Элизабет Джордж - Верь в мою ложь
— Значит, настал час расплаты? — Миньон пристально смотрела на мать. — К этому мы пришли? И что ты решила насчёт отца?
— Что я решу насчёт отца, тебя совершенно не касается. Вообще ничьи личные отношения тебя не касаются.
— Так, позволь мне всё-таки разобраться как следует, — продолжила Миньон. — Он встречается с Вивьен Талли в Лондоне, он покупает ей квартиру, он, чёрт побери, ведёт с ней вторую жизнь… а рассчитываться за это должна я, потому что не сочла нужным рассказать тебе обо всём?
— Ох, только не нужно изображать из себя страдающую невинность, — бросила Валери.
— Ну и ну, — пробормотал Фредди.
Валери продолжила:
— Ты прекрасно знаешь, почему ничего не рассказала мне. Ты использовала свои знания для примитивного шантажа. Теперь тебе придётся встать на собственные ноги, которые отлично тебя держат, и поблагодарить бога за то, что я не прошу инспектора арестовать тебя. А помимо, всё, что относится к Вивьен Талли, касается только меня и твоего отца. Это не твоё дело. Вивьен Талли — не твоё дело. Тебя сейчас должно интересовать только одно: как жить дальше, потому что начиная с завтрашнего утра твоя жизнь сильно изменится.
Миньон повернулась к отцу. Вид у неё был как у особы, которая припрятала в рукаве несколько козырей.
— И ты со всем этим согласен, так? — спросила она отца.
— Миньон… — выдохнул Файрклог.
— Ты должен сказать. И прямо сейчас, папа.
— Довольно уже, Миньон, — произнёс Бернард. — Нет необходимости…
— Боюсь, что есть.
— Валери… — Бернард решил воззвать к жене. Он был похож на человека, окинувшего взглядом всю свою жизнь и понявшего, что она летит под откос. — Мне кажется, ты уж слишком… Если бы мы как-то обсудили…
— Обсудили что? — резко спросила Валери.
— Ну… возможность проявления милосердия. В конце концов, она ведь действительно сильно пострадала тогда… и операция… Она не слишком здорова. И никогда не будет здоровой полностью. Ты ведь знаешь, она не сможет зарабатывать себе на жизнь.
— Она это может точно так же, как я, — вмешалась Манетт. — Так же, как любой в этой комнате. Папа, будь честен с собой, мама ведь абсолютно права! Пора уже покончить со всей этой чушью. Иначе это станет самым дорогим переломом в истории человечества, если учесть, сколько Миньон за него получила.
Но Валери пристально смотрела на мужа. Линли видел, как на лбу Файрклога выступили капли пота. И его жена тоже, конечно, это заметила, потому что повернулась к Миньон и тихо сказала:
— Что ж, выкладывай остальное.
— Папа? — вопросительно произнесла Миньон.
— Бога ради, Валери… дай ей то, чего она хочет.
— Нет, не дам, — ответила его жена. — И не подумаю.
— Тогда пора нам поболтать о Бьянке, — заявила Миньон. Её отец в ужасе закрыл глаза.
— Кто такая Бьянка? — громко спросила Манетт.
— Так уж получилось, что это наша младшая сестра, — сообщила Миньон. И снова уставилась на отца. — Хочешь рассказать о ней, папа?
Камбрия, Арнсайд
Алатея Файрклог встревожилась, когда ей позвонила Люси Кеверни. Они ведь договаривались, что Люси никогда не будет ей звонить, ни на мобильный, ни на стационарный телефон в Арнсайд-хаусе. Конечно, Люси знала её номера, потому что таким способом Алатея пыталась придать законный вид тому незаконному, что происходило между ними. Но она сразу дала понять Люси, что звонок ей положит конец всему, а ведь ни одна из них этого не хотела.
— Но что делать в случае крайней необходимости? — спросила тогда Люси, вполне разумно.
— Тогда, конечно, ты должна позвонить. Но ты, надеюсь, поймёшь, если в тот момент я не смогу с тобой разговаривать.
— Нам нужно нечто вроде кода.
— Для чего?
— Для такого случая, когда ты не сможешь говорить. Ты ведь не можешь просто сказать: «Извини, я сейчас не могу разваривать», если твой муж окажется рядом. Это было бы уж слишком откровенно, да?
— Да. Конечно. — Алатея немного подумала над словами Люси. — Я скажу: «Нет, извините. Я не отправляла никаких посылок». А как только смогу, перезвоню тебе. Но, может быть, не сразу. Может быть, только на следующий день.
Так они и договорились. До сих пор всё шло спокойно, и у Люси не возникало необходимости звонить. И все вполне естественные страхи Алатеи относительно их весьма конфиденциального договора со временем утихли. Поэтому, когда Люси позвонила почти сразу после их поездки в Ланкастер, Алатея поняла, что случилось нечто дурное.
Насколько дурное, стало ясно через несколько мгновений Их видели вместе там, в университете, сообщила ей Люси. Их видели в здании лабораторий. Может, это ничего бы и не значило, но та женщина проследила за ними от университетского городка до приюта инвалидов войны. И пожелала поговорить о суррогатном материнстве. Она ищет суррогатную мать которая выносила бы ребёнка для неё. И это тоже могло ничего не значить. Но тот факт, что женщина решила поговорить с Люси, а не с Алатеей…
— Она сказала, что у тебя «особый взгляд», — пояснила Люси. — Сказала, что сразу всё поняла, потому что сама всё это испытала. И потому решила, что разговаривать о возможном суррогатном материнстве нужно со мной, а не с тобой, Алатея.
Алатея разговаривала с Люси, сидя у камина в главном холле. Это было удобное местечко, над которым нависала причудливая галерея менестрелей, и Алатее здесь нравилось, потому что по одну сторону от неё было окно, выходившее на лужайку, а с другой стороны ей хорошо видна была дверь — на тот случай, если кто-то войдёт в холл.
Она была одна. До звонка она пролистывала книгу о вариантах реставрации старых зданий, но думала совсем не о восстановлении Арнсайд-хауса, а о том, как продвигалось их с Люси дело. Размышляла о том, как добиться успеха на каждом из очередных шагов. Скоро, очень скоро, решила она, мисс Люси Кеверни, начинающий драматург из Ланкастера, которой приходится зарабатывать на жизнь службой в приюте для инвалидов войны, войдёт в её жизнь как новая подруга. И с этого момента всё пойдёт куда проще. Конечно, дела никогда не будут складываться идеально, но тут и говорить не о чем. Всем приходится мириться с несовершенством мира.
Когда Люси сказала, что за ними следила некая женщина, Алатея мгновенно поняла, кем была та особа. Ей не понадобилось много времени на то, чтобы сложить вместе все кусочки головоломки, и она пришла к единственно возможному выводу: та рыжая, что назвалась Деборой Сент-Джеймс, проследила за ней самой, проследила от самого Арнсайда.
Все страхи Алатеи как раз и вертелись вокруг этой журналистки. Алатея видела «Сорс», знала, как жадно ищет это издание разного рода скандалы. Первый визит того мужчины в Камбрию был для неё тяжёлым испытанием, второй — настоящей пыткой. Но худшим, что предполагало его присутствие здесь, были фотографии, которые вполне могли привести к разоблачению. А с появлением рыжеволосой женщины разоблачение уже стучалось в дверь…
— Что ты ей сказала? — спросила Алатея тихо и как можно более спокойно.
— Всю правду о суррогатном материнстве, только она и сама уже почти всё это знала.
— О какой правде ты говоришь?
— Ну, что есть разные варианты и способы, и о законной стороне дела, всё такое. Я сначала подумала, что в этом нет ничего особенного. Конечно, выглядит странновато, но ты ведь понимаешь, когда женщины впадают в отчаяние… — Люси замялась.
Алатея ещё тише произнесла:
— Продолжай. Когда они в отчаянии…
— Ну, они способны на крайности, разве не так? Вот я и подумала, что эта женщина вполне могла поехать в университетские лаборатории для консультации, увидеть там нас где-то в коридорах, может быть, когда она выходила из какого-нибудь офиса…
— И что?
— И решила, что это её шанс. Я хочу сказать, мы ведь с тобой тоже так познакомились.
— Нет. Мы познакомились через объявление.
— Да. Конечно. Но я говорю о… ну, о случайности. И о чувстве отчаяния. Так она всё это описывала. Поэтому я поначалу ей поверила.
— Поначалу. А потом что случилось?
— Вот как раз поэтому я тебе и звоню. Когда она собралась уходить, я проводила её до выхода из здания. Ну, как это обычно делается. Она пошла в сторону улицы, и я ничего такого не подумала, но потом я подошла к окну в коридоре и случайно увидела — совершенно случайно! — как она вдруг изменила направление. Я решила, что она надумала вернуться, чтобы ещё о чём-то поговорить, но она миновала вход и села в какую-то машину, стоявшую в стороне, у дороги.
— Может, она забыла, где припарковалась? — предположила Алатея, хотя и понимала, что там было нечто другое что всерьёз заинтересовало Люси.
И так оно и вышло.
— Да, и мне сначала то же самое пришло в голову. Но когда она подошла к машине, оказалось, что приехала она не одна. Мне не видно было, кто там, но дверца открылась, кто-то открыл её изнутри… Вот я и осталась у окна и ждала, когда машина проедет мимо. За рулём сидела не та женщина, а какой-то мужчина. Конечно, мне это показалось подозрительным. Я хочу сказать, если она приехала с мужем, почему они не подошли ко мне вместе? Почему она вообще не упомянула о нём? Не сказала хотя бы, что он ждёт её в машине? Почему не сказала, что муж её поддерживает в её намерениях? Или он был как раз против? Или вообще ничего не знал? Но она ведь ни слова не сказала о нём! Так что после этого вся её история насчёт того, что она случайно на нас наткнулась…
