Гэри Крист - Джаз. Великая история империи греха и порока
Что же до линчевателей[119], то большая коллегия присяжных, заявив о «невозможности обвинить всех граждан Нового Орлеана»[120], предпочла не выносить обвинений, назвав произошедшее «спонтанным восстанием горожан». Однако сами участники восстания ничуть не сомневались в том, кем были его зачинщики. Паркерсон, всенародно признанный главарем линчевателей, стал своего рода национальной знаменитостью[121]. Его приглашали выступить с речью в таких отдаленных местах, как Бостон и Блумингтон, штат Индиана. На протяжении нескольких лет он получал письма с угрозами (многие из которых были на итальянском), а его дом в Новом Орлеане дважды пытались сжечь. Но ни он, ни другие участники восстания не были наказаны – по закону или нет – за свой поступок.
Для «респектабельного» Нового Орлеана линчевание обернулось триумфом. Хотя в остальной части страны мнения о произошедшем сильно разделились, многие влиятельные люди высказались одобрительно. Среди них был даже молодой Теодор Рузвельт, в то время – член комиссии по делам гражданской службы в Вашингтоне. Будущий президент назвал линчевание «неплохим поступком»[122] на приеме, где присутствовали, как он выразился, «различные дипломаты-даго». У этих дипломатов – как и у итальянской диаспоры США и Европы – разумеется, имелось на этот счет иное мнение. Этот самосуд стал самым массовым в истории США и спровоцировал политический кризис, в результате которого США и Италия оказались на грани войны. Но в итоге конфликт был урегулирован после того, как семьям погибших выплатили $25 000 компенсации. С точки зрения «законопослушных граждан» как Нового Орлеана, так и других городов страны, Паркерсон и его сообщники сделали важное и благородное дело: преподали беззаконной итальянской диаспоре своего города тот самый жестокий урок, к которому еще в октябре призывал городской совет.
Мэр Шекспир остался несказанно доволен результатом. Он получал письма с похвалами со всех концов страны (в одном из них его благодарили за то, что он «благоразумно остался дома и занимался своими делами»[123], когда шла осада тюрьмы) и чувствовал себя в долгу у своего друга и бывшего председателя избирательного штаба за давно назревшую чистку рядов итальянской диаспоры. Когда газетный репортер спросил его о положении мафии в Новом Орлеане после того самосуда, мэр ответил оптимистично:
– Они затихли[124]. Так тихо не было уже много лет. В окружной тюрьме им преподали отличный урок, и думаю, что они больше не причинят нам неприятностей. Можете объявить, что с мафией в Новом Орлеане покончено.
Эта фраза, разумеется, оказалась чересчур оптимистичной. Но криминальный мир города – мафия ли то была или нет[125] – действительно на время победили. В Итальянском квартале города на протяжении 1890-х воцарилась относительная тишина.
Но попытки реформаторов очистить город не окончились убийствами в окружной тюрьме. Им предстояло нейтрализовать еще немало угроз и преподать немало уроков. Война за власть над Новым Орлеаном только началась.
Часть вторая. Проведение границ. 1890–1907
Глава 5. Деловой человек
Том Андерсон. Отдел истории Луизианы, Публичная библиотека Нового Орлеана
ДЕЛА ТОМА АНДЕРСОНА ШЛИ В ГОРУ. В Новом Орлеане середины 1890-х годов этот факт был общеизвестен. Всегда одетый с иголочки тридцатилетний усатый мужчина шотландско-ирландских кровей с напомаженными темно-русыми с рыжиной волосами[126] уже показал себя расчетливым дельцом и имел долю во многих предприятиях города[127]. За несколько недолгих лет, прошедших после скоропостижной кончины его друга Дэвида Хеннесси, Том многого достиг – он сделал себе имя как менеджер боксеров, устроитель скачек и владелец салунов и ресторанов, славившихся своим гостеприимством. В более «респектабельных» кругах он тоже добился успеха – там его знали как главу маленькой, но быстро растущей нефтяной компании «Рекорд Ойл» («единственной независимой, не контролируемой ни трестами, ни монополиями»[128]). Кроме этого торговал со склада в центральном деловом районе всякой всячиной, от смазки для осей до салатных соусов. Говорили, что он невероятно удачлив. Но он знал, что удачу нужно заслужить тяжелым трудом и правильными знакомствами, что удача – это искусство находить друзей повсюду, от самых низов до высшего общества, и заботиться о том, чтобы все они были довольны. Но рано обретенный успех вскружил ему голову, и он уже подумывал о том, чтобы шагнуть дальше[129] и заняться политикой, ведь именно политика в Новом Орлеане часто становилась ключом к настоящему богатству.
Иначе говоря, Том Андерсон почти не совершал ошибок. Не считая одной: миссис Кэтрин Андерсон, в девичестве – Тернбулл, его второй жены. Двадцать четвертого января 1894 года Том проявил слабость: женился на миловидной, но строптивой молодой проститутке, о чем почти сразу же пожалел. Их брак с самого начала обернулся катастрофой[130] – бесконечной мелодрамой, чередой ссор, скандалов и сцен. Меньше чем через год после свадьбы Андерсон уже был готов поставить точку. Он подал в суд на жену, чтобы выселить ее из дома, надеясь позже получить развод (без выплаты алиментов и раздела имущества) и жить дальше так, будто их брака никогда не существовало. Но Кейт не собиралась так просто его отпускать. Она считала себя миссис Андерсон, и потому не могла позволить себе исчезнуть из жизни мужа бесследно, и была готова бороться в суде за то, чтобы этого не допустить.
То, что его недолгий брак пришел к такому печальному концу, было довольно нетипично для молодого бизнесмена. Тома Андерсона знали как человека, способного угодить любому и готового на любые уступки, если это сулило выгоду в будущем. Люди должны защищать друг друга – таков был закон улиц, на которых он вырос, сбивая в кровь кулаки[131]. Том рано усвоил, что покинуть жестокие улицы района Ирландский Канал удается тем, кто умеет вертеться и находить друзей, старается не влипать в неприятности и не упускать подвернувшихся возможностей. В детстве, продавая «Дейли-Пикайюн» на углу Бейсин-стрит, он оказался свидетелем карманной кражи и не стал отмалчиваться, как другие мальчишки, когда полицейский спросил его об этом, а, наоборот, указал, где прячется вор, и даже согласился дать показания в суде. За свои услуги он получил немного денег и, что еще важнее, заслужил среди полицейских репутацию мальчишки, которому можно доверять. Скорее всего, это был расчет: мелкий воришка причинить вреда Тому не мог, а вот полицейский… Кто его знает…
Но Том любил приносить пользу не только полицейским. Он не слишком привередничал по поводу того, с кем имеет дело, и вскоре уже прислуживал девушкам из местных борделей, бегая в аптеку за углом за очередной дозой опия или кокаина. Когда кто-то сказал ему, что наркотики в Новом Орлеане раздобыть довольно легко, но при этом они нелегальны, тот перестал брать заказы – по крайней мере, на виду у своих друзей из полиции.
Учился Том недолго и никак себя не проявил, но его способностей к математике оказалось достаточно, чтобы заполучить место бухгалтера и экспедитора в нефтяной компании «Иншуранс Ойл»[132]. Здесь он тоже знал, как отличиться: усердно работал, угождал коллегам и при любой возможности откладывал на будущее. Уже через несколько лет он был готов к чему-то большему. Однажды в 1879 году, когда ему было всего около двадцати, он вбежал в кабинет и заявил коллегам: «Ну все, ребята, я увольняюсь. Я только что сыграл свадьбу и скоро открою собственное дело»[133].
Его первой избранницей стала Эмма Шварц, дочь иммигрантов из Голландии, бывшая соседка и подруга детства[134]. Молодожены поселились в доме на Сент-Луис-стрит, и вскоре Эмма родила дочь, Айрин. Несмотря на свой юный возраст, Том был очень рад тому, что у него есть семья («Уильям, – сказал он как-то бывшему коллеге из “Иншуранс Ойл”, – у меня прекрасная дочурка»). Но так продолжалось недолго. В ноябре 1881 года Эмма умерла от тифа[135]. («Уильям, – сказал он тому же коллеге, когда они на следующий день повстречались на улице, – моя жена умерла»). Том был явно не готов в одиночку воспитывать полуторагодовалую дочь, и сдал Айрин в приют Святого Винсента. Там девочка жила до тех пор, пока ей не исполнилось пять, после чего отец отдал ее в католическую школу Святой Марии в Кэроллтоне, неподалеку от Нового Орлеана. Это было не лучшее решение, но Том, судя по всему, считал, что у него нет выбора. Его мать была простой прислугой и воспитывать ребенка не могла, как и семья Эммы. Школа, по крайней мере, находилась недалеко, и Том мог навещать дочь при первой возможности.
