Джоди Пиколт - Время прощаться
Прошло лет десять с тех пор, как меня посетило настоящее, словно удар током, видение, но мне удается сводить концы с концами благодаря таким людям, как миссис Лэнгхэм, которая приходит каждую неделю, чтобы пообщаться со своим умершим мужем Бертом. Она ходит сюда потому, что, как оказалось, у меня есть дар делать фальшивые предсказания, как когда-то был дар пророчить по-настоящему. Это называется «холодное чтение» – все дело сводится к языку жестов, визуальным подсказкам и старым добрым уловкам. Основной постулат таков: люди, которые приходят погадать, крайне заинтересованы в том, чтобы сеанс прошел успешно, особенно если они пытаются связаться с кем-то из умерших. Они настолько же сильно желают получить информацию, как и я ее предоставить. Именно поэтому хорошее холодное чтение может порой рассказать о клиенте куда больше, чем сообразила бы сама гадалка. Я могла озвучивать целый поток не связанных мыслей: дядя, весна, имеет отношение к воде, буква «С», возможно Сара или Салли, что-то связанное с образованием? Книги? Писать книги? Большая вероятность, что мой клиент отреагирует по крайней мере на что-то одно из перечня, отчаянно пытаясь придать слову какой-то смысл. Единственная потусторонняя сила здесь – умение обычного человека найти смысл в обрывках информации. Мы – раса, которая умеет видеть Деву Марию в срубе дерева, находить лик Бога в переливах радуги, слышать «Пол мертв», когда на заднем фоне играет песня «Битлз»[6]. Тот же запутанный человеческий разум, который видит смысл в том, что смысла не имеет, и верит экстрасенсу-шарлатану.
Как же мне удается играть в эту игру? Хорошие гадалки – хорошие детективы. Я обращаю внимание на то, как на мои слова реагирует клиент: на расширенные зрачки, затаенное дыхание. Я внушаю подсказки словами, которые выбираю. Например, могу сказать миссис Лэнгхэм: «Сегодня я поведаю о том, что занимает ваши праздные мысли…» – и начинаю говорить о празднике. Глядь, оказывается, именно об этом она сейчас и думает. Слово «праздный» уже закралось в ее подсознание, поэтому миссис Лэнгхэм, сама того не подозревая, начинает вспоминать время, когда она получала подарок, а значит, вспоминать день рождения или Рождество – словом «праздный» я подтолкнула ее к этим воспоминаниям. Вот так и создается впечатление, что я прочла ее мысли.
Я подмечаю тень разочарования, когда сказанное мною не имеет для клиентки никакого значения, и понимаю, что необходимо вернуться назад и следовать в другом направлении. Я обращаю внимание на то, как она одета, как говорит, строю предположения о ее воспитании. Задаю вопросы, и в половине случаев клиентка сама дает ответы, которые мне нужны.
– Мне идет буква «Б»… Имя вашего дедушки начинается с «Б»?
– Нет. Может, это «П»? Моего дедушку звали Поль…
В яблочко!
Если не удается получить информацию от клиента, у меня есть два выхода. Сообщить что-нибудь хорошее – придумать послание от умершего, которое хотел бы услышать любой здравомыслящий человек, например: «Ваш дедушка хочет, чтобы вы знали, что он обрел покой, и желает, чтобы вы тоже перестали скорбеть». Либо я могу включить «Барнума»[7] и «озадачить» клиентку комментарием, который можно отнести к девяноста девяти процентам населения, но она обязательно истолкует его по-своему: «Ваш дедушка знает, что вы любите принимать взвешенные решения, но чувствует, что порой вы судите сгоряча». Потом я откидываюсь на спинку кресла и жду, когда клиент даст мне ниточку, за которую можно потянуть. Вы бы очень удивились, узнав, насколько велика у людей потребность заполнить паузы в разговоре.
Разве от этого я становлюсь мошенницей? С какой стороны посмотреть. Я предпочитаю считать себя дарвинистской: я приспосабливаюсь, чтобы выжить.
Однако сегодня посыпались одни несчастья: я потеряла хорошую клиентку, разбилась бабушкина ваза для магического кристалла, и я вышла из себя – и все это за один час! – из-за худосочной девчонки и ее ржавого велосипеда. Дженна Меткаф, несмотря на свои заверения, выглядела на свой возраст – Господи, она, похоже, еще верит в зубную фею! – но была такой же мощной, как гигантская черная дыра, вновь засасывающая меня в тот кошмар с семьей Маккоев. «Я не занимаюсь розыском пропавших», – ответила я и не покривила душой. Одно дело сделать вид, что передаешь послание от умершего мужа, и совсем другое – вселить пустую надежду в человека, которому нужна определенность. Знаете, куда могут завести подобные эксперименты? В квартирку над баром в Крэпвилле, штат Нью-Гемпшир, и каждый четверг будешь получать пособие по безработице.
Мне нравится быть гадалкой. Говорить то, что хотят услышать клиенты, намного безопаснее. Так я не смогу их обидеть и сама не пострадаю, когда пытаюсь достучаться в потусторонний мир и не получаю ответа, лишь разочарование. Временами я думаю, что было бы легче, если бы у меня вообще никогда не было Дара. Тогда бы я не знала, чего лишена.
А тут является человек, который не помнит, что потерял.
Не знаю, что в Дженне Меткаф так сильно напугало меня. Возможно, ее глаза, светло-зеленые, скорее цвета морской волны, под густой рыжей челкой – такие притягивающие, потусторонние. Может быть, обкусанные заусеницы на пальцах. Или то, как она съежилась, как Алиса в Стране Чудес, когда я сказала, что не стану ей помогать. Это единственное приходящее на ум объяснение, почему я так ответила, когда она спросила, жива ли ее мать.
В то мгновение я так сильно хотела вернуть свои экстрасенсорные способности, что попыталась что-нибудь увидеть, – попыталась так, как не пыталась уже много лет, потому что разочарование сродни удару о кирпичную стену.
Я закрыла глаза и попробовала вновь перебросить мостик между собой и моими духами-наставниками, чтобы услышать хоть что-нибудь: шепот, фырканье, мимолетный вздох…
В ответ – оглушительная тишина.
И поэтому для Дженны Меткаф я сделала именно то, чего поклялась больше не делать никогда: открыла для нее дверь возможностей, отлично зная, что она проскользнет в эту приоткрытую дверь на лучик света, который оттуда пробивался. Я сказала, что ее мама не умерла.
При этом на самом деле я лишь хотела сказать, что не имею ни малейшего понятия, что с ней.
Когда Дженна Меткаф уходит, я принимаю транквилизатор. Вот вам и причина принять успокоительное – незнакомая девчонка, которая не только заставила меня вспомнить прошлое, но и обрушила его как обух на голову. К трем часам я уже лежу в блаженном бессознательном состоянии на диване.
Должна признаться, что много лет мне ничего не снилось. В снах обычный человек ближе всего подходит к потустороннему миру; во сне разум высвобождается, разделяющие стены становятся тонкими и можно заглянуть по ту сторону. Именно поэтому так много людей уверяют, что во сне к ним приходил умерший. Только не я. С тех пор как ушли Дезмон с Люсиндой.
Однако сегодня, когда я засыпаю, в голове у меня кружится калейдоскоп цветов. Я вижу развевающийся перед глазами флаг, но потом понимаю, что это не флаг, а голубой шарф на шее женщины, лица которой я не вижу. Она лежит на спине возле американского клена, без движения, ее затоптал слон. Приглядевшись, я понимаю, что слон ее не топчет, слон уходит, пытаясь не наступить на женщину, поднимает заднюю ногу, переступает через тело, не коснувшись его. Слон тянет за шарф, женщина не двигается. Тогда он хоботом гладит ее по щеке, шее, лбу, потом стаскивает шарф, поднимает его, и тот улетает, как пущенный кем-то слух.
Слон тянется за чем-то в кожаном переплете – не могу разглядеть. Предмет лежит под ногой у женщины. Книга? Бейдж? Я поражаюсь ловкости животного, когда оно раскрывает этот предмет. Слон вновь подносит хобот к груди женщины, почти как стетоскоп, и потом тихо скрывается в лесу.
Я вздрагиваю и просыпаюсь, сбитая с толку и не понимающая, почему мне приснились слоны. Голова, кажется, продолжает гудеть. Но это не голова гудит – кто-то стучит в дверь.
Я уже знаю, кто это, еще даже не открыв.
– Прежде чем вы начнете бушевать, сразу скажу: я пришла не для того, чтобы убедить вас найти мою маму, – заявляет Дженна Меткаф, протискиваясь мимо меня в квартиру. – Я просто кое-что забыла. Очень важное для меня…
Я закрываю дверь, закатываю глаза, когда снова вижу в вестибюле этот нелепый велосипед. Дженна начинает осматриваться там, где мы сидели всего пару часов назад: заглядывает под кофейный столик, шарит под креслами.
– Если бы я что-то нашла, обязательно позвонила бы тебе…
– Сильно сомневаюсь, – отвечает она и начинает выдвигать ящики, где я храню свои марки, секретные запасы печенья «Орео» и меню из закусочных с доставкой на дом.
– Прошу прощения! – восклицаю я.
Но Дженна, не обращая на меня ни малейшего внимания, засовывает руку между диванными подушками.
– Я знала, что он где-то здесь, – с заметным облегчением вздыхает она и, как фокусник, достает из подушек голубой шарф из моего сна и обматывает его вокруг шеи.
