Дарья Донцова - Новогодний детектив (сборник)
А я, вернувшись домой, увидела, что Афина спит на каком-то пакете.
– Фине важно сторожить добычу, – засмеялась Маша, – она ее никогда не раздирает на части. Мусик, надеюсь, Касаткина поблагодарила тебя за ум и находчивость?
Я заулыбалась.
– Второго января меня ждут в редакции «Сплетника», хотят вручить подарок. Неудобно ехать к ним с пустыми руками, испеку для журналистов рождественские кексы, свои фирменные, с изюмом и орехами.
Манюня посмотрела на сидящего в соседнем кресле молчавшего во время нашего разговора Дегтярева.
– Зачем тебе возиться с тестом первого января? Вон стоит большое блюдо с кексами. Сейчас упакую их, и отнесешь в «Сплетник».
– Да, да, – оживился толстяк, – отличная идея, принесу из кладовки корзинку, постелем в нее салфетку, завяжем на ручке банты…
– Есть декор из пластиковых еловых веток, – затараторила Маша, – получится очень красиво.
– Я пекла эти кексы для вас, – напомнила я.
– Мы готовы отдать их журналистам! – воскликнул Александр Михайлович.
– Мусенька, мы не хотим, чтобы ты утруждалась в праздник, – защебетала Манюня.
– Незачем вам возиться, – подала голос Ирка.
Некоторое время я смотрела, как домашние с энтузиазмом укладывают маффины и украшают корзину, а потом воскликнула:
– Ладно! Вы правы. Пусть эти кексы уезжают в «Сплетник», испеку вам третьего января коврижку по особому рецепту.
– Только не это, – хором воскликнули Дегтярев и Маша, потом Александр Михайлович прибавил: – Пироги должен печь пирожник.
Манюня обняла меня.
– Мусик, ты лучше всех! Но твоя выпечка… э… такая своеобразная, необычная… понимаешь… пироги должен печь пирожник, у сапожника кексы не очень хорошо получаются, а уж у сомнительных детективов они просто убийственные.
Людмила Зарецкая
Подарок от Деда Мороза
Вероника открыла глаза и не сразу поняла, где она. Очертания комнаты были скрыты ночной тьмой, не разгоняемой даже ярко светившим на улице фонарем. Секунды две она вглядывалась в неясные очертания предметов вокруг. Блестел экраном телевизор, стоящий напротив на небольшой низкой тумбе. У боковой стены стоял стол, кажется, с вечера на нем был графин. У окна два мягких кресла с журнальным столиком между ними, а у входа стул, на котором стояла так и не разобранная после приезда сумка.
Лежать было мягко и почему-то немного скользко, протянув руку, Вероника нащупала кожаную обивку дивана. Прикосновение к холодной коже вернуло ее к реальности. Вероника находилась в Великом Устюге, в вотчине Деда Мороза, на первом этаже коттеджа № 4, в гостиной, любезно отведенной ей в безвозмездное пользование. На втором этаже в одной из спален разместились ее старшая сестра Наташка с мужем, а во второй их дети, Вероникины племянники, двенадцатилетний Ванька и шестилетняя Санька, егоза и непоседа. Судя по тишине наверху, они еще спали.
Племянников Вероника обожала, сестру и ее мужа Костю любила, однако ей бы и в голову не пришло отправиться с ними в затерянный в лесах Вологодчины Великий Устюг, чтобы встретить Новый год в вотчине Деда Мороза, если бы ее саму не бросил муж.
Если уж быть совершенно честной, то это она его выгнала. Женаты они были восемь лет и, как считали все окружающие, идеально подходили друг другу. До недавнего времени сама Вероника считала точно так же. Муж отдалился от нее как-то совсем незаметно. Его шаги к свободе были такими крошечными, что она не обращала на них внимания, пока вдруг в одночасье не увидела, что между ними пропасть.
Именно из-за страха перед пропастью она и заявила Павлу, что им больше не нужно жить вместе. Она не хотела, чтобы самый близкий человек столкнул ее с обрыва в спину. Она предпочла с размаха прыгнуть в бездну сама, по собственной воле.
– Я не могу постоянно оценивать, врешь ты мне или говоришь правду, – сказала она в конце трудного для обоих разговора.
– Я говорю правду, – устало и как-то обреченно сказал Павел. – С чего ты вообще взяла, что я тебе вру? Ты же все это придумала, Никушка.
Никушкой ее звал только он. Для всех остальных – и родных, и друзей – она была Верой, а он с первых же минут стал называть ее Никой, Никушкой. От этого слова завывания ветра в пропасти стали так сильны, что Вероника почувствовала, что у нее слабеют ноги.
– Я не хочу обсуждать даже саму вероятность твоей лжи, – твердо сказала она. – Поэтому завтра соберу вещи и съеду.
– Куда, позволь узнать? – вяло поинтересовался Павел.
– Квартиру сниму, – она независимо пожала плечами. – Мне доходы позволяют, сам знаешь.
– Не надо, – он поморщился, как будто у него заболели все зубы сразу. – Не могу понять, откуда в твоем сознании появилось убеждение, что я – законченная сволочь, но уж снимать квартиру тебе не придется. Оставайся, это и твой дом тоже. Я уйду.
Прошаркав какой-то незнакомой, появившейся в одночасье, старческой походкой к шкафу в спальне, Павел достал с верхней полки чемодан и начал аккуратно складывать в него свои рубашки и костюмы.
Двухкомнатная квартира, в которой они жили – большая, светлая, очень просторная, в элитном доме с консьержкой и цветами на лестничных пролетах, – действительно принадлежала им обоим. Его решение оставить жилплощадь жене было благородным, однако свидетельствовало о том, что ему было куда уходить. Не в съемную же квартиру он так быстро собрался поздно вечером!
Так что решение прыгнуть в пропасть было правильным. Вот только Вероника не учла, что совершила судьбоносный прыжок не в самое подходящее время – за десять дней до Нового года.
Это был ее самый любимый в году праздник, с детства богатый на сказочные сюрпризы и совершенно волшебные, необъяснимые подарки. Конечно, в Деда Мороза она не верила лет с пяти, с того самого момента, как застукала папу, подсовывающего подарки под елку. Но подарки не становились менее желанными от того, что их дарили сначала родители, а потом Павел.
Было только одно желание, неизменно загадываемое под бой курантов последние семь лет, которое так и не сбылось. Их брак с Павлом был бездетным. Вероника твердо знала, что именно это обстоятельство привело к появлению первой трещинки в отношениях, которая как-то незаметно превратилась в разверзшуюся пропасть.
Первые два года их брака, отмечая очередные женские дни в календарике, она считала, что беременность наступит в отведенный природой срок. Затем был год бесконечных хождений по врачам, мучительных процедур, нескончаемых анализов, которые нужно было сдавать то вместе, то порознь, то снова вместе. Потом было оглушающее известие о диагнозе, который не оставлял надежды стать матерью естественным путем, два искусственных оплодотворения, или, как их еще называли, ЭКО, которые она сделала по областной квоте, и еще два, на которые ездила в Питер уже за собственные деньги.
Результат был отрицательным, беременность не наступала, несмотря на все болезненные манипуляции. Года два назад Павел твердо сказал, что последняя попытка действительно последняя.
– Послушай меня, Никушка. – Его теплое дыхание чуть ерошило ее легкие, как пух воробышка, волосы. – Перестань себя мучить. Люди живут и без детей. Значит, нам так на роду писано. Прими это.
– Паша, но это же не семья – без детей, – прошептала она. Непрошенные слезы все бежали и бежали у нее из глаз, капали на его белоснежную рубашку, которая в районе груди, куда она прижималась лицом, была уже насквозь мокрой.
– Почему не семья? – удивился он.
– Паша, ты когда-нибудь пожалеешь о том, что потратил на меня столько времени. Ты захочешь нормальную семью. Жену, которая сможет родить тебе детей. Я не имею права лишать тебя этого.
– У меня уже есть жена, – сказал он. – Бог рассудил так, что ею стала ты, и я за это Всевышнему страшно благодарен. Никушка, может быть, ты мне не поверишь, но люди живут вместе не для того, чтобы все время пытаться сделать детей. Брось свои фанатичные попытки родить. Просто живи, как живется. Понимаешь?
Вероника не понимала, но решила попробовать. Именно в это время в рекламном агентстве, в котором она работала, директор решил сменить сферу деятельности и продавал бизнес. При помощи Павла и родителей она выкупила фирму, после чего с головой окунулась в ее развитие и процветание.
Павел за годы, прошедшие с момента их знакомства, сделал неплохую карьеру. Осваивая ступеньку за ступенькой, он продвигался вверх по служебной лестнице в региональном представительстве крупной российской нефтяной компании, где чуть больше года назад занял должность исполнительного директора. Вероника мужу помогала и страшно им гордилась, не сразу поняв, что он постепенно отдаляется от нее.
Павел и раньше мог допоздна задерживаться на работе. Вероника ничего не имела против, тем более, что и сама могла вернуться с проводимой презентации или организуемого ее компанией праздника чуть ли не в полночь. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы обнаружить, что поздние возвращения стали обыденностью, что Павла практически никогда не бывает дома до девяти-половины десятого и что, возвращаясь то ли с работы, то ли откуда-то еще, он больше не сидит с ней на кухне, не рассказывает о том, как прошел день, не выслушивает ее, а сразу проходит в спальню, раздевается, тщательно убирает одежду в шкаф, принимает душ и ложится в постель, бросив ей лишь короткое «спокойной ночи».
