Кирилл Шелестов - Погоня
— Симпатяга, — одобрительно пробормотал Серега, будто про себя. — Ни одна баба не устоит.
Заключенные прыснули. Обрубок не расслышал его слов, но почувствовал подвох.
— Живей давай ходи! — сердито скомандовал он. Собака рядом с ним принялась лаять.
— Пусть тебе Мишанина баба дает, — парировал Серега все так же тихо, но на сей раз тот услышал.
Изловчившись, он врезал Сереге армейским ботинком. Удар пришелся по колену. Серега охнул, присел, сигарета вылетела из его рта. Он заставил себя разогнуться, поднял с земли окурок и, хромая, двинулся дальше, насвистывая, как ни в чем не бывало. Храповицкий увидел эту сцену и остановился. Он вдруг почему-то вообразил, что Обрубок ударит и его, Храповицкого, внутри у него похолодело.
«Не ударит! — осадил он себя. — Не обращай на него внимания, не смотри в его сторону. Не делай резких движений. Собаки кусают тех, кто их дразнит или боится».
Серега доковылял до скамейки и, задрав штанину, разглядывал распухавшую коленку. Через несколько минут Храповицкий, уже забыв о нем, вновь провалился в круговорот привычных мыслей.
«Интересно, сколько попросят за Лихачева? — думал он, вышагивая. — Тысяч триста долларов, может, больше. Гозданкер обойдется раза в два дешевле, хотя за него и сотню жалко. Наверняка уже где-то спрятался, охрану усилил. Зря, не поможет. Забавно получается: убрать Лихачева легче, чем Гозданкера, а стоит Лихачев дороже. Погоны, ничего не попишешь, как-никак генерал! Я не буду на тебе экономить, генерал, не волнуйся. Отдам, сколько нужно. Чтоб ты получил свое, сполна... А может, начать с Гозданкера? Нет, нельзя. Начинать надо с Лихачева. Пусть Гозданкер поймет, что его ожидает, пусть трясется, толстая, трусливая жаба. Знаешь, Гозданкер, что мы делали в детстве с жабами? Мы ловили их на озере, вставляли им в зад соломинку и надували, пока не лопнут. У тебя будет смешной конец, Гозданкер, я тебе обещаю».
— ...визжал как резаный, когда его брали, — донесся до него обрывок разговора. — Вырывался... До последнего, говорят, поверить не мог.
Храповицкий вскинул голову. Двое сокамерников, сидя на скамейке, негромко переговаривались. Заметив, что Храповицкий на них смотрит, они сразу замолчали. Храповицкий решил, что они говорили про него. Сочувствия в их голосе не было. Между прочим, они вполне могли быть агентами Лихачева, подсаженными в камеру, чтобы устроить какую-нибудь провокацию. Храповицкий во всех подозревал агентов Лихачева, даже в Сереге с Мишаней.
Сходка с ворами была назначена на два часа дня, и с самого утра мы были на нервах: Хромой то и дело придирался к Теще, тот огрызался без обычного добродушия, я беспрерывно курил, и лишь Бык держался хладнокровно.
Местом встречи Ходжа выбрал невзрачный ресторанчик на Остоженке, в витрине которого красовалось написанное от руки объявление с предложением дешевых домашних обедов с бесплатным компотом. Ореховский бригадир, отвечавший за безопасность, привез нас пораньше. У входа в заведение уже стояло с десяток внушительных черных автомобилей с тонированными стеклами. Зал был оккупирован ореховской братвой. Бандиты сидели за пустыми столами, не ели, не пили и молча смотрели друг на друга. Короче, обстановка была торжественная. Посторонних в ресторане не было, не считая, конечно, напуганных официантов. Когда мы вошли, один из парней поднялся и что-то доложил бригадиру на ухо.
— Скоро будут, — сообщил нам бригадир. — Ходжа с собою Васю Самоката взял и еще Резо Бешеного.
— Нормально, — кивнул Бык.
По его лицу я не смог прочесть, доволен ли он составом жюри. Мне названные имена ничего не говорили, хотя я догадывался, что в уголовном мире они значили много.
Теща и Хромой остались внизу, а мы с Быком и бригадиром поднялись на второй этаж, где в глубине зала стоял широкий стол, окруженный диванами и уставленный фруктами и восточными сладостями. Бригадир сел в некотором отдалении от нас, сложил руки на животе и прерывисто перевел дыхание. Я понял, что он тоже волнуется.
Воры прибыли с получасовым опозданием. Первым вошел пожилой полный кавказец, маленького роста, в черном клубном пиджаке с золотыми пуговицами и широкими подложными плечами, делавшими его приземистую фигуру квадратной. Его обрюзгшее восточное лицо с густыми бровями и мясистым носом было нездорового желтого цвета, глаза из-под набрякших век смотрели надменно. Вероятно, это и был Ходжа. Ореховский бригадир поспешно вскочил, заулыбался и от избытка почтительности даже наклонился вперед. Бык сунул в угол рта зубочистку и тоже поднялся, но с ленцой. Я встал следом за ним. В надменном лице Ходжи ничего не отразилось, знаки внимания он принимал как должное.
Следом за Ходжой с агрессивным видом двигался стройный лысеющий грузин лет сорока и еще плотный мужичок крестьянской наружности с хитрыми светлыми глазами. Замыкал процессию не кто иной, как Парамон. Сердце у меня екнуло. То, что Парамон приехал на суд вместе с ворами, было нехорошо. Парамон на ходу приятельски общался с Резо, продолжая начатый ранее разговор.
— Куда ты, говоришь, собрался? — спрашивал его Резо. — В Таиланд?
— Не, в Эмираты, — отвечал Парамон. — На солнышке покемарить. А то у нас уже колотун долбит, а там тепло. Море.
Воры сдержанно поздоровались с нами и сели напротив. Про себя я поразился тому, что все трое были одеты официально, даже в галстуках. Парамон единственный в их компании был в рубашке с расстегнутым воротом, хотя тоже в костюме. Он вообще выделялся среди них: был моложе, свежее и развязнее. Мне приходилось встречать его в Уральске в дорогих ресторанах и всегда с красивыми проститутками и толпой охраны.
Не скрывая своей неприязни к нам, он что-то процедил сквозь зубы вместо приветствия и тут же отвернулся. Бык остался невозмутим, во всяком случае внешне.
— Чаю принеси, — отрывисто с акцентом приказал Ходжа официантке. — Зеленого. На всех.
У него была своеобразная манера говорить: не глядя на собеседника, предоставляя окружающим самостоятельно догадываться, к кому он обращается. Официантка бросилась выполнять заказ, забыв спросить остальных про их предпочтения.
— Был я в этих Эмиратах, — заметил Вася Самокат, поддерживая беседу в ожидании чая. — В прошлом году летал. Коньяк там, зараза, дорогой! И шалавы одни хохлушки. Я вот лично толстожопых не люблю. А погода — ниче. Путевая.
— Им пить нельзя, — авторитетно заметил Резо. — Ислам.
— Кому, хохлушкам? — переспросил Вася, делая вид, что не понял. — А че ж они пьют как лошади?
— Всем можно, — спокойно возразил Ходжа. — Только с умом.
— Где ж его взять, ум-то, если нету? — весело отозвался Вася, неприметно косясь в сторону Резо.
— В магазине купи, — грубо посоветовал Резо, заподозрив намек.
— Да мне без надобности, — беспечно ответил Вася, не обижаясь. — Я и так перекантуюсь. А вот ты, раз ты такой умный, скажи лучше нам, к примеру, за уровень моря.
— За че? — не понял Резо.
— Вот те раз! — развел руками Вася — Не въезжает.
Он повернулся к Парамону.
— Ты тоже, что ль, за уровень моря не знаешь?
Парамон растерянно моргнул, не найдясь с ответом.
— Как же ты на море едешь, а за уровень моря не рубишь! — принялся стыдить его Вася. — В натуре не ожидал я от тебя. Я думал, ты вон какой, а ты вон какой.
— Да я знаю за эту тему... — неуверенно возразил Парамон.
— А че там знать? — вмешался Резо. — Море, оно море и есть.
— Не скажи! — со значением возразил Вася. — Это серьезная херня. Вот как его, к примеру, мерить?
— Кого?
— Кого, кого! — передразнил Вася. — Уровень моря, кого еще?
— Зачем его мерить? — Резо начал раздражаться.
Вася покачал головой, будто удивляясь его непонятливости.
— Да не за то базар — зачем, а за то — как? — объяснил он. — Его со дна меряют или с поверхности?
Резо смешался. Ходжа тоже напрягся и сделал вид, что поглощен чаем, который нам принесли в нескольких чайниках, накрытых специальными колпаками. Парамон решил принять огонь на себя.
— С поверхности! — наугад бросил он.
— А ты как волокешь? — обратился Вася к Быку.
Я открыл рот, чтобы ответить вместо него, но Бык на лету угадал.
— Со дна, конечно. Как еще!
Вася разочарованно хрюкнул.
— Откуда знаешь? — поинтересовался он. — Тоже ящик сегодня глядел?
— Я телек не гляжу, — ответил Бык не без важности. — Я сам все узнаю.
— Да по ящику все подряд лепят! — сердито отрезал Резо. — Его только лохи слушают.
Он чувствовал себя уязвленным.
— А кого слушать, тебя? — насмешливо спросил Вася.
— А я все же не пойму, как со дна мерить? — недоумевал Парамон. — Это ж не глубина, а уровень!
Ходжа пошевелил короткими пальцами, показывая, что хочет высказаться. Все тут же повернулись к нему.
— С поверхности уровень никак не замеришь, — веско произнес Ходжа. — Волны мешать будут.
