следующее утро шантажист найден утонувшим в мелкой протоке поблизости от места ссоры. Мой долг, естественно, поставить в известность полицию. Надеюсь, вам не надо объяснять, какие выводы она сделает.
Его парализовал страх. Когда вы видите приближающуюся опасность, еще можно что-нибудь предпринять. Подумать, как оказать сопротивление, обороняться, убежать наконец. Но на него все обрушилось внезапно, когда он только расслабился после пережитого напряжения, и теперь здравый смысл отказывался служить ему.
Милдред Блейк кивнула:
— Жаль, что я зашла вчера вечером в церковь, правда? Хотелось поговорить с вами о музыке. Если бы я от викария пошла прямо домой, никто бы не узнал, что это вы убили Уильяма Джексона.
Слово было сказано. Как бы часто его ни произносили, оно не становится от этого менее ужасным. Потрясение Арнольда Рэндома выразилось в потоке слов:
— Боже мой, нет! Я его не трогал! Милдред, клянусь вам, я не трогал его!
Ее пальцы постучали по книге.
— Он упал сам? И не смог подняться? В таком мелком месте? Дорогой Арнольд!
Его обычная бледность сменилась ярким румянцем. Кровь застучала в висках.
— Милдред, я клянусь…
— Даже если я вам поверю, неужели вы думаете, поверит кто-нибудь еще? Если вы скрыли завещание и присвоили себе то, что предназначалось другому, вам грозила тюрьма.
В церкви Уильям Джексон угрожал вам тюрьмой. Вы знаете это так же хорошо, как и я. Он вас шантажировал — требовал снова принять его на работу и прибавить жалованье!
Но это было только начало, на этом дело не кончилось бы. Вы отдали бы все, что он ни попросит, — мы оба это знаем. Вы не могли ничего сделать, ничего, кроме того, что сделали. Он пошел через протоку, камни были скользкими после дождя. Он много выпил и нетвердо держался на ногах. Я видела, как он качался из стороны в сторону, когда вы кричали на него. Очень неприятная сцена — пивной перегар, такие выражения!.. Трезвый не утонул бы в протоке, но пьяный, если его толкнуть и не давать ему подняться, точно утонет, правда, Арнольд?
Арнольд Рэндом набрал полные легкие воздуха и откинулся на стуле. Краска сошла с лица, стук в ушах прекратился, и, собравшись с мыслями, он сказал:
— Вы ошибаетесь, я не убивал его.
— И сколько людей поверят вам?
— Не знаю.
Она подняла брови.
— Двенадцать присяжных? Сомневаюсь.
Он тоже сомневался в этом. Обвинение, угроза, шантаж, яростная сцена в церкви — и Уильям Джексон лицом вниз в протоке, найденный мертвым в такой подходящий момент.
— И все-таки это неправда, — сказал он.
Все это время Милдред Блейк сидела, наклонившись к нему через угол стола. Теперь она выпрямилась, откинулась на спинку стула и сложила руки на коленях.
— Если я вам поверю…
Он повторил то, что уже сказал:
— Это неправда.
Рассчитанно медленным движением она стала снимать рваную перчатку, глядя не на него, а на появлявшуюся из перчатки руку. Уродливую, костлявую, плохо ухоженную, с коротко подстриженными ногтями, желтовато-бледными. Сняв перчатку, она положила ее на книгу и сказала:
— Мы уже давно знаем друг друга. У каждого есть долг перед обществом, но есть долг и перед друзьями. Если я поверю, что смерть Уильяма Джексона — простая случайность… — она говорила медленно, растягивая слова.
