Андрей Легостаев - Дело о давно забытой пощечине
— Успокойся, Пол, — улыбнулась Делла Стрит, — уже вечером тебе будет некогда сходить в ресторан, ты же знаешь шефа.
— Знаю, потому и удивляюсь, что он отправляет нас на обед вместо того, чтобы усадить за телефоны.
— Успеешь еще посидеть на диете, — проворчал Мейсон, — таблетки от желудка у тебя с собой?
— Когда я имею дело с тобой, Перри, — уныло ответил детектив, — то беру несколько упаковок.
— Все, мне пора отправляться, — сказал Мейсон. — Я буду ждать вас в зале суда к трем часам.
Делла Стрит пересела в машину Дрейка и они разъехались в разные стороны.
Глава 2
Шаги гулко раздавались в больничном коридоре. Врач Центрального госпиталя Эль-Сентро вел Мейсона в палату Дункана Краудера-старшего.
В больнице начинался тихий час, сестры уносили пустую посуду после обеда, уборщицы уже мыли полы в операционных. Посетителей в этот час к больным категорически не пускали. Но Мейсон, в случае необходимости, мог убедить кого угодно в чем угодно.
— Я вас пускаю к больному только потому, мистер Мейсон, что много читал о вас и знаю, как тяжело переживает случившееся мистер Краудер.
Он находится в очень тяжелом состоянии, и три дня мы вообще никого к нему не пускали, но сегодня ему лучше.
При этих словах Мейсон несколько странно посмотрел на доктора, но ничего не спросил.
— Сегодня мы перевели его из реанимационного отделения, — продолжал врач, — и, вообще-то, посетители для него желательны. Не во время послеобеденного отдыха, конечно, но для вас мы сделаем исключение, так и быть. К тому же родственников у него, кроме сына, нет и навещает пациента лишь его секретарша, симпатичная такая, миниатюрная… Вот мы и пришли. В вашем распоряжении двадцать минут, мистер Мейсон. В случае, если состояние больного ухудшится, над кроватью есть кнопка. Я буду поблизости. Вы уверены, что хотите говорить с мистером Краудером наедине?
— Извините, доктор, — мягко улыбнулся Мейсон, — но это не прихоть с моей стороны. В случае, если вы будете присутствовать, то мой разговор с мистером Краудером не будет являться конфиденциальной беседой адвоката с клиентом. А я не знаю, что могу услышать от него. Еще раз приношу свои извинения, доктор.
— Что ж, я понимаю вас, мистер Мейсон. Я много о вас читал и знаю вашу репутацию. Я буду теперь с особым вниманием следить за процессом. Я желаю вам удачи. К тому же, обоих Краудеров я знаю много лет и мне симпатичен Дункан… то есть, сын мистера Краудера-старшего. Подождите здесь минуточку, я предупрежу о вашем визите больного.
Мейсон согласно кивнул. Через минуту доктор приглашающе открыл дверь:
— Прошу вас.
Мейсон зашел в больничную палату и плотно прикрыл за собой дверь.
— Здравствуй, Дункан, — обратился он к своему старому другу, которого не видел много лет.
— Мейсон? — старик едва повернул голову в сторону гостя. — Как я рад тебя видеть, Перри! У нас такое горе…
По морщинистой щеке покатилась одинокая слеза. Больной закрыл глаза, не в силах продолжать.
С правой стороны от него громоздились медицинские аппараты и приборы, но ничего, кроме капельницы, по прозрачной трубке которой текла прозрачная же жидкость, к больному подсоединено не было. С левой стороны, у окна, через которое пробивались веселые солнечные лучи, на тумбочке, в стеклянной вазочке, стоял букет простых цветов. Рядом, в декоративной пластмассовой тарелке, горкой было насыпано хрустящее печенье. Мейсон вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не ел.
— Да, Перри, мне совсем уж немного осталось… — сказал Краудер-старший. — Я рад увидеть тебя перед смертью…
— Ты рано себя хоронишь, Дункан, — ответил Мейсон. — Не ты ли учил меня, что всегда надо бороться до последнего…
— Я исчерпал свой резерв, стою на рубеже. Одной ногой, считай, в могиле. А тут еще такое случилось с Дунканом. Ты в курсе?
Мейсон кивнул.
— Я пытался сам разобраться, но он не пожелал со мной говорить. Со мной, Перри, с отцом! Но он не убивал, я хорошо знаю своего мальчика… Но есть что-то, что заставляет его молчать. Я бы разобрался во всем, но… силы не те, Перри, увы. Мне надо было самому вспомнить о тебе и позвать на помощь, но видно от старости мозги размягчились. Спасибо, что приехал навестить меня перед смертью. Ты из газет узнал о происшедшем, Перри?
— Дункан, — стараясь не волновать больного, проникновенным тоном сказал Мейсон, — я ничего не знал. Я был на конгрессе адвокатов в Вашингтоне и сегодня утром готовился произнести речь. Ночью я получил телеграмму, подписанную твоим именем, бросил все дела и все утро провел в зале суда, защищая твоего сына…
— Перри, ты…
— Неужели ты думаешь, что я мог бы поступить иначе? — улыбнулся Мейсон. — После того, что ты когда-то сделал для меня? Ведь именно ты открыл мне дорогу в адвокатуру, когда я мальчишкой закончил юридический факультет и ничего не знал о жизни. Дункан, я сделаю для тебя все, не говоря о том, что мне симпатичен твой сын и я так же убежден, что он не способен на убийство кого-бы то ни было. Но у меня нет информации, я сидел на утреннем заседании, как полный истукан.
— Перри, я не посылал тебе никаких телеграмм, — с трудом выговорил старик. — Я три дня был практически без сознания.
— Та-ак, — сказал Мейсон и достал из внутреннего кармана сложенный пополам бланк. — Здесь написано:
ДУНКАН КРАУДЕР-МЛАДШИЙ ПОПАЛ БЕДУ ТЧК СУД НАЧИНАЕТСЯ ЗАВТРА ДЕСЯТЬ ЧАСОВ ЭЛЬ-СЕНТРО ТЧК СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ ВАШЕ УЧАСТИЕ ТЧК ЗАЯВКА СЕКРЕТАРИАТ СУДА ВНЕСЕНА ТЧК РАЗМЕРЫ ГОНОРАРА ЗПТ АВАНС ДОГОВОР ПО ПРИБЫТИИ. АДВОКАТСКАЯ КОНТОРА "КРАУДЕР КРАУДЕР".
— Хм, — задумчиво произнес Мейсон, — здесь действительно не подписано твоим именем… Неужели это Болдуин Маршалл настолько уверен в своей победе, что решил вытащить меня, чтобы заодно и мне отомстить? Что, черт возьми, припрятано у него в рукаве, какие козырные тузы? А я попался, как… Нет, Дункан, я не жалею, что приехал сюда, злее буду, но Маршалл…
— Успокойся, Перри, — неожиданно улыбнулся старик, — я, кажется, догадываюсь, кто послал тебе телеграмму.
— И кто же?
Больной с трудом повернул голову и многозначительно посмотрел на букет цветов и печенье на тумбочке у окна.
— Тот же человек, кто приходит ко мне каждый день. Садись, Перри, я хочу обсудить с тобой это дело.
Мейсон взял стул, поставил его ближе к кровати и сел.
— Печенье хочешь? Угощайся, а то у меня совсем аппетит пропал, а она обидится, что я не ем.
— Да, спасибо. Признаться честно, я сегодня не ел ничего, — сказал Мейсон и взял печенину.
— Перри, надежда вновь просыпается во мне. Ты защищаешь моего сына и теперь все будет хорошо…
— Конечно, Дункан, я сделаю все, что смогу…
— Даже без твоих слов я знаю, что ты сделаешь не то что сможешь, а то, что окажется необходимым. Ты вывернешься наизнанку, но сделаешь. И я прошу, просто умоляю тебя об этом. Любой гонорар за…
— Дункан, мы достаточно давно знакомы, чтобы терять драгоценное время на финансовые вопросы. Так кто послал телеграмму, если не Маршалл?
— Барби, — улыбнулся больной. — Это наша секретарша…
— Да? Я видел ее сегодня. Она производит впечатление девушки, которая…
— Она необычайно сильный человек, Перри. И она влюблена в моего сына, я вижу. И он тоже, но боится признаться в этом сам себе.
— Ты уверен, что именно Барбара послала телеграмму? — на всякий случай переспросил Мейсон.
— Да, Перри. Кто еще сейчас может от нашей конторы послать? Наверное, я в бреду вчера вспомнил тебя или она сама догадалась. У нее спросишь. Да ты бери, печенье, не стесняйся.
— Хорошо, перейдем к делу. Врач дал мне всего двадцать минут, да и вечернее заседание скоро уже начнется. Кстати, ты как себя чувствуешь, Дункан?
— Теперь, когда ты взял дело в свои руки, гораздо лучше. Я сам хотел защищать сына, но я уже стар… Контора носит прежнее название, но я там почти не появляюсь — Дункан прекрасно справляется один. А я, Перри, купил себе небольшое ранчо… Конечно, какое это ранчо — два десятка кур и три козы, но мне нравится. Если я выйду отсюда, Перри, мы обязательно съездим. Там есть милое озерцо неподалеку и такая рыбалка… Да, Перри, обязательно съездим… Но сначала ты должен спасти моего сына, Перри.
— Все будет хорошо, Дункан. В крайнем случае, зародить обоснованные сомнения у присяжных я всегда сумею. Но если он не виновен, то я полностью оправдаю его, даю тебе слово.
— Хорошо, Перри, дай мне попить вон из того графина, — попросил Краудер. — Говорить немного трудно.
Мейсон встал, налил стакан воды и протянул больному. Старик пил долго, но Мейсон не торопил.
— Я пытался работать над делом, — наконец начал старик, — но годы не те. Я ездил в тюрьму к сыну, но он замкнулся в себе, словно устрица в раковине и даже со мной не стал говорить о деле. Я долго думал, Перри. Я вижу три варианта.
