Екатерина Лесина - Райские птицы из прошлого века
Невозможно!
Олег не приехал – прилетел в чужой дом, наполненный чужими людьми. Он пробился сквозь оцепление репортеров, отмахнулся от назойливых камер и странных вопросов, преодолел рубеж ступеней и милиции, чтобы попасть в холл.
Мария Петровна сидела на кухонном табурете – откуда в этом доме ему взяться – и рыдала. Полные руки ее бессильно свисали, плечи горбились, а голова уткнулась в самую грудь. Хрипы и рыдания – волынка в неумелых руках – перебивали прочие звуки, которых в доме было великое множество.
Но стоило появиться Олегу, как Мария Петровна бросила рыдать.
– Он! – она вскочила и вытянула руки. Скрюченные пальцы полоснули воздух. – Это он виноват! Он на Танечку наговаривал! Арестуйте его! Арестуйте!
– Вы кем будете? – поинтересовался безликий мужчина в синем костюме.
– Кому? – ответил Олег, не поняв вопроса.
– Потерпевшей.
– Я… брат. Не ее. Сергея Булгина. Я – брат Сергея Булгина. Где он?
– Лжет! Лжет! Он наговаривал! Он виноват! Он во всем виноват.
– Где Сергей?
Щепа. Каменная крошка. Вода сочится из чаши, сползает по ножке – зачем Сереге фонтан? – и поит багряную лужу. Вода растекается по полу, покрывает его буроватой вуалью.
– Задержан до выяснения обстоятельств.
– Убийца! – завизжала Мария Петровна и упала в обморок. А вторая ее дочь, которая стояла тихо, незаметно, полностью слившись с тенью, сказала:
– Вы извините маму. У нее шок.
– Что здесь произошло? – Олег спрашивал у этой теневой девочки с некрасивым лицом, но умными глазами.
– Сережа зарубил Таню. И Лизу… Насмерть, – зачем-то уточнила она. – Я думаю, что он просто сошел с ума.
Просто-сложно-путано. Эта девочка оказалась права, и правоту ее подтвердила экспертиза. Она же спасла Сергея от тюрьмы, отправив в психиатрическую лечебницу.
А потом Сергея убили, и Олегу пришлось вернуться в чертов дом, где прятались рисованые голуби, Мария Петровна и один вопрос, на который у Олега не было однозначного ответа.
Он очень надеялся на помощь рыжей девочки. И еще нисколько не боялся голубей.
Комната Олега находилась под самым чердаком и была узкой, длинной. Ни дать ни взять – прямая кишка с дверью, выходившей на самую лестницу. Серые в крапину обои добавляли помещению унылости, простая мебель выстроилась вдоль стен, норовя цветом слиться с обоями. Пропыленные занавески прятали грязное стекло, разрезанное рамой на равные сегменты. И лишь пол был яркого, нарядного цвета – темно-зеленого.
Олегу комната не нравилась, и он мог бы занять любую, но все равно пришел в эту, подаренную некогда со щедрой Татьяниной руки.
– В других пока ремонт, – сказала она. – А тут вид хороший.
– Спасибо.
Татьяна тогда вышла и дверью хлопнула, демонстрируя, где она видит и Олега, и благодарность его, и собственного упрямого супруга, который продолжал возиться с новоявленным родственником. Наверное, следовало уехать, но Олег открыл окно и, сев на подоконник, любовался видом.
Был апрель. Яблони цвели белым, розовым, душистым. Ветер срывал лепестки и кружил весенним венским вальсом, взбивал облака, легкие, как свежее эскимо. Вдали, стыдливо прикрывая линию горизонта, возвышался забор. Визжала пила. Гремели молотки. И солнце гладило лицо обещанием скорого лета.
В тот миг Олег простил Татьяне и раздражительность, и эту комнатушку. Казалось – все еще наладится. Может, оттого и вернулся он сюда, за этой потерянной надеждой?
Олег бросил сумку на кровать и открыл окно. Рамы, разбухшие в осенних дождях, вымороженные зимой, иссушенные летом, потрескались. Стекло в них сидело опасно, грозя в любой миг вывалиться.
Пыль с подоконника Олег вытирал рукой, оставляя на коже и дереве одинаковые черные разводы. Пара дохлых мух слетела на пол.
Надо бы уборку заказать…
За окном разлегся августовский вечер. Он был черен и холоден, многоглаз крупными звездами. Серп луны – пасть. Догоревший закат – грива огненная. И редкие облака – седина. Вечер грозил скорой смертью и шелестел голубиными крыльями.
Голуби были рядом. Они ворковали, переговаривались, изредка замолкая, чтобы в следующий миг отозваться смешливым курлыканьем.
В доме нет голубей!
Сергей вот жаловался, что голуби спать мешают. Странно, что жаловался лишь на это. Не желал втягивать чужого в семейные дрязги? Олег – не чужой. И не слепой. Все же видел. Все, кроме чертовых голубей.
Опершись руками на подоконник – с той стороны он пострадал сильнее, – Олег выглянул наружу. Темень-темень-темнота. Звезд маловато, а месяц скуп. Только и видать, что черные кляксы-деревья.
Никаких голубей!
Но они рядом. Много. Птичьи тела облепили карниз, жмутся друг к дружке, заботливо прикрывают крылами. И курлычут, курлычут… до головной боли!
Олег лег на спину, зацепился ногами за подоконник, а руками уперся в раму, оттолкнулся, перевешиваясь на ту сторону. Он балансировал, пытаясь увидеть треклятых птиц, но видел лишь тени, которые могли быть голубями, а могли – тенями.
– Кыш! – крикнул он.
Тени закопошились. Заскрипели перья, зацокали по камню острые коготки.
– Кыш пошли! – Олег взмахнул рукой.
Курлыканье смехом, тихим, издевательским.
Надо еще немного вперед. Буквально на сантиметр… полсантиметра… на волос. Подоконник крепкий. Трещит? Любое дерево трещит. Выдержит как-нибудь.
– Кыш!
Олег махал руками, тени плясали, дразнились, но опасались подходить чересчур уж близко. В какой-то момент воцарилась тишина.
Что он творит? Разумный же человек, а ведет себя, как пацан. Возвращаться надо.
Сухо щелкнул подоконник, покосился, грозя прокатить по каменной горке.
– Я идиот, – сказал Олег, очень осторожно выпрямляя руки. Пальцы коснулись дерева… соскользнули с дерева. И подоконник отполз еще немного. А доска, за которую Олег держался, треснула вдруг. Переломится?
– Я долбаный идиот.
Он выдохнул и вдохнул, боясь, что и этой малости хватит для падения.
Скрипнуло. Щелкнуло. Подоконник? Нет, дверь.
– Эй, кто там? Помогите, пожалуйста.
Помогут. Сейчас возьмут за ноги и втянут в комнату. Олег посмеется над собственной глупостью и скажет спасибо спасителю за своевременную помощь.
– Эй…
Камешки струйкой полетели вниз.
– Я сейчас упаду.
А если ему, тому, кто пришел, надо, чтобы Олег упал? Это же просто – подождать. Дом сделает грязную работу, и Мария Петровна получит долгожданный кус наследства. Она ли это? Зять, который выглядел слишком простоватым, чтобы быть таким на самом деле. Доченька, тихая обитательница тени?
Надеяться не на что.
Проклятье!
Человек приближался крадучись. Боится быть замеченным? Чего уж тут… если при падении Олег шею не свернет, то всегда добить можно. Камешком по голове тюк – и все.
Жесткие пальцы вцепились в щиколотки и дернули, резко, отчаянно. Захрустел подоконник, заволновались голуби, взмыли опаленной алой стаей. Олег успел увидеть силуэты на фоне неба, красные, будто нарисованные восковым карандашом.
А потом понял, что жив и что сидит на подоконнике, впившись обеими руками в раму.
– И-извините, – сказала Кира, пятясь в тень. – Я… я хотела с вами поговорить… просто поговорить… п-про Алешеньку. И… и вот. Снялся.
Она протянула ботинок, держа его за шнурки. Олег соскочил на пол и ботинок взял. Он не представлял, что делать дальше. Поблагодарить? Ее?
– Я… я п-пойду, – она закрыла ладошкой рот, словно боялась сказать лишнего. Наверное, Кира думает, что Олег сумасшедший.
– Я не псих, – сказал он и сел на кровать. Матрац провалился, как если бы был наполнен гнильем. Похоже, спать на полу придется.
Открытое окно манило. Захлопнуть бы, но страшновато. Олег не маленький мальчик, чтобы бояться теней, просто ему надо отдышаться. Поговорить. Хоть бы и с Кирой, если уж она не ушла. Стоит, обнимает себя, защищается.
От кого? От Олега?
– Спасибо, – он указал на стул и велел: – Садись.
Села, коленки вместе, пятки вместе, носки врозь, а локти к телу прижаты. Белые ладошки выделяются на фоне черных брюк. Ладошки крохотные, пальчики тоненькие… как удержала-то?
– Я… я испугалась, что если скажу что-нибудь, то вы дернетесь и упадете.
Кира говорила, глядя в пол.
– Очень часто люди, думая, что все уже закончено, начинают вести себя неосторожно.
– Ну тогда еще раз спасибо.
Не очень-то ей верилось. Ей тоже выгодно избавиться от Олега. Меньше претендентов, больше доля. Но потом Кирочка решила, что не справится в одиночку с Марией Петровной, вот и оказала услугу. Получается, будто Олег теперь ей должен.
– Так чего там с Алешенькой?
Получилось слишком ехидно. Кира дернулась и покраснела.
– П-просто я п-подумала, что… в-ваш племянник… и… и вы бы могли…
