Джон Гришем - Пора убивать
В кафе в четверг на ленч предлагалось следующее меню: свинина, жаренная по-деревенски, салат из репы, печеный картофель, кукуруза со сметаной, жареные овощи. Делл разносила подносы с едой по помещению, которое как-то делили между собой местные жители, приезжие и национальные гвардейцы. Прежнее правило - не общаться с теми, кто носит бороды или говорит с чужим выговором, - соблюдалось еще строже, чем раньше, и для общительного, дружелюбного человека это было настоящим испытанием - не ответить на улыбку или обращение постороннего. Презрительное высокомерие пришло на смену былому радушию, с которым встречали первых гостей города, начавших приезжать вскоре после гибели Кобба и Уилларда. Слишком уж много журналистских ищеек изменило священным узам гостеприимства, с оскорбительной прямотой публикуя в своих листках несправедливые отзывы об округе и его жителях. Просто удивительно, как это им удавалось через сутки после прибытия превращаться в знатоков места, где никогда раньше они не были, в строгих судей людей, которых они ни разу до этого не видели.
Местные с пренебрежением наблюдали за тем, как писаки, подобно умалишенным, носятся по площади за шерифом, за прокурором, за адвокатом да за кем угодно, кто, по их мнению, может располагать хоть какой-то информацией. Они видели, как репортеры, сбиваясь в волчью стаю, ждут в нетерпении у задних дверей суда того момента, когда будут выводить обвиняемого. Как бы им хотелось наброситься на него! Однако Хейли вечно окружали полицейские, и сам он не обращал на прессу ровным счетом никакого внимания. Все их до смешного одинаковые вопросы он слышал уже не раз и успел выучить их наизусть. С негодованием жители смотрели, как телевизионщики провожали своими камерами каждого попадавшего в их поле зрения куклуксклановца или черного активиста, выискивая при этом самых экстремистски настроенных, с тем чтобы потом подать эти крайние настроения как норму жизни в городе.
И в их взглядах читалась ненависть.
- Что это за оранжевая дрянь размазана у нее по лицу? - спросил Тим Нанли, кивая на репортершу, сидящую за столиком у окна.
Набив рот едой, Джек Джоунз поднял голову.
- По-моему, они пользуются этой гадостью при съемках. Тогда на экране телевизора лицо ее будет выглядеть белым.
- Да оно и так белое.
- А на экране оно белым не будет, пока его не вымажешь оранжевым.
Нанли это не убедило.
- Чем же тогда должны пользоваться ниггеры? На этот вопрос никто не смог дать ответа.
- Ты видел ее во вчерашних новостях? - спросил его Джек Джоунз.
- Нет. Откуда она?
- Мемфис, четвертый канал. Вчера она брала интервью у матери Кобба и, конечно, давила на нее до тех пор, пока бедная женщина не расплакалась. Так что показали они только слезы. Это отвратительно. А позавчера она беседовала с каким-то куклуксклановцем из Огайо - тот рассуждал о том, что нам здесь, в Миссисипи, нужно делать. Хуже ее среди них нет.
Свою речь против Карла Ли обвинение закончило во второй половине четверга. После обеда Бакли поставил к микрофону Мерфи. Выворачивающая душу процедура, в ходе которой зал вынужден был вслушиваться в почти бессвязную речь больного человека, длилась целый час.
- Успокойтесь, мистер Мерфи, - уже в сотый раз обращался к свидетелю прокурор.
Однако тот продолжал нервничать, пил воду. Он старался по большей части утвердительно кивать или отрицательно качать головой при соответствующих вопросах, но для протоколистки суда это было сущим мучением.
- Я не поняла, - то и дело говорила она, сидя спиной к свидетельскому креслу.
Тогда Мерфи начинал говорить, и становилось еще хуже. Глухие согласные, такие как "п" или "т", у него совсем не выходили: он начинал пыхтеть, шипеть, с губ летела слюна.
- Не понимаю, - беспомощно развела руками протоколистка.
Бакли вздохнул. Присяжные добросовестно боролись со смехом. Половина присутствовавших грызла ногти, чтобы не расхохотаться.
- Не могли бы вы повторить? - обратился к свидетелю Бакли с терпением, которому и сам изумился.
- П-п-п-п-прошу извини-т-т-т-ть.
На Мерфи было жалко смотреть.
В конце концов удалось установить, что он, сидя на ступенях боковой лестницы, расположенной напротив той, где были убиты Кобб и Уиллард, пил кока-колу. Внезапно он заметил, что из каморки под лестницей, футах в сорока от него, вышел какой-то чернокожий. В тот момент Мерфи еще ничего не подозревал. Через несколько секунд по лестнице начали спускаться те парни, и чернокожий, выпрыгнув вперед, открыл стрельбу и стал хохотать и что-то выкрикивать. Выпустив, наверное, всю обойму, он бросил винтовку и убежал. Да, это был тот самый человек, который сидит справа от него. Чернокожий, конечно.
Слушая Мерфи, Нуз, должно быть, протер дырки в стеклах своих очков. Когда Бакли наконец уселся, судья с отчаянием посмотрел на Джейка.
- Перекрестный допрос? - с болью в голосе спросил он.
С блокнотом в руке Джейк встал из кресла. Протоколистка смотрела на него с ужасом. Гарри Рекс шипел ему в спину, как змея. Эллен прикрыла глаза. Сложив руки на груди, в адвоката внимательными взглядами впились присяжные.
- Не делай этого, - прошептал ему Карл Ли.
- Нет, ваша честь, у нас нет вопросов.
- Благодарю вас, мистер Брайгенс. - Нуз с облегчением перевел дыхание.
Следующим свидетелем был Рэди - следователь из полицейского управления. Он поставил присяжных в известность о том, что в каморке под лестницей была найдена пустая банка из-под кока-колы с отпечатками пальцев, соответствующими отпечаткам Карла Ли Хейли.
- В банке ничего не оставалось? - драматическим голосом спросил Бакли.
- Она была абсолютно пуста.
Хороший вопрос, подумал Джейк. Значит, ему хотелось пить. Дожидаясь машины Кеннеди, Освальд успел съесть цыпленка. Нет, к этому свидетелю у него тоже нет вопросов.
- У нас остался последний свидетель, ваша честь, - торжественно объявил Бакли ровно в четыре часа дня. - Де Уэйн Луни.
Опираясь на костыль, Луни шел через зал, направляясь к свидетельскому креслу. Перед тем как сесть, он снял с пояса кобуру с револьвером и передал ее Пейту.
Бакли с гордостью следил за ним.
- Будьте добры сообщить суду ваше имя, сэр.
- Де Уэйн Луни.
- И ваш адрес?
- Клэнтон, штат Миссисипи, Беннингтон-стрит, тысяча четыреста шестьдесят восемь.
- Сколько вам лет?
- Тридцать девять.
- Где вы работаете?
- В управлении полиции округа Форд.
- В какой должности?
- Дежурного.
- Кем вы были до понедельника двадцатого мая?
- Заместителем шерифа.
- Вы были на дежурстве?
- Да. Я отвечал за доставку двух обвиняемых из камеры городской тюрьмы в суд и обратно.
- Кто были эти двое обвиняемых?
- Билли Рэй Кобб и Пит Уиллард.
- Во сколько вы вывели их из зала суда?
- Что-то около половины первого, по-моему.
- Кто был вместе с вами?
- Маршалл Празер. Вдвоем мы должны были обеспечить транспортировку обвиняемых. В зале суда были и другие полицейские, а двое-трое к тому же ждали нас на улице, у задней двери. Но вся ответственность лежала на нас с Маршаллом.
- Что было после того, как слушание закончилось?
- Мы тут же надели на Кобба и Уилларда наручники и вывели их из зала. Пару минут мы пробыли вон в той небольшой комнатке, - Луни кивнул на дверь в стене, - а потом Празер стал спускаться по лестнице.
- Далее?
- Мы направились за ним. Первым - Кобб, потом Уиллард, последним шел я. Празер уже был внизу, он ждал нас у дверей.
- Так, сэр. Дальше?
- Когда Кобб уже почти спустился, раздалась стрельба. Я в этот момент находился на площадке и в первое мгновение никого не увидел. Инстинктивно я шагнул вперед. Внизу, у каморки под лестницей, стоял мистер Хейли с винтовкой в руках. Пулями Кобба отбросило назад, на Уилларда, оба закричали, падая, и попытались заползти по ступеням на площадку, туда, где стоял я.
- Так, сэр. Опишите, что вы видели.
- Можно было слышать, как свистели летящие рикошетом от стен пули. Более громких выстрелов я, пожалуй, в жизни не слышал, мне казалось, что стрельба никогда не кончится. Парни бились и корчились на ступенях лестницы, кричали и стонали от боли и страха. Они были в наручниках, вы же знаете.
- Так, сэр. А что было с вами?
- Я уже говорил, по-моему, что вниз спуститься так и не смог. Думаю, что одна из срикошетировавших пуль попала мне в ногу. Я попытался подняться на пролет выше, а уж там нога отказалась мне повиноваться.
- И что же стало в конце концов с вашей ногой?
- Ее отрезали. - Луни произнес это настолько невозмутимо, что можно было подумать, ему каждый месяц ампутируют конечности. - Чуть ниже колена.
- Вы хорошо рассмотрели человека, державшего в руках оружие?
- Да, сэр.
- Можете ли вы опознать его в присутствии присяжных?
- Да, сэр. Это мистер Хейли, вот он сидит. Было бы абсолютно логично, если бы свидетельские показания Луни на этом закончились. Говорил он коротко, только суть, держался с достоинством и ни секунды не колебался при опознании. До последнего момента присяжные внимательно слушали каждое его слово. Однако Бакли вместе с Масгроувом извлекли откуда-то огромные, выполненные в цвете схемы здания суда и развесили их перед жюри. Луни пришлось, ковыляя, расхаживать возле схем, прослеживая путь жертв от выхода из зала до последних ступенек лестницы.
