Лиана Мориарти - Большая маленькая ложь
Глава 10
Джейн проснулась от криков «Счастливого Рождества!», доносившихся с улицы под окнами ее квартиры. Сев в кровати, она подергала себя за футболку, которая оказалась мокрой от пота. Ей приснилось, что она лежит на спине, а Зигги в своей короткой пижаме стоит перед ней, улыбаясь и наступая ногой ей на горло.
— Отойди, Зигги, я задыхаюсь! — силилась сказать она, но он перестал улыбаться, продолжая с интересом рассматривать ее, словно проводил научный эксперимент.
Она приложила ладонь к шее и судорожно вздохнула.
Это всего лишь сон. Сны ничего не значат.
Зигги лежал в постели рядом с ней, прижимаясь к ней теплой спиной. Она повернулась к нему лицом и дотронулась кончиком пальца до нежной тонкой кожи над скулой.
Каждый вечер он ложился спать в свою кровать и каждое утро просыпался в ее. Ни один не помнил, как он туда попал. Они решили, что это какое-то волшебство. «Может быть, меня каждую ночь переносит добрая фея», — сказал как-то Зигги, округлив глаза и чуть улыбаясь, потому что лишь наполовину верил во всю эту чепуху.
— Однажды он перестанет это делать, — говорила мать Джейн, когда Джейн рассказывала ей, что Зигги по-прежнему каждую ночь перебирается к ней. — В пятнадцать он не будет этого делать.
На носу Зигги появилась новая веснушка, которую Джейн раньше не замечала. Теперь у него на носу было три веснушки, образующие очертания паруса.
Когда-нибудь рядом в постели с Зигги будет лежать женщина и рассматривать его спящее лицо. У него над верхней губой будут пробиваться черные усики. Вместо худых мальчишеских плечиков — широкие мужские плечи.
Каким он станет мужчиной?
Он станет добрым, замечательным мужчиной, совсем как ее папочка, категорично заявляла ее мать, словно для нее это был непреложный факт.
Мать Джейн верила, что Зигги — это реинкарнация ее любимого отца. Или, по крайней мере, она делала вид, что верит в это. Невозможно было понять, насколько серьезно она говорит об этом. Папочка умер за полгода до рождения Зигги, и как раз в это время мать Джейн читала книгу о маленьком мальчике, предположительно перевоплощенном летчике-истребителе Второй мировой войны. В голове у нее застряла мысль о том, что ее внук может быть, по сути дела, ее отцом. Это помогало ей пережить горе.
И по счастью, не было зятя, который глумился бы над ней с разговорами, что его сын — фактически дед его жены.
Джейн не поощряла разговоров о реинкарнации, но и не мешала им. Может быть, Зигги и в самом деле папочка. Иногда она различала в лице Зигги отголоски черт папочки, в особенности когда мальчик пытался сосредоточиться. Он так же морщил лоб.
Ее мать очень рассердилась, когда Джейн рассказала ей по телефону о происшествии на ознакомительном дне в школе.
— Это возмутительно! Зигги никогда не стал бы душить другого ребенка! Наш ребенок и мухи не обидит. Он такой же, как папочка. Помнишь, папочка не мог даже прихлопнуть муху? Твоя бабушка приплясывала с криками: «Убей ее, Стэн! Прихлопни эту чертову муху!»
Потом последовало молчание, а это означало, что на мать Джейн напал приступ беззвучного смеха.
Джейн выждала, пока мать вновь заговорит слабым голосом:
— Ох, это пошло мне на пользу! Смех улучшает пищеварение. Так о чем это мы? Ах да! Зигги! Этот противный ребенок! Не Зигги, конечно, а та маленькая девочка. Зачем ей было обвинять нашего милого Зигги?
— Да, — сказала Джейн. — Но дело в том, что эта девочка совсем не противная. Вот ее мать какая-то ужасная, а дочка показалась мне симпатичной. — Джейн говорила не очень уверенно, и мать почувствовала это.
— Но, дорогая, ты же не думаешь, что Зигги действительно пытался задушить ребенка?
— Нет, конечно, — ответила Джейн и сменила тему разговора.
Джейн поправила подушку и устроилась поудобней. Может быть, ей удастся заснуть. «Зигги разбудит тебя ни свет ни заря», — говорила ей мать. Однако в этом году Зигги не выказывал особого энтузиазма по поводу Рождества, и Джейн подумала, что, наверное, в чем-то его подвела. У нее часто возникало тревожное чувство, что она придумывает для него какое-то воображаемое детство. Она изо всех сил старалась создавать маленькие ритуалы и семейные традиции в день рождения и по праздникам. «Давай вывесим твой чулок!» Но куда? Они слишком часто переезжали с квартиры на квартиру, чтобы найти постоянное место. Край его кровати? Дверная ручка? Она металась из стороны в сторону, говоря высоким срывающимся голосом. Во всем этом было какое-то жульничество. Эти ритуалы не были настоящими, как в других семьях, где имелись мать, отец и по меньшей мере еще один ребенок. Иногда ей казалось, что Зигги просто соглашается со всем ради нее, видит ее насквозь и понимает, что его обманывают.
Она смотрела, как поднимается и опускается его грудь.
Он такой красивый. Ну не мог он обидеть ту маленькую девочку и не мог соврать.
Но все спящие дети красивы. Даже ужасные дети во сне, наверное, выглядят симпатичными. Откуда ей наверняка знать, что он этого не сделал? Разве кто-нибудь знает по-настоящему своего ребенка? Ваш ребенок — маленький незнакомец, который постоянно меняется, прячется, а потом предстает перед вами в новом свете. У него могут внезапно проявиться новые черты характера.
И потом было…
Не думай об этом. Не думай об этом.
У нее в мозгу, как пойманный мотылек, трепетало одно воспоминание.
С того момента как маленькая девочка указала на Зигги, оно стремилось ускользнуть от нее. Кто-то сжимает ей горло. Ужас затопляет душу. Из глотки готов вырваться крик.
Нет, нет, нет!
Зигги — это Зигги. Он не мог. Не стал бы. Она знает своего ребенка.
Он зашевелился. Затрепетали голубоватые веки.
— Угадай, какой сегодня день, — сказала Джейн.
— Рождество! — прокричал Зигги.
Он выпрямился так стремительно, что сильно ударил Джейн головой по носу, и она упала на подушку, а из глаз полились слезы.
* * *Теа. Я всегда считала, что с этим ребенком не все в порядке. С этим Зигги. Глаза у него какие-то странные. Мальчикам нужен мужчина как образец для подражания. Мне жаль, но это факт.
Стью. Черт, вокруг этого Зигги поднялась такая суматоха. Я не знал, чему верить.
Глава 11
— Ты летаешь так же высоко, как этот самолет, папа? — спросил Джош.
Они уже примерно семь часов летели из Ванкувера домой в Сидней. Пока все было хорошо. Никаких споров. Мальчики заняли места у иллюминаторов, а Селеста и Перри сели у прохода.
— Нет. Помнишь, что я тебе говорил? Мне приходится лететь низко, чтобы не засекли радары, — ответил Перри.
— Ах да. — Джош опять повернулся к окну.
— Почему тебе надо избегать радаров? — поинтересовалась Селеста.
Покачав головой, Перри обменялся снисходительной усмешкой, означающей «женщины!», с Максом, который сидел рядом с Селестой и прислушивался к разговору.
— Это очевидно, Макс, так ведь?
— Это совершенно секретно, мамочка, — терпеливо объяснил ей Макс. — Никто не знает, что папа умеет летать.
— Ну конечно, — сказала Селеста. — Извините. Глупо с моей стороны.
— Понимаете, если меня поймают, то, наверное, будут проводить разные проверки, — добавил Перри. — Захотят узнать, как у меня развились такие способности, потом постараются завербовать в военно-воздушные войска. И мне придется выполнять секретные миссии.
— Ага, и мы этого не хотим, — сказала Селеста. — Папа и так много путешествует.
Перри потянулся через проход и молчаливо накрыл ее руку своей.
— Ты ведь не умеешь по-настоящему летать, — заявил Макс.
Перри поднял брови, округлил глаза и слегка дернул плечами:
— Разве не умею?
— Наверное, нет, — неуверенно произнес Макс.
Перри подмигнул Селесте через голову Макса. Он уже давно рассказывал близнецам о своей скрытой способности к полету, вдаваясь в нелепые подробности о том, как в пятнадцать лет обнаружил ее у себя, и говоря им, что в этом возрасте они, возможно, тоже научатся летать, если унаследуют его способности и будут есть много брокколи. Мальчики никак не могли понять, шутит он или нет.
— Я тоже летал вчера, когда съезжал на лыжах и сделал большой прыжок. — Макс показал рукой траекторию полета. — Вжик!
— Да, летал, — согласился Перри. — У папы чуть не сделался сердечный приступ.
Макс прыснул.
Перри сжал руки перед собой и потянулся:
— Надо размяться, а то вы меня загоняли. Такие шустрые.
Селеста разглядывала его. Он хорошо выглядел: загорелый и отдохнувший после пяти дней катания на лыжах и санях. В этом-то и состояла проблема. Она по-прежнему безнадежно увлечена им.
— Что такое? — Перри бросил на нее взгляд.
— Ничего.
— Хороший отпуск, а?
— Прекрасный, — с чувством произнесла Селеста. — Волшебный.
