Чингиз Абдуллаев - Жребий Рубикона
Глава 6
– Добрый день, – поздоровался эксперт, – понимаю, что вы чувствуете себя не особенно комфортно и наверняка догадываетесь, почему я решил поговорить с вами наедине. Заранее хочу извиниться, если некоторые мои вопросы будут вам неприятны.
– Я все понимаю, – коротко сказал Калестинас, – можете спрашивать.
– Вы пошли к Долгоносову, чтобы сменить своего научного руководителя, в тот день, когда он скоропостижно умер, – уточнил Дронго.
– Вас это удивляет? – спросил Моркунас.
– Мне нужно только ваше подтверждение.
– Да. Профессор Соколовский предложил мне стать его научным руководителем, и я согласился. Мне казалось не совсем этичным защищаться под руководством мужа моей жены. Поэтому я так долго медлил с защитой докторской диссертации. Что еще вас интересует?
– Григорий Антонович говорил, что у вас уникальные разработки и уже давно готова докторская диссертация. Вы подали патент на подобные изобретения?
– Да. Совместный. На мое имя и профессора Соколовского.
– Почему совместный?
– Так обычно поступают – вписывают руководителя.
– Соколовский согласился?
– А почему он не должен был соглашаться?
– Но раньше вашим научным руководителем был сам Николай Тихонович. В этом не было некоего противоречия нравственного плана?
Моркунас усмехнулся, пожал плечами.
– Вы не ответили, – терпеливо напомнил Дронго.
– Я думаю, Долгоносов не тот человек, который обращает внимание на такие противоречия, – пояснил его собеседник.
– Я могу узнать, какие у вас сейчас отношения с вашей бывшей супругой?
– Это наши личные отношения, которые никого не касаются, – отрезал Калестинас. – И я считаю, что вы не имеете права меня об этом расспрашивать.
– Сестра Долгоносова уверена, что его убили, – пояснил Дронго, – и обвиняет в этом вашу супругу. Неужели вы не понимаете, что я пришел сюда, чтобы не обвинить ее, а попытаться разобраться, что действительно произошло в тот день?
Моркунас молчал.
– Подумайте о своем сыне, – неожиданно предложил Дронго, и Калестинас вздрогнул.
– При чем тут Миколас? – спросил он.
– Долгоносов его усыновил, – напомнил Дронго, – и он уже не Миколас Моркунас, а Михаил Долгоносов. И если у его матери будут неприятности, то он может остаться один. Вам его могут не вернуть.
По лицу Моркунаса пробежала тень сомнения. Было заметно, что он волнуется.
– Что вы хотите? – спросил он.
– Только несколько вопросов. Пусть даже и не самых приятных, – попросил Дронго. – Я обещаю вам уйти и никому не рассказывать, о чем мы с вами разговаривали.
– Вы думаете, что я его убил?
– Нет, не думаю. Вы зашли в кабинет вместе с Григорием Антоновичем и вместе вышли. И еще после вас туда входило много людей. Но последней вошла ваша бывшая жена. И на этом основании сестра Долгоносова утверждает, что она его отравила. А потом решила спрятать концы и кремировала тело Николая Тихоновича, чтобы невозможно было провести эксгумацию.
– Это ложь.
– Согласен. Тогда помогите мне. Почему вы согласились, чтобы она при живом отце разрешила Долгоносову усыновить вашего сына?
– Так решила Далвида.
– И вы не возражали.
– Нет. Мать имеет право поступать так, как считает нужным, – уклонился от конкретного ответа Моркунас. Дронго отметил, что тот отвел глаза. Он явно чего-то недоговаривал.
– Я могу узнать почему? – настойчиво спросил Дронго.
– Она сама так захотела.
– Когда вы узнали о том, что ваша супруга и ваш научный руководитель любят друг друга?
– Не помню.
– Кто вам сообщил, тоже не помните?
– Нет, не помню, – упрямо ответил Моркунас.
– Но она взяла сына и переехала к Долгоносову. Она вам ничего не объяснила?
– Сказала, что любит его и собирается переезжать.
– И вы промолчали?
– А что нужно было делать? – ответил вопросом на вопрос Калестинас. – Заставить ее силой остаться? Это было невозможно. Или попытаться ее уговорить? Это было бесполезно.
– Мне сказали, что вы встречались с бывшей супругой после смерти ее мужа.
– Встречались, – кивнул Моркунас, – я хотел навестить сына. Они уезжали в Германию, и я пришел с ними повидаться.
– Через неделю после смерти Долгоносова. Не слишком рано?
– Это было ее решение.
– Вы нарочно так отвечаете, чтобы показать, какой вы бесчувственный, равнодушный человек?
– Вы задаете вопросы, а я вам отвечаю. – Моркунас разговаривал ровным голосом, словно речь шла о чем-то отвлеченном.
– Давайте поменяем тему, – предложил Дронго. – Как вы считаете, Николая Тихоновича могли убить?
Моркунас нахмурился. Помолчал.
– Кто? – спросил он. – Кто должен был хотеть его убить?
– Этого я не знаю. Я вообще не уверен, что его убили. Но все вспоминают, что он был очень здоровым человеком, никогда не болел, занимался спортом, альпинизмом. Имел хорошую наследственность и никогда не жаловался на сердце.
– Может быть.
– И поэтому я хочу понять, что там произошло.
– Не знаю. Меня там не было.
– Черт вас возьми! Вы можете отвечать не так односложно? – выругался Дронго.
– Я отвечаю на ваши вопросы.
– В институте у Долгоносова не было врагов?
– Я не знаю. Но по-моему, не было.
– Последний вопрос, – устало произнес Дронго, – вы по-прежнему любите свою бывшую жену?
Моркунас не ответил. Он молчал несколько секунд. Затем встал и пошел к выходу. Открыл дверь кабинета и вышел.
«Плохой коммуникабельностью я обладаю, если не могу разговорить этого типа», – раздраженно подумал Дронго.
В кабинет вошли Соколовский, Балакин и Эдгар Вейдеманис.
– Ну что? – спросил Балакин. – Поговорили с ним?
– Нет. Разговаривал только я один. Он скорее мычал, – зло ответил Дронго.
– Я предупреждал вас, что он может не захотеть с вами беседовать, – покачал головой Соколовский, – это слишком болезненная для него тема.
– Похоже, что он до сих пор переживает уход своей жены к своему научному руководителю, – сказал Дронго.
– А вы считаете, что он должен был прыгать от радости и весело рассказывать всем об этом эпизоде своей жизни? – осведомился не без язвительности профессор.
– Я о другом. Он встречался с ними перед их отъездом в Германию сразу после смерти Долгоносова. Что вызывает некоторые вопросы. И не только у сестры Николая Тихоновича.
– Может, она специально увезла мальчика, чтобы защитить его от возможного стресса? – предположил Соколовский. – Или подобная мысль не приходит вам в голову?
– По-моему, наоборот. Находясь там, мальчик будет интересоваться, что именно произошло с его отчимом. По-моему, это не лучший способ отвлекать внимание ребенка от смерти близкого человека. Тем более забирать его во время учебы в школе, так внезапно срывая с места.
– Нужно было уточнить все вопросы с ним! – повысил голос Соколовский. – Может, уже хватит ваших допросов? Или вы собираетесь применять еще и пытки?
– Не собираюсь, – отрезал Дронго, – и больше не смею вас беспокоить. До свидания. – Он повернулся и, не подавая руки профессору, вышел из кабинета. Вейдеманис последовал за ним. Балакин поспешил следом.
– Могли быть и полюбезнее, – укорил он профессора перед выходом.
Уже в коридоре он догнал Дронго и Вейдеманиса.
– Вы извините их, – пробормотал Вилен Захарович, – все, как обычно. Моркунас всегда был больше похож на обработанный камень. А Соколовский просто психует, не хочет принимать очевидные факты. Все понимают, что смерть Николая Тихоновича была странной и необъяснимой. И от этого все нервничают еще больше.
– Думаю, что вы правы, – кивнул Дронго, – а телефон Далвиды Марковны вы можете мне дать?
– Конечно. Запишите номера телефонов – городского и мобильного. У вас есть где записать?
– Не нужно записывать. Продиктуйте, и я их запомню.
Балакин продиктовал оба номера. Дронго кивнул и подошел к кабине лифта. Вместе с Вейдеманисом они вышли из здания института. Увидели, как с другой стороны подъезжают два автомобиля, наполненные коробками.
– Может, там какое-то закрытое предприятие? – предположил Вейдеманис.
– Не думаю, – ответил Дронго, – иначе там и здесь была бы совсем другая охрана.
Они подошли к машинам, ожидавшим, когда откроют ворота, чтобы въехать во двор с другой стороны института. За рулем первой сидел водитель-таджик.
– Ассалам алейкум, – вежливо поздоровался Дронго и перешел на фарси: – Ты таджик или узбек?
– Таджик, – обрадовался водитель. – А ты тоже из нашей республики?
– Нет. Я из Узбекистана, – ответил Дронго, чтобы объяснить свой акцент. – Ты не знаешь, брат, чем здесь торгуют?
– Знаю, конечно. Привозим сухое молоко и еще какое-то питание для маленьких детей. Целая оптовая компания, – рассмеялся водитель.
– И давно они здесь работают?
– Уже несколько лет, – пояснил водитель, – а ты хочешь устроиться сюда на работу? Но у нас нет свободных мест.
