Полина Дашкова - Небо над бездной
Градусник показал сорок два и три.
– Он так чудесно себя чувствовал! – крикнула Крупская и закрыла лицо руками.
Прибежали врачи. Камфора, морфий, компрессы, все уж было бесполезно. Пульс подскочил до ста тридцати, дыхание по типу Чейна—Стокса, грозный и безнадежный признак.
Среди многих лиц мелькнул Бухарин, он в это время жил во флигеле, отдыхал после воспаления легких. Золотое дитя, растолкав врачей, рыдая, кинулось к ногам вождя.
Агония была невероятно мучительной, с конвульсиями, криками, хрипами, кровавой рвотой. Но длилась недолго. Без десяти семь голова откинулась назад, лицо побелело, руки упали. Крупская остановила все часы в доме на 18.50 и принялась завешивать зеркала.
Дом наполнялся людьми. Михаил Владимирович бродил среди них тенью. Пора было уезжать. В прихожей натолкнулся на Марию Ильиничну.
– Надя просит, чтобы вы побыли немного, сейчас эти приедут.
Зачем оставаться, что тут теперь делать, профессор не понимал, но пальто и шапку снял.
Балкон в гостиной был распахнут, трепетали от ледяного ветра цветастые морозовские занавески. Вождь лежал на столе у балкона, уже обмытый, в костюме. Прямо с заседания, на электросанях, явилось Политбюро в полном составе, кроме Троцкого. Впереди шел Сталин, за ним Каменев, Зиновьев и прочие. Молча сгрудились у стола. Было холодно, валил пар от многих дыханий. Все замерли, долго никто не решался что-либо сказать или сделать первым. Сталин решился. В тишине отчетливо прозвучали его слова:
– Да, да. Вот оно.
Он медленно обошел стол, встал удобно, приподнял голову вождя и запечатлел на мертвых губах крепкий, чудовищно долгий поцелуй.
Все зашевелились, принялись подходить по очереди. Михаил Владимирович выскользнул в прихожую, отыскал среди гор одежды свое пальто. Снег скрипел под ногами. Навстречу, по аллее, бежал Федя. Михаил Владимирович обнял его:
– Не ходи туда. Уже не за чем. Поедем отсюда скорее. Домой хочется.