Дарья Калинина - Сваха для монаха
— Как? Что? Почему?
На стене в простой раме висела «Плачущая невеста». Но это была не настоящая «Плачущая невеста» руки великого мастера, а его собственная копия! Не веря своим глазам, Сухоручко подскочил к картине и осмотрел ее со всех сторон. Сомнений не оставалось. Это была его работа. Может быть, кто другой и не отличил был копию от подлинника, но Сухоручко помнил свою работу. И мог точно сказать, что это она.
— Не может быть! — простонал художник, не в силах поверить, что это случилось именно с ним.
Но все же приходилось признать неприятную истину. Настоящая картина куда-то бесследным образом исчезла. А на ее месте оказалась копия. Его собственная копия. Схватившись за голову, Сухоручко помчался звонить своему заказчику. Но напрасно он опасался, что телефон господина Петякина будет выключен. Трубку снял лично хозяин.
И в ответ на возмущенные вопли, которые издавал Сухоручко, холодно поинтересовался:
— Разве я обещал вам, что копия будет висеть у меня дома? Ведь нет? Нет! А раз так, то чем вы недовольны?
— Это подмена! Это преступление! Вы сядете в тюрьму!
Голос господина похолодел еще больше.
— Нет, позвольте вам объяснить, — произнес он. — Это вы сядете в тюрьму! Потому что это вы нарисовали эту копию. А потом поместили ее на стену в музее, сымитировав отключение электричества и сигнализации.
— Но я… Но мне…
— У вас была такая возможность. А вот у меня — нет.
— Я не виноват! — испугался Сухоручко. — Это вы меня заставили.
— Кто же вам поверит, голубчик? — мягко произнес господин Петякин. — Я — честный предприниматель. Мои интересы весьма далеки от мира искусства. Нет уж, тюрьма грозит вам, а никак не мне.
— Зачем вы? — простонал художник. — За что вы так со мной? Я не хочу в тюрьму! Что я вам сделал?
Поняв, что Сухоручко совершенно сломлен, господин Петякин еще больше добавил меда и масла в голос. И теперь говорил с художником ласково, почти по-отечески.
— Милый вы мой! Кто же вас посадит? И не нужно считать меня своим врагом. Напротив, вы мне симпатичны. И я искренне хочу вам помочь. Вам ведь в музее крайне мало платят?
Сухоручко смог лишь кивнуть. По телефону его кивок не был виден. Но каким-то образом господин Петякин понял все верно.
— Вот и отлично! Я знал, что вы умный молодой человек. И не станете делать из мухи слона.
После этого господин Петякин попрощался, предложив продолжить разговор при личной встрече. Одним словом, не прошло и месяца, как Сухоручко стал работать на господина Петякина. То есть это он так думал, что работает он на Петякина, но очень скоро выяснил, что за Петякиным стояли совсем другие люди. Настолько большие и настолько близкие к миру искусства, что Сухоручко долго не мог поверить в то, что узнал.
Получилось это как бы случайно. Но потом бедный Сухоручко долго не мог опомниться от случайно подсмотренного. И еще он понял, что если раньше у него и теплилась надежда сбросить с себя иго господина Петякина, то теперь нечего об этом и думать. Он увидел лицо хозяина, узнал, кто стоит за серией подмен в музеях родной страны, а следовательно, стал слишком много знать. Живым его бы не отпустили.
Отчаявшись выбраться из преступной трясины, куда его засасывало все больше и больше, Сухоручко трудился не покладая рук. Его благосостояние сказочно выросло. Из полунищего художника, частенько не знающего, что он будет есть сегодня на ужин и даже на обед, он превратился в шикарно упакованного преуспевающего мэтра. Ездил на новенькой иномарке. Ел в лучших ресторанах. И мог покупать одежду в самых дорогих магазинах.
Но странное дело, все то, к чему он прежде так стремился, теперь ни капли не радовало его. В ресторанах его мутило. Дорогая иномарка пылилась в гараже. А одежда из бутиков вызывала в нем прилив справедливого негодования. Ну, скажите, может ли шерстяная овечья безрукавка стоить почти триста долларов? Она что, из золотого руна настрижена?
Однако пытаться что-либо изменить Сухоручко не мог. Он элементарно боялся тех людей, на которых работал теперь. А они, кажется, были довольны копиистом. Сухоручко даже стал ощущать нечто вроде гордости за свою работу. Теперь его работы висели в музеях страны наряду с полотнами великих мастеров. И народ любовался на них, ничуть не подозревая, что его дурачат.
— Как говорится, чего глаз неймет, того и зуб не чует, — хихикал господин Петякин.
Одним словом, преступная жизнь текла размеренно и благополучно. Преступники имели высокого покровителя, которому долгое время удавалось прикрывать собственную преступную деятельность, пользуясь своим авторитетом и положением. Ни у кого не возникало подозрений, что этот седовласый представительный мужчина, соратник целой плеяды маститых общественных деятелей, может оказаться обычным мошенником.
— Если спать, то с королевой, если красть, то миллиард, — снова веселился господин Петякин. — Конечно, нам от пирога достаются жалкие крохи, но и их достаточно для безбедной жизни. Верно, Вовик?
Похоже, господина Петякина не посещали дурные предчувствия. Но сам Сухоручко не раз задумывался о том, что с ним будет, если в один далеко не прекрасный момент вся преступная пирамида рухнет. Получалось, что идти ему будет некуда. И ждет его тюрьма. Годом раньше, годом позже. Он точно знал, что конец найдется у любой, даже самой длинной веревочки. И оказался прав.
Ночной звонок от господина Петякина поставил все на свои места.
— Он арестован! — прошипел он таким голосом, словно умирал. — Тюлькин и Тяпкин тоже.
Тюлькин и Тяпкин были художниками, трудившимися в том же статусе, что и сам Сухоручко. И художник без труда понял, что случилось с его коллегами.
— К тебе еще не пришли?
— Нет.
— А ко мне уже тоже стучат! — прорыдал Петякин. — Пойду сдаваться. И учти, я молчать не буду. Сдам всех!
Это заставило Сухоручко заметаться по квартире. Его воспаленному воображению представлялось, что Петякин начнет закладывать его прямо сию же минуту, едва открыв дверь. Менты тут же запрыгнут в свои ужасные машины с мигалками и примчатся сюда. Арестуют его на глазах соседей. Бедная Ниночка! Его обожаемая Ниночка. Чистая девушка! Она живет в соседнем подъезде и все, конечно, узнает. Стыд и позор!
И, жалобно пискнув, Сухоручко схватил рюкзак, который у него стоял в углу, приготовленный именно для бегства. И кинулся прочь из квартиры. Очнулся он на автобусном вокзале. Куда ехать, он не представлял совершенно. Его взгляд рассеянно скользнул по людской толпе. И внезапно остановился на старушке с белым котиком. Она выглядела настолько безмятежной, что художник невольно позавидовал. И загадал про себя: он отправится туда, куда едет эта старушка.
Черт возьми, он тоже хочет выглядеть таким умиротворенным! Старушка подошла к окошку и назвала станцию назначения.
«Черт подери! — подумал художник. — Это судьба!»
Таким образом художник и очутился в монастыре.
— А вы его как тут нашли? — спросила Катька у замолчавшего было Вениамина.
— Как нашли, не столь важно. И совсем не интересно. Важно то, что кто-то нашел его раньше нас. Вот что досадно!
— Если бы вы нашли Сухоручко раньше их, то он остался бы жив?
— Разумеется!
— Но вы бы посадили его в тюрьму?
— Это зависело от многих обстоятельств, — уклончиво ответил Вениамин.
— От каких это обстоятельств?
— В первую очередь от откровенности самого Сухоручко. Если бы он поделился с нами кое-какими сведениями о своих работодателях, то мы могли бы сделать ему снисхождение.
— О своих работодателях? Но разве этот господин Петякин вам ничего не рассказал?
— А другие художники, которых вы арестовали?
Вениамин тяжело вздохнул.
— Они не смогли.
— Почему это?
— Видите ли, они знали далеко не всех заказчиков своих картин.
— Но ведь картины пропадали из музеев?
— Верно.
— Значит, директора музеев должны были быть осведомлены о том, в чьи руки они отправились.
— Это еще необходимо было доказать. И далеко не во всех случаях вина директоров музеев оказывалась доказанной.
Подруги переглянулись. Да уж, правосудие в их стране, как всегда, оказалось не на высоте.
— Но для нас было и является главным не наказать виноватых, а вернуть редкие художественные ценности. А для этого мы должны узнать имена заказчиков, в чьих частных коллекциях за закрытыми дверями сейфов и хранились эти полотна.
Но среди заказчиков преступной группы, занимавшейся подменой и похищением художественных полотен, был один — главный, самый крупный, богатый и жадный.
— В его частной коллекции насчитывалось около сотни шедевров, похищенных со стен музеев.
Все остальные коллекционеры, даже вместе взятые, не тянули на такое количество. Денег у них было существенно меньше. И потому потратить на свои прихоти они могли куда меньшие суммы. И хотя украденное в их коллекциях, безусловно, тоже представляло интерес, но они не шли ни в какое сравнение с полотнами, которые оказались у самого главного заказчика.
