Анна Князева - Кольцо с тремя амурами
Возвращаясь в костюмерную за своей сумочкой, Дайнека проследовала по всему сплетению коридоров, свернула за сцену и оказалась в запаснике, где хранились старые декорации. Здесь было темно, пахло краской, пылью и застоявшимся воздухом. В самом темном углу высился золоченый трон, рядом – статуя Аполлона. До костюмерной оставалось несколько метров, и Дайнека приготовила ключ, как вдруг Аполлон покачнулся, и кто-то цепко схватил ее за руку.
– В чем дело? – произнеся эти слова, она почувствовала, что душа уже находится в пятках.
– Тише… Не привлекайте внимания.
– Да здесь никого нет, – прошептала она.
– Вот и хорошо. – За Аполлоном стоял Сопелкин. Завхоз явно ему проигрывал.
– Что вам нужно? – спросила Дайнека.
– Предупредить. – Он перешел на шепот. – Лучше вам не ворошить эту историю.
– Вы же сами все рассказали…
– А теперь очень жалею. Если спросят – я с вами не говорил.
Дайнека почувствовала, что начинает злиться.
– Если меня спросят, я скажу, что вы не только все рассказали, но еще и нагло соврали! – проговорила она прямо в лицо Сопелкину. – У Свиридовой не было в руках сумки, когда она уезжала. И я сомневаюсь, что вы вообще ее видели.
– Тише… – прошипел Геннадий Петрович и сильно сжал ее руку.
– Мне больно! – Дайнека вырвалась, отошла на пару шагов и с вызовом предъявила: – Свиридова оставила вам свою роль. Куда вы ее дели?
– Отдал режиссеру! – Сопелкин сорвался с места и бросился к лестнице.
Дайнека прошла в костюмерную, забрала свою сумку и покинула Дом культуры через служебный подъезд. Пройдя через площадь, она направилась в сторону парка. Там, у главного входа, спросила, где дом престарелых. Прохожий указал на трехэтажное здание. Дайнека зашла в вестибюль и обратилась к санитарке в бирюзовом халате:
– В какой комнате проживает Романцев?
– Артист? – уточнила старуха.
– Режиссер.
– В двести четвертой. Подниметесь на второй этаж, там сразу направо. На двери список жильцов.
– Их много? – удивилась Дайнека.
– Двое. Больше у нас не кладут.
Когда она подошла к лестнице, нянечка крикнула:
– Наденьте бахилы!
На двери двести четвертой палаты была прибита табличка: «Романцев, Иванов». Постучав, Дайнека заглянула в палату:
– Здравствуйте… Можно войти?
– К кому? – спросил надтреснутый голос.
– К Романцеву Альберту Ивановичу.
С кровати приподнялся худой старик и обшарил взглядом ее руки и сумку. Она сообразила, что пришла без гостинцев, однако дело было в другом.
– Сигарет принесла? – спросил Романцев.
– Я не подумала…
– Из Дома культуры?
Она удивилась:
– Откуда вы знаете?
– Ко мне ходят только оттуда. Неужели тебе не сказали, что мне нужны сигареты?
Альберт Иванович раздражался больше и больше, и когда Дайнека спросила, как на это смотрят врачи, закричал:
– А мне плевать, как они смотрят! Я просто хочу курить!
Она вылетела из палаты, а потом из подъезда как пуля. Не снимая бахил, кинулась в магазин, купила блок сигарет, сок и печенье и со всем этим вернулась в палату. Схватив блок сигарет, Романцев тут же его распечатал, достал одну пачку, вытащил сигарету и сел на кровать. Подождав, пока он закурит, Дайнека все же спросила:
– Вам разрешают курить?
– А я ни у кого не спрашиваю.
За дверью брякнуло ведро, и он быстро затушил сигарету. В комнату заглянула уборщица.
– Опять куришь? Вот я скажу доктору…
– Говори! – крикнул Романцев и демонстративно прикурил новую сигарету.
Уборщица сердито прикрыла дверь, неодобрительно проворчав:
– Артист…
– Альберт Иванович, – заговорила Дайнека. – Помните Елену Свиридову?
– Леночку? – Он пыхнул дымом. – Помню, и хорошо. Она пропала в пятницу, а в воскресенье у нас был выездной спектакль. Пришлось ставить Ирину Маркелову, и это была вселенская катастрофа.
– Почему?
– Потому что Маркелова – бездарь.
– Зачем же таких держать?
– Затем, что в социалистическом обществе у всех были права. Участник занимается в коллективе, режиссер – будь любезен, обеспечь его ролью.
– Кстати, о роли. Вы, конечно, не вспомните, но я все же спрошу. После того как исчезла Свиридова, Сопелкин отдал вам ее роль?
– Нет.
– Но как вы запомнили? Прошло тридцать лет.
– Очень просто. В то время компьютеров не было. Чтобы ввести замену во второй состав, вместо Маркеловой, мне пришлось самому печатать роль на машинке.
– Значит, не отдавал…
– Теперь это не имеет никакого значения, – покуривая, заметил Романцев.
Дайнека пожала плечами.
– Действительно, никакого. Кроме того, что он еще раз наврал.
– И это неудивительно: Сопелкин – редкий прохвост.
– Вы второй человек, кто так говорит…
– Что подтверждает мои слова. – Альберт Иванович задумчиво улыбнулся. – А знаете, я хорошо помню тот вечер. Ах, как она репетировала! Как Свиридова была хороша!
Глава 11. Режиссер Альберт Иванович Романцев
Произнося текст, Лена Свиридова куталась в русский платок и прижимала к груди сжатые кулачки.
– Вижу я, входит девушка, становится поодаль, в лице ни кровинки, глаза горят, уставилась на жениха, вся дрожит, точно помешанная. Потом, гляжу, стала она креститься, а слезы в три ручья так и полились. Жалко мне ее стало, подошла я к ней, чтобы разговорить да увести поскорее. И сама-то плачу…
Дверь открылась, в кабинет заглянул Геннадий Петрович Сопелкин.
– Не помешаю, Альберт Иванович?
Кульминационный момент сцены был уничтожен. Романцев устало вздохнул.
– Проходите, Геннадий Петрович.
Сопелкин зашел и сел не куда-нибудь, а на стул режиссера.
«Сиди, черт с тобой», – подумал Романцев и подал знак продолжать: – Пошла Глафира Фирсовна!
– Дешевы слезы-то у вас, – сказала старуха в длинной, до пола, юбке.
– Уж очень тяжело это слово-то – «прощай». Я было сама умерла, – ответила Свиридова. – Ведь это хуже, чем похоронить…
Романцева прорвало:
– Лена! Свиридова! Ты пропустила целый кусок! После слов «я было сама умерла» идет фраза: «А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить». Нельзя так вольно обращаться с текстом Островского! Пожалуйста, повтори последнюю фразу!
– А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить… – повторила Свиридова, и в ее голосе прозвучала такая боль, что Альберт Иванович растерялся.
«Откуда у юной девушки такое тонкое понимание?»
Он взял ее за руки и ласково произнес:
– Именно так, именно с такой интонацией! В этих словах заключены все ее страхи, весь ужас ее положения. И прошу, заучи эту фразу. Перепиши ее несколько раз на полях. Прямо в роли своей напиши! – Романцев ткнул пальцем в текст ее роли.
На репетицию, запыхавшись, прибежала Ирина Маркелова, дублерша Елены.
– Еще раз опоздаешь, сниму с роли! – гаркнул на нее Альберт Иванович. – Восьмое явление, Дульчин и Тугина! – Он огляделся: – Олег! Михненков! Дульчин! В чем дело?!
Олег Михненков о чем-то говорил с Еленой Свиридовой в дальнем углу комнаты и, казалось, не слышал слов режиссера.
– Да что это сегодня! – Романцев быстрым шагом направился к ним, и ему удалось расслышать слова, которые произнес Михненков:
– Это не угроза, это совет друга…
– Быстро к партнерше! – потребовал режиссер.
Глава 12. Она ушла раньше
Дайнека переменилась в лице:
– Михненков так и сказал?
Альберт Иванович кивнул.
– Могу повторить: «Это не угроза, это совет друга».
– Что он имел в виду?
– Откуда мне знать?
– Следователю об этом рассказывали?
Романцев достал новую сигарету, прикурил и поправил пепельницу, стоявшую на краю стола.
– Не помню. Может быть, рассказывал, а может, и нет.
– У этого Михненкова со Свиридовой были какие-то отношения?
– Не знаю. За этим я не следил. Возможно, за пределами Дома культуры их что-то связывало, но во время репетиций замечены не были.
– Ясно. – Дайнека выложила из пакета печенье и сок и вспомнила, о чем хотела спросить:
– Ирина Маркелова сказала, что Свиридова ушла ровно в одиннадцать.
– В одиннадцать, – кивнул Альберт Иванович и тут же спросил: – Ей-то откуда знать?
– В смысле? – уточнила Дайнека.
– Откуда Маркелова знала, что Свиридова ушла ровно в одиннадцать?
– Видела… Она-то сама осталась и продолжила репетировать.
– Тогда почему я ее не видел? – Романцев затушил сигарету и потянулся за следующей. – После перерыва, а это было в десять часов, Маркелова на репетиции больше не появилась.
– Как же так… Зачем же она соврала?
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ворвалась женщина в белом халате.
– Опять за свое? – Она отобрала у Романцева незажженную сигарету, потом повернулась к Дайнеке: – И вы тоже! Знаете, что ему нельзя курить, и приносите! Давайте быстро отсюда!
