Татьяна Гармаш-Роффе - Завещание с того света
– Они могли что-то видеть, что-то слышать. И сами не подозревают, что это важно.
– Алексей Андреевич, вы познакомитесь с ними и сами поймете, до какой степени мои мачеха и тетя погружены в свои личные дела, а бабушка…
– Хорошо, договоримся так: мы с Игорем будем придерживаться «легенды». Но если что-то меня насторожит, придется раскрывать карты. Однако не беспокойся, на их вопросы я отвечать не стану, сошлюсь на тайну клиента и следствия.
Маша кивнула, хоть и не слишком охотно.
– Кроме того, мне нужно будет поговорить с друзьями твоего папы, с коллегами. Он где работал?
– Как? – округлила глаза Маша. – Вы не знаете академика Донникова?! Никогда не слышали?!
…Академик, академик, акаде… А, кажется, детектив слышал. Это тот самый, который…
– Уж не он ли был директором Заповедника доровья?[3]
– Ну да! Я даже не стала уточнять, когда вам представилась. Мне казалось, что все знают нашу фамилию… – голос у Маши был немного растерянный.
Все. Кто они такие, эти все? Донникова знают коллеги и пациенты. Это вам не Алла Пугачева, которая действительно широко известна… и то лишь в России. Вот Майкла Джексона – этого точно знает вся планета. А Донников для большинства – только имя, которое изредка мелькает в прессе, причем в специфическом медицинском контексте. И то исключительно для тех, кого оный контекст интересует.
Этого Кис, разумеется, девчушке не сказал. Зачем ее расстраивать. Пусть у нее легкая мания величия – не страшно, само пройдет со временем.
Детектив понимал, отчего эта мания возникла. Заповедник здоровья, учрежденный Евгением Дмитриевичем Донниковым в самом начале девяностых, за короткое время завоевал авторитет в высших кругах. Туда обращались политики и звезды, олигархи и спортсмены. Модное заведение у этой категории общества было постоянно на слуху, вот Маше и пригрезилась мировая слава.
– Ну, видите, я вспомнил, – улыбнулся Алексей. И, к слову, весьма светски. – Давайте обсудим нашу «легенду» и двинемся.
В результате было решено, что Алексей представится школьным товарищем Машиного отца. Он был, правда, младше Донникова, но ничего, сойдет. В конце концов, есть люди, которые выглядят значительно моложе своих лет.
Маша быстро нашла папин профиль в «Одноклассниках» – Донников завел его давно, на заре создания сайта, но уже много лет там не бывал, ни с кем не общался и, скорее всего, о нем забыл. Однако его страница там висела, номер школы был указан, и уйма народу ему писала (безответно), делясь школьными воспоминаниями, которые теперь детективу весьма сгодились.
Игорь, как и предложила Машенька, должен был сойти за сына Алексея Андреевича.
Запасной комплект одежды на случай срочного отъезда лежал у детектива в кабинете, но ему хотелось съездить домой, поцеловать детей и Александру. И главное, еще раз прислушаться к ее молчанию, понять его.
Он условился с Машей и Игорем встретиться в восемь вечера у станции Истра, откуда они уже все вместе направятся к дому Донниковых.
– Вы можете поехать со мной, – вежливо предложила Маша Игорю.
– Или мне лучше на своей? – посмотрел на шефа Игорь.
– Необязательно. Обратно я тебя довезу на своем джипе, так что вполне можешь пересесть в «Мини»… если там поместятся два человека, конечно, – съехидничал детектив.
– Не надо обижать моего «Купера»! Хоть он и компактный, в него прекрасно помещаются четыре черненьких чумазеньких чертенка!..
– Что-о?
– Четыре человека, – моргнула Маша. – А ваш джип похож на корыто на ножках. Уродец беспородный, вот так-то!
Кис расхохотался. Это «корыто» обошлось ему в кругленькую сумму, зато, как и обещала реклама производителя, оно оказалось настоящим вездеходом – ценное качество для того, кто в силу профессии колесит по дорогам разной проходимости, а то и вовсе непроходимым.
Впрочем, слишком высокие колеса и впрямь придавали машине некоторую неуклюжесть форм.
Дома дети с визгом повисли на папе, а Александра… Что было в ее взгляде? Настороженность? Отстраненность? Трудно определить, но во всех случаях не радость. Будто она и впрямь обдумывала какую-то мысль, которую пока не решалась произнести вслух.
Он поцеловал жену, как обычно, стараясь не выдать своих сомнений. Принял душ, выпил кофе, оделся в чистое, прихватил с собой еще смену белья и куртку на случай прохладного вечера. Прощаясь с Александрой, он физически ощутил: его уход вызвал у жены облегчение. Как будто она устала – как и он, к слову, – делать вид, что у них все в порядке.
Что же творится у них? Что же творится с ними?..
Одинокий двухэтажный дом с мезонином под остроконечной крышей показался Алексею одновременно нахальным и наивным. Нахальным из-за того размаха, с которым был оттяпан здоровый кусок леса под окружавший дом участок. В начале девяностых, когда старые законы сгинули в одночасье, а новые еще не родились, можно было хапнуть что угодно по устному распоряжению какого-нибудь начальника. Который, возможно, уже и не существует в таковом качестве и никогда не подтвердит то распоряжение, если возникнут проблемы. Надо будет сказать Маше, чтобы проверила наличие нужных письменных разрешений на строительство в этом заповедном уголке…
А наивным дом воспринимался оттого, что выглядел нарядным и доверчивым, как юная девица, – находясь меж тем на отшибе у всякой цивилизации. В деревне, как и в городе, определенную безопасность гарантируют соседи: редкий вор или бандит отважится вламываться в чужое жилье на глазах у них, вездесущих. Но тут бдящего соседского ока не имелось – только лес позади да поле спереди, – отчего любой злоумышленник, что бы ни задумал, мог почти безнаказанно пробраться на участок, а оттуда в дом, где проживали в основном женщины. Конечно, там есть охранник и прочные ворота – но забор из зеленых прутьев, хоть и куда элегантнее кирпичного с битым стеклом поверху, слишком легко преодолим. Чему свидетельством лаз, который, по словам Маши, на протяжении десяти последних лет никто из домашних не только не заделал, но и не обнаружил. Поразительная беспечность академика… Или он тоже думал, что его знают все-все и добрые медицинские дела служат ему защитой от зла?
Внутри дом оказался светлым и просторным. Свет давали «французские окна» (то есть окна-двери), ведущие в сад, и большое круглое окно в потолке, а простор обеспечивала воздушность интерьера. Ничего тяжелого и дорогого – тут, скорее, царила атмосфера интеллигентной квартиры позднего СССР: в гостиной книжные стеллажи занимали всю стену от пола до потолка, светлая мебель проста и функциональна.
– Дина! – крикнула Маша. – Это наша горничная, – шепнула она детективу, – она у нас главная по чистоте и порядку. И еще она у нас немножко мажордом… Дина!
Темноволосая женщина лет сорока пяти появилась на верхней лестничной площадке и с любопытством уставилась на вошедших.
– Здравствуйте… У нас гости, Мария Евгеньевна?
– Р-р-р, – смешно зарычала Маша, – сколько раз мне повторять, чтобы вы не называли меня по отчеству! Для вас я Маша.
– Хорошо.
– Позовите всех вниз, пожалуйста.
– Сию минуту, Мария Евгеньевна.
И горничная исчезла.
– Видели? И вот так каждый раз. Может, надо ее стукнуть? – посмотрела Маша на Алексея с Игорем и засмеялась. – А?
– Да лучше сразу убей, – хмыкнул Игорь.
– Но тогда она никогда не научится звать меня «Машей»! – хихикнула девушка.
– Зато больше не будет звать по отчеству! – в тон ей хихикнул юноша.
– Представь меня Константином, – шепнул детектив, которому было не до детских глупостей. – Я видел на «Одноклассниках», с твоим папой учился какой-то Костик…
Первой явилась Лена: бледное нервное личико, жидкие светлые волосы в беспорядке, крашеная их часть уже изрядно отросла, явив потемневшие корни. Если до замужества с академиком она была репетиторшей Маши, то, скорее всего, работала раньше учительницей – слабомочной такой училкой, которая не справляется с пятиклашками, орет на них в школе и плачет по вечерам дома. Лена поздоровалась с «другом» погибшего супруга без всякого интереса, буркнула Маше, что следовало ее, Лену, спросить, прежде чем везти в дом посторонних, – и ушла.
Алексей сам пережил смерть родителей, и близкие его друзья теряли родных, так что он кое-что знал о скорби по своему и чужому опыту. Знал, как безмерно дорог каждый разговор об ушедшем человеке, каждое воспоминание – они словно оживляют его ненадолго… Оттого хватаешься за любого, кто с ним дружил и его помнил, – и расспрашиваешь, расспрашиваешь и жадно впитываешь слова…
По интересу Лены к «другу» ее мужа нетрудно измерить меру ее скорби. Как там выразилась Маша? «Она просто курица, которой пришло время нести яйца. Она искала не любовь, не мужчину – она искала курятник. И нашла, к несчастью, в нашем доме». Резко, но, судя по всему, справедливо.
