Аркадий Васильев - В час дня, Ваше превосходительство
— Привык, ваше благородие… Можно обратиться? Довгас, приятель мой, он капитана Кучинского повез, сказал мне, что мы… в Испанию.
— В Испанию? Чепуха, Камзолов…
— Шурка Довгас слышал, будто сам Франко нашему генералу приглашение прислал…
— Мой тебе совет, Камзолов, не болтай лишнего…
— Слушаю, ваше благородие… Тише! Москва, ваше благородие.
Говорил Левитан: «Советские Вооруженные Силы освободили от фашистского гнета европейские народы. Так называемый «новый порядок» в Европе ликвидирован. Фашистское государство в самой Германии уничтожено, и тем самым немецкий народ избавился от «коричневой чумы». Перед народами Европы и всего мира стоят сейчас задачи установления мира…»
Ворвался истеричный голос: «Ахтунг! Ахтунг!»
— Камзолов! Что же ты!
— Мешают, ваше благородие.
Послышался женский голос: «Мы передавали передовую статью газеты «Правда». Слушайте музыку. Полонез Огинского…»
— Ваше благородие, смотрите, Ресслер уже в штатском.
Орлов взглянул на переводчика, язвительно спросил:
— Успели?
Ресслер сделал вид, что не заметил насмешки, и деловито сказал:
— Вы знаете, куда мы направляемся?
— Куда?
— В штаб седьмой американской армии, к генералу Петчу. Власов — генерал, вы — полковник. А кто я? Обер-лейтенант. Я предпочел штатское…
«К американцам! Они же его могут принять!.. Тогда — все, уйдет… Что делать? Если бы здесь был Никандров…» Орлов вздохнул. В сотый раз, наверное, за последние двое суток вспомнил — Прага, отель «Крона», по лестнице летит капитан Колчин, кричит: «Убит Никандров!» «Павел Михайлович, Павел Михайлович! Сколько людей спас, а сам не дожил… Такой страшный удар для меня… Что делать? С кем посоветоваться? Потеряна связь с нашими».
А Ресслер свое:
— Господин Орлов, вы никуда из машины не уйдете?
— Нет, а что?
— Я оставлю мой чемоданчик. Присмотрите за ним.
— Присмотрю. Скажите, Виктор Адольфович, вы про Петча пошутили?
— Бог с вами! Какие тут шутки. Получена радиограмма, что генерал Петч ждет Андрея Андреевича в час дня… Помните? «В час дня, ваше превосходительство…» Помните?
— Что?
— У Леонида Андреева в рассказе о семи повешенных…
— Мрачные у вас шутки, господин Ресслер.
— Правда, нас не семеро… Будьте добры, не забудьте про мой чемоданчик.
«Что делать? Уйдет, подлец, уйдет!»
— Ваше благородие, разрешите?
— Что тебе, Камзолов?
— Выходит, к американцам? Разрешите отлучиться?
— Бежать задумал?
— Что вы, ваше благородие!.. Может, Довгас вернулся. Он у меня часы взял.
— Иди, только быстрее…
«Что делать? Что делать? Надо взять себя в руки… Сейчас половина двенадцатого. Если Ресслер не врет, тогда через полтора часа мы должны быть у Петча… У меня в запасе только час… Как только увижу, что американцы близко, убью. Вот и все. Живым не выпущу… В спину я ему, подлецу, стрелять не стану, пусть видит. Скажу: «Именем Советской власти!»
Подбежал Камзолов:
— Ваше благородие, Довгас не подходил?
— Нет.
— Пропали мои часики… Ваше благородие — идет их превосходительство!
На крыльце стоял Власов. Как всегда, в полувоенной форме, без погон. Неизменно огромные очки. В руках чемодан.
«И этот с чемоданом. Путешественники, черт вас подери!»
Подкатила машина. Остановилась рядом. За рулем Довгас. Камзолов пригрозил ему кулаком. Довгас показал часы. А кто в машине? Какой-то офицер. Спит. Вот это нервы!
Орлов повернул ручку приемника. Через шумы и трески прорвался женский голос: «…В Ашхабаде двадцать семь градусов… В Москве в десять часов утра было плюс четырнадцать. Днем в столице и области восемнадцать — двадцать. Малооблачно, ветер слабый, до умеренного. К вечеру в западных районах небольшой дождь…»
— Выключите, ваше благородие. Генерал услышит. Он не любит на людях Москву слушать.
— А ты, Камзолов, любишь?
— Странный вопрос, ваше благородие. Как будто вы сами не любите. Москва! Не видать нам теперь Москвы…
— Другие увидят.
— А мы в Америку…
— Тебя не понять, Камзолов: то в Испанию, то в Америку.
— Нам что! Куда прикажут…
«Тридцать пять минут двенадцатого! Что же делать? Идет… Идет. Ваше превосходительство, председатель «Комитета освобождения народов России». Идет с чемоданчиком, крутит головой в разные стороны — боится, как бы кто-нибудь не пришиб на прощанье. Здорово тебя, подлеца, подвело — скулы выперли, весь желтый, из-под очков наползают на щеки синие отеки. Где мне сидеть? Рядом с шофером? Камзолов может помешать, если придется стрелять в эту сволочь!»
— Сидите, Алексей Иванович, сидите, — сказал Власов. — Я сяду на заднее… Виктор Адольфович, вы готовы?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Тогда с богом!
И вдруг крик:
— Журова поймали… Ведут!
Но вели не полковника Журова, а очень похожего на него, такого же коренастого, широкоплечего командира роты поручика Куркина. Орлов вспомнил, что в последние дни всегда видел их вместе.
Куркина не вели, а тащили — он сам идти не мог. Левая нога у него была босая, штанина выше колен оторвана, лицо в крови, не лицо — сплошная кровавая маска.
Позади Куркина с наганом в руке шел бывший порученец Трухина унтер-офицер Нарейко. Даже ко всему равнодушный Трухин постарался избавиться в свое время от Нарейки, сказав как-то о нем:
— Это дурак, да еще жестокий.
Нарейко выскочил вперед, подбежал к машине Власова, остановился как вкопанный и, тараща карие, с красными белками глаза, отрапортовал:
— Обнаружен в кустах. Предполагаю, что дожидался подхода советских частей.
— Кто это его так отделал? Ты?
— Так точно, ваше превосходительство. Хотя он был раненый, но пытался уйти. Пришлось утихомирить.
Власов вылез из машины, подошел к Куркину, молча посмотрел на него. Потом медленно, с расстановкой спросил:
— Разрешите узнать, господин Куркин, что вы собираетесь делать дальше? Госпиталя у нас, знаете, нет. Медиков, как вам известно, тоже нет. Если мы вас тут бросим, вы обязательно помрете. Но не сразу. Мучиться будете! Правда ведь, будете мучиться?
Куркин с трудом разлепил синие, опухшие губы, тихо, еле слышно, произнес:
— Не тяните, сволочи…
Власов пошел к машине. Держась за ручку дверцы, громко приказал:
— Нарейко! Распорядись…
И уже из машины добавил:
— В живот ему, подлецу… Чтоб он не сразу, сучий сын, сдох, а подольше кровью похаркал… Поехали!
Ресслер оглянулся, увидел идущую следом машину:
— Кто это нас сопровождает, ваше превосходительство?
— Капитан Кучинский. А что?
— Кто с ним?
Власов равнодушно ответил:
— Право, не знаю… Кто-нибудь из своих, не все ли равно, Виктор Адольфович. — Власов посмотрел на часы. — Как вы думаете, успеем?
— Должны… Если не встретим советских танкистов.
— Проскочим. Я, пожалуй, лягу. Прикройте меня одеялом.
Орлову показалось, что Камзолов усмехнулся. «Кто он? «Мое дело баранку вертеть! Куда прикажут!» А может, он больше понимает, чем я о нем думаю?.. Поговорить бы с ним. Поздно. Без пятнадцати минут двенадцать…»
— Устраивайтесь!
Голос Власова из-под одеяла звучит глухо:
— Нам важно проскочить километров двадцать, а там…
«Что там? Там тоже будешь Родиной торговать? «Моя армия — самый надежный щит европейских народов от коммунизма». Это ты Черчиллю писал… Тебе все равно, кому поноску носить!..»
Мелькают столбики. Дороги в Чехословакии отличные. «Двадцать восемь, двадцать девять. Это откуда же двадцать девять. Наверное, от Пильзена…»
Деревня. На улице толпа. Красные флаги. Парень в розовом свитере яростно сбивает топором немецкие названия.
Камзолов отчаянно сигналит. Парень с топором побежал к машине. Поздно. Проскочили. Не отстала и машина Кучинского.
«Двенадцать часов. Полдень. Что же делать? Что?»
Дорога прямая-прямая, немного в гору. А вот и развилка.
«Почему Камзолов взял направо? Знает? Или наобум — лишь бы ехать?.. Почему не спросил? А кого спросить? Меня? И Кучинский за нами. Сам за рулем. Летит, словно сумасшедший».
Капитан Кучинский обогнал машину Власова. Довгас что-то крикнул Камзолову, — что именно, Орлов не разобрал.
Завизжали тормоза. Машина стала. Власов высунулся из-под одеяла:
— Что случилось?
Камзолов молча вышел, поднял капот. Слышно, как он матюкнулся.
Власов крикнул:
— Скорее!
Камзолов нехотя ответил:
— Сейчас…
Машина Кучинского стояла впереди поперек дороги у столбика с цифрой «33». В лесу было тихо, спокойно. Через минуту донесся шум — по шоссе шли машины.
«В чем дело? Наверное, здесь место встречи с американцами. Что мне делать?! Как только появятся американцы, Власов вылезет».
