Анатолий Безуглов - Прокурор
— Да, его уголовная биография — прямо клад для криминалиста, сказала Гранская. — Можно проследить историю различных категорий преступлений. Для каждого времени — своя… Дальше?
— Из Таджикистана он совершенно неожиданно уезжает в тысяча девятьсот шестьдесят втором году. Отъезд по времени совпал с тем фактом, что его отыскала двоюродная сестра. — Коршунов многозначительно замолчал.
— Вы думаете, это связано?
— Понимаете, повода уезжать как будто не было. Имел дом, в городе уважали, работа — одно удовольствие. Боржанский возглавлял бригаду от худфонда. Ездили по колхозам, оформляли разные стенды, писали портреты передовиков. Заработок — будь здоров! И вдруг бросает все и тащится в Южноморск, на пустое, как говорится, место. Ведь он не сразу стал главным художником сувенирной фабрики. Пришлось поработать локтями. Одно время даже в кинотеатре прозябал, малевал афиши…
— Может, обыкновенная тяга к перемене мест? Или климат в Таджикистане не подошел. Там ведь летом жарища!
— Южноморск — тоже не Прибалтика.
— Все-таки море, мягче климат, согласитесь…
— Все это так, — сказал Коршунов. — Но вот какая странная штука: в школе он по рисованию шел хуже всех. То есть ни в зуб ногой.
— Да и сейчас, насколько я понимаю, не Репин. Вы же сами говорите: картины не его.
— Но все-таки что-то рисует…
Инга Казимировна задумалась. Потом зачем-то достала две фотографии Боржанского-подростка и нынешнего. Долго смотрела на них.
— Да, — сказала Гранская, — за всем этим определенно что-то кроется. Но вот что именно, пока понять не могу… Знаете, Юрий Александрович, у меня есть одна идея. Надо провести экспертизу. У нас такую не осилят, только в Москве. — Она вздохнула. — Пошлю, хотя время и поджимает…
* * *Надя страдала. Страдала молча. Виктор в последнее время забегал к ней на несколько минут, а бывало, не появлялся и по два дня. Но она не высказала ему ни слова обиды. Думала, поймет сам. Но Берестов словно не замечал ее еле сдерживаемых слез.
Она стала бояться опять остаться одинокой. Хорошо, была Павлинка. Девочка занимала почти всю ее жизнь, не давала тревоге окончательно заполонить сердце. Днем. Зато по вечерам, когда Павлинка засыпала в своей кроватке, Надя не находила себе места.
И еще одолевал страх за Виктора. Ей казалось, парня опять засасывает трясина, та, которая однажды уже вырвала его из нормальной жизни. Надя уже не знала, что больше ее влечет к Берестову — любовь или желание помочь ему остаться честным человеком. А может быть, второе еще больше разжигало ее чувство. Виктор умел быть нежным, заботливым. Умел… Но далеко не всегда эта его природная черта прорывалась через какую-то преграду. В эти минуты Наде было особенно жаль его. О годах, проведенных в заключении, Виктор никогда не говорил. И она понимала его: то, что он видел и пережил, лучше не ворошить. Она готова была на все, лишь бы с ним больше никогда не случилось ничего подобного.
В тот вечер ей было почему-то особенно тоскливо. И когда к ней буквально вихрем ворвалась Тамара Марчук, Надя поначалу обрадовалась.
Тамара была в ярком крепдешиновом платье, босоножках-танкетках, в модных темных итальянских очках с тонкой золотой оправой.
— Ой, Надюха, кого я видела в «Кооператоре»! — воскликнула она, снимая очки.
И хотя лицо Тамары покрывал толстый слой грима, однако он не мог скрыть синеву под глазом — итог посещения Анегина и Громилы.
— И ты еще шастаешь по ресторанам? — покачала головой Надя, показав на синяк.
— А я не снимаю очки… Знаешь, клеятся еще чаще. Мужчин всегда волнует загадочность…
Она снова надела очки, фасонисто прошлась по комнате, кажется, забыв, зачем забежала к подруге.
— Так кого ты видела? — напомнила Урусова.
— Твоего Виктора! — выпалила Марчук.
Надя не успела расспросить Тамару о подробностях, а та была уже в дверях, бросив на ходу:
— Чао! Меня ждут в машине. Мужик — во! Тридцать пять лет, уже полковник, летчик первого класса…
Тамара исчезла, оставив после себя резкий запах духов.
У Нади заныло в груди, захотелось плакать. Выходит, недаром ее сегодняшнее беспокойство.
В кроватке спала Павлинка, обняв плюшевого медвежонка.
— Поеду! — вслух сказала Надя. — Нужно увидеть самой… Если все так…
Наскоро переодевшись, она выскочила на улицу. Оставлять девочку одну она не побоялась — та всегда спала спокойно и крепко.
Такси удалось остановить моментально — шофер свой, из таксопарка, где она работала.
Когда Надя сказала: «В „Кооператор“», водитель усмехнулся:
— Ты что, Урусова, богачкой стала? Или от дружка прячешься?
Надя ничего не ответила.
«Кооператор» находился за городом. За рестораном установилась определенная репутация: его посещали те, кто боялся веселиться гласно. Одни — по причине сомнительных доходов, другие прятались от своих жен и мужей. Третьих привлекла сама репутация этого заведения. Конечно, забредали на его огонек и такие, кто не ведал всего этого. И все же люди, считавшие себя порядочными и морально чистыми, в «Кооператор» не ходили.
«Неужели нашел другую? — спрашивала себя Надя, когда машина неслась по городу. — А его клятвы? Лишь красивые слова? А если снова засосала уголовщина?..»
Такси промчалось мимо парка культуры и отдыха. Гремела музыка, под гирляндами огней гуляли празднично разодетые курортники и местные.
Надя вспомнила, сколько волнений связано с танцплощадкой: что вот, наконец, подойдет тот, который…
Подходили. Приглашали. И уходили, протанцевав пару танцев. Тот, который… так и не появился.
«Может, я сама виновата? — казнила себя Надя. — Виктор молодой, здоровый, красивый… Всякое повидал. А я…»
Близости между ними еще не было. И, возможно, напрасно: он ведь не мальчик… А может быть…
Машина выскочила на загородное шоссе. Чем ближе был ресторан, тем сильнее охватывали сомнения — зачем она едет? Если Виктор с женщиной унижаться?
«Пусть с женщиной, — решила она, — пусть! Хоть буду знать точно… Тогда больше на порог не пущу…»
— Не выключай счетчик, — попросила Надя шофера, когда машина остановилась у скромного на вид здания.
Она вошла в зал и робко остановилась, ища глазами Виктора.
На небольшой эстраде стайка девиц, почти в чем мать родила — минимум материи на груди и бедрах — фривольно отплясывала чарльстон, демонстрируя налитые ляжки. Все вокруг излучало интим и тоску по добротной роскоши. Никакого модерна. Ковры, хрусталь люстр, огромные китайские вазы, фонтанчик с бронзовыми ангелочками. И ретро-танец…
Наконец Надя нашла, кого искала. Она подошла и опустилась на свободный стул у столика, который стоял напротив Виктора. Он заметил ее не сразу: казалось, весь был поглощен зрелищем вихляющихся женских тел. За столиком Виктора сидели еще двое — мужчина и женщина. Мужчина — спиной, женщина — вполуоборот.
Надя смотрела на жениха и беззвучно плакала.
Наконец Виктор увидел ее. Встретившись взглядом с невестой, он застыл. Затем, смутившись, суетливо поднялся, сказал что-то своим приятелям и подошел к Наде.
— Прошу, иди домой… Буду через час, — торопливо прошептал он ей на ухо.
Дружок Виктора обернулся — типичное кавказское лицо. Женщина тоже бросила на нее любопытный взгляд, но тут же отвернулась.
Надя машинально встала, как в полусне, миновала пространство, заполненное разморенными музыкой, алкоголем и едой людьми. В спину ей надрывался чарльстоном оркестр.
Выйдя на улицу, она села в поджидавшую ее машину сзади шофера и тихо произнесла:
— Назад…
И всю дорогу крепилась, чтобы не разрыдаться.
В своей комнате Надя дала волю слезам. Потом долго сидела на стуле в каком-то оцепенении.
Выстрелом прозвучал для нее негромкий щелчок замка. Надя вся напряглась, словно затылком видя, как Виктор стоит в дверях.
— Надя… — позвал он.
Она не повернулась. А так хотелось! Ведь она выиграла. Он пришел…
Виктор шагнул к ней, твердо взял за плечи и повернул к себе.
— Представляю, что ты подумала, — сказал он. — Дуреха…
Обида улетучилась, все забылось вмиг. Надя уткнулась лицом в его плечо. И услышала, как гулко и торопливо билось его сердце.
— Дуреха, — ласково повторил он. — Эх ты… — нежно и с укором.
Надя обхватила шею Виктора. Что-то бормотала. Не то «прости», не то «люблю». Что-то внутри нее звало его. В ту бездну непреодолимого желания, за пределы радости.
Виктор ответил на этот зов. Он уже сам не мог сдержать себя…
…Буря, пронесшаяся в них, медленно успокаивалась. Они лежали рядышком, ощущая тела друг друга. Она — потрясенная. Он — еще больше.
— Ничего не понимаю, — наконец произнес Виктор.
Надя молчала. Он сел, пристально посмотрел в ее загадочно улыбающееся лицо.
