Барбара Гордон - Польский детектив
Задыхавшийся портье трясущейся рукой указал им дорогу. Лифт не работал, пришлось подниматься по лестнице. При виде милиционера и врача горничные, столпившиеся у двери триста пятнадцатого номера, расступились.
— Вот здесь! — портье остановился, пропуская приехавших вперед. — Она, наверное, в обмороке, а он… увидите сами… — Портье пятился, не желая снова видеть страшное зрелище. — Мы ни к чему не притронулись, даже к ней.
Поручик Левандовский, офицер следственного отдела городского управления милиции, остановил своих спутников:
— Минуточку! Не все вместе. Я войду первым.
За порогом открытой настежь двери лежала в обмороке горничная Марковская.
— Займитесь ею, — попросил поручик врача «скорой помощи».
Направо от большого окна через ручку маленького креслица перевесилось тело мужчины. Его левая рука почти касалась пола, правая сжимала подлокотник. На дешевой пижаме в голубую полоску темнели пятна запекшейся крови. Кровь стекала с груди на живот, на бедра, на пол. Большая липкая лужа темнела у его ног.
На полу, за креслом, лежал мужской парик из темно-русых волос.
Лысый, бледный череп убитого пересекал шрам.
В груди слева торчал кинжал.
Поручик Левандовский широко раскинул руки, как бы стремясь оградить труп от любопытных взглядов. Позади него стоял судебно-медицинский эксперт и двое уполномоченных из следственной группы. Ни к чему не прикасаясь, сдерживая дыхание, поручик наклонился над креслом. В полной тишине он долго всматривался в рукоятку кинжала: на ней виднелись маленькие дырочки, расположенные в форме свастики, когда-то там находившейся, а потом отодранной. Поручик подозвал врача и своих товарищей. Вместе они продолжали внимательно осматривать тело.
Человек был мертв уже много часов.
— Удар нанесен с абсолютной точностью, — тихо сказала врач. — Прямо в сердце.
Поручик Левандовский медленно повернулся. Не сходя с места, он окинул пристальным взглядом комнату. Обычный двухместный гостиничный номер. У стен две аккуратно заправленные кровати, однако видно, что пользовались только одной: кто-то ложился на неразостланное одеяло. На низкой скамеечке — открытый чемодан с переворошенным бельем. Искали там что-нибудь? А где костюм убитого? Видимо, в запертом шкафу. Над умывальником, на полочке, — туалетные принадлежности, бритвенный прибор. На столе — раскрытая книга, недопитый стакан чая, грелка. Пачка сигарет «Спорт» и коробка спичек. Две газеты — познаньская и местная. Пепельница со множеством окурков. Под кроватью — изношенные полуботинки.
— Что ж, беритесь за работу, — поручик обвел рукой комнату. — Только сохраните мне следы, все следы…
— Горничная уже может говорить, — сообщила врач из «скорой помощи».
— Уведите ее, пожалуйста, в соседнюю комнату, — сказал поручик. — Я сейчас к ней зайду. Позовите сюда портье!
Пан Станислав неохотно вошел в комнату. Остановившись на пороге, он смотрел в окно, отводя глаза от трупа. Поручик жестом подозвал его поближе.
— Кто это?
— Пан Анджей Кожух, — пробормотал портье.
— Анджей Кожух, — повторил Левандовский. — Он жил в этом номере?
— Три дня. С тех пор, как выписался из больницы.
— Из больницы? Он болел?
— Три месяца назад попал в автомобильную катастрофу. Тогда он тоже ехал к нам. Он всегда у нас останавливался, много лет.
— Зачем он приезжал?
— В командировку. На верфь, из Познани.
— Из Познани?
— Да, с машиностроительного завода. Он всегда у нас останавливался.
— Это наверняка он? Наверняка Кожух? — Левандовский пристально наблюдал за перепуганным портье, который, точно загипнотизированный, не отрывал взгляда от убитого.
— Без волос… — прошептал портье. — Но все же это он…
— Что, Кожух всегда носил парик? — поручик указал на предмет, лежащий за креслом.
— У него были волосы… Я не знал, что не свои.
— Итак, вы уверены, что это Анджей Кожух?
— Да.
— Три дня проживший в этом номере?
— Да.
— Один?
— Один… он был прописан, но вчера приезжала жена.
— Из Познани?
— Из Познани… Я думаю, из Познани.
— Она не прописывалась?
— Нет. Ей не надо было прописываться. Она пробыла у нас несколько часов. Утром приехала, а днем уехала.
— В котором часу?
— В третьем, около трех. Это я заметил. Кожух сам проводил ее на вокзал. Вернулся часа в четыре. У нас в это время спокойно… Он постоял со мной, сказал, что хорошо себя чувствует, что жена уехала и он тоже скоро поедет домой.
— Жена молодая? Красивая?
— Какое там! — портье махнул рукой. — Но помоложе его, — добавил он, глядя на лицо убитого. — Впрочем, в парике он тоже выглядел моложе. А насчет нее я вам вот что скажу, пан поручик: одну называют дамой, а другую женщиной. Она — женщина.
— Полька?
— Почем я знаю? По-польски она говорила, как вы, как я, как все.
— А он? — поручик кивнул на убитого. — Поляк?
— По-моему, да. Поляк.
— Вы вчера дежурили?
— Я.
— И сегодня опять вы?
— Я часто дежурю несколько дней подряд. Рядом живу, на ночь приходит второй портье, а я днем работаю… Мы сменяемся в восемь.
— Кто приходил вчера к Кожуху, кроме жены?
— Кто? — портье задумался. — Сюда много народу ходит. С утра до вечера. Если кто знает, в каком номере живет знакомый, то ни он нас ни о чем не спрашивает, ни мы его. Днем каждому можно зайти… Только насчет девушек по вечерам строго…
— Девушки у него бывали?
— Боже сохрани! Никогда, ни одной. Нет! Очень приличный был постоялец.
— А мужчины?
— Да… Каждый день приходил доктор из больницы.
— Воеводской?
— Воеводской. Той, что на холме.
— Откуда вы знаете, что это был доктор?
— Три дня назад, когда пан Кожух приехал из больницы, тот пришел часов в пять и спросил, в каком номере живет пан Кожух. И назвал себя. Я поинтересовался здоровьем пана Кожуха. Доктор сказал, что пан Кожух еще слаб, но теперь все будет в порядке.
— Доктор и вчера приходил?
— Да, вчера тоже.
— В котором часу?
— Часа в четыре-пять… Точно не помню. Мы не проверяем, кто когда вошел, кто вышел.
— А другие приходили к нему? Спрашивали о нем?
— Приходили, но спрашивали только три дня назад, когда он выписался из больницы. В тот день к нему пришли двое, нет, трое мужчин…
— Вместе?
— Порознь. И каждый справлялся, в каком номере проживает пан Кожух. Тогда вся наша гостиница только о нем и говорила. Мы так радовались, что он поправился! И вот поди ж ты, какое несчастье…
— Кто они? Те трое?
— Да они не говорили.
— Как выглядели? Поляки?
— Поляки. Все, надо думать, поляки. Один очень элегантный, высокий, представительный. Джентльмен.
— А другие?
— Второй — в кожаной куртке, в свитере. На шофера смахивает. У него на носу шрам. Небольшой, на самом кончике.
— Третий?
— Третий серенький. Ни худой, ни толстый. В обыкновенном пиджачке. И сам обыкновенный.
— Который из них приходил вчера?
— Все трое были… Впрочем, не могу вам точно сказать, приходил ли серенький, в пиджачке. Да и никто уже ко мне не обращался, все знали дорогу. Но элегантный определенно был. И тот, со шрамом, тоже был.
— Когда? В какое время приходил?
— И утром кто-то заходил, когда жена была, и потом…
— У Кожуха было много знакомых в нашем городе?
— Наверное… Он ведь столько раз приезжал. Но раньше никто никогда к нему не ходил.
— Раньше он сам мог ходить, — буркнул Левандовский.
Поручик вышел с портье в коридор, чтобы не мешать врачу и фотографу.
* * *Кабинет был довольно просторный, из двух угловых комнат открывался сельский пейзаж. Старая больница стояла на невысоком холме, на окраине широко раскинувшегося города.
— Смоленский, Ежи Смоленский, — отчетливо представился доктор. Поручик знал его в лицо, много слышал о нем. Хирург Смоленский был восходящим светилом. Больные добивались, чтобы именно он их оперировал, милиция неоднократно обращалась к нему за советом по специальным вопросам. Мужчины обменялись рукопожатием. Хозяин предложил офицеру удобное кресло.
— Кофе? Чаю?
— Чаю, если можно. С утра до вечера мы пьем кофе. Национальный напиток. Говорят, это вредно, — поручик рассмеялся. Выйдя в коридор, доктор велел принести два стакана чаю, а затем сел в кресло напротив Левандовского. Их разделял стеклянный квадратный столик. Доктор пододвинул гостю пачку сигарет «Кармен» и первый приступил к делу.
— Когда вы мне сообщили об этом по телефону, я был настолько ошеломлен, что… вы сами понимаете… Но приходится держать себя в руках… Подумайте, подняться на ноги после кошмарной катастрофы, чтобы сразу же умереть насильственной смертью…
