Сэм Льювеллин - Кровавый удар
Я смотрел в маленькое самодовольное лицо Кристофера. На нем было написано: я знаю много такого, чего не знаешь ты, но не скажу. Моему терпению наступил предел. Спокойно! — уговаривал я себя.
Резко повернувшись, я зашагал прочь по рассыпающемуся у меня под ногами гравию, оставляя позади Лидьятс со всеми его важными обитателями и их столь тщательно оберегаемой частной жизнью.
Через четверть часа я подъезжал к бару "Русалка" на набережной Пултни. Этот бар был знаменит всегда грязным полом, грубыми деревянными столами и отличным пивом, которое привозили из Сафолая. Завсегдатаями "Русалки" были мелкие торговцы Пултни, те, у кого не хватало средств, чтобы стать членами клуба, расположенного на другом конце набережной, — там собиралась местная аристократия.
В "Русалке" я нашел Чарли Эгаттера. Он сидел в самом дальнем углу, по-видимому уже давно стараясь отыскать истину на дне пивной кружки. Чарли был классным конструктором яхт. В 1984 году он подбил меня участвовать в Олимпийских играх.
Я взял пинту пива и сел рядом с ним. Мы поговорили о яхтах, и я немного пришел в себя.
— Итак, ты больше не репортер, — сказал Чарли, — и слава Богу! Возвращайся к гонкам.
— Нет времени, — ответил я.
— Есть отличная пятидесятифутовая яхта. Пусть тебе поможет Невилл Глейзбрук.
— Он не будет этого делать. — Я как-то познакомил Чарли с Невиллом.
— Почему? — спросил Чарли. Его вера в человечество возрастала в прямой пропорции с выпитым пивом. — Ты наверняка победишь. Яхта первоклассная.
— Я даже не буду его просить, — ответил я.
Он пожал плечами:
— Ну и зря. Он бы наверняка помог.
Я рассмеялся. Одна из миссий Чарли в этом мире, наверное, заключается в том, чтобы поднимать людям настроение.
Потом я покатил обратно в Бейсин.
Было около половины двенадцатого, когда я подъехал к воротам автостоянки. В дальнем ее конце, рядом с брошенной, проржавевшей машиной, кто-то поставил мотоцикл.
Я закрыл ворота и направился к набережной. На ней не было ни души. Черная водная гладь простиралась передо мной. Темные силуэты кораблей, словно ночные призраки, маячили впереди. Среди них виднелись мачты "Лисицы". Ночь была из тех, когда кажется, что ты один на всей планете.
— "Лисица" уже давно стала не только моим увлечением, моей страстью, моим кораблем, она стала моей семьей, моим домом, моим единственным другом...
Заткнись, Тиррелл! — приказал я одному глупому мечтателю. Это в тебе говорит пиво!..
Я приблизился к кораблю. Выплыл из темноты его остроугольный нос из тикового дерева. Мой экипаж, прежде чем покинуть "Лисицу", до блеска надраил палубу, и теперь она серебристо мерцала в лунном свете.
Я на мгновение остановился, любовно оглядывая свой парусник. И тут мне бросились в глаза какие-то темные пятна. Они тянулись по палубе к люку отсека. Когда я уходил, все было абсолютно чисто, Кто мог побывать на "Лисице" в мое отсутствие? Я поднялся на палубу и громко спросил:
— Кто здесь?
Тишина. Желтый свет, лившийся из окон "Дыры", купался в черной воде. Внезапно мне что-то послышалось. Негромкий, приглушенный крик или стон. Звук доносился из кают-компании. Я бросился туда. Мои пальцы нащупали фонарь в нише возле двери. Пошарив в карманах, я достал спички.
Фонарь горел слабым пламенем. Я увидел на полу свежие пятна крови. Затем неяркий свет выхватил из темноты кусок красно-коричневой стены кают-компании, стол, на котором лежала морская карта, кресло возле стола. В кресле полулежал какой-то человек. Вернее, то, что от него осталось. Я присмотрелся. Клочьями свисала порванная, вся в крови грязная одежда. Но хуже всего было лицо: черное, окровавленное месиво. Алый ручеек сбегал из угла губ.
Это был Дин, изуродованный до неузнаваемости. Дерзкий Дин, хитрый Дин, прошедший путь от мелкого хулигана до всеми признанного лидера.
— Ублюдки! — прохрипел Дин.
Я дал ему глоток воды. Потом освободил его от кровавых лохмотьев одежды и начал смывать кровь с разбитого лица. Должно быть. Дин испытывал адскую боль. Но ни единый стон не сорвался с его губ. Дин был крепким орешком и не хотел распускать слюни перед своим шкипером.
— Порядок, — сказал я, вылив за борт третий таз окровавленной воды. — Хочешь чего-нибудь?
— Ничего, — ответил Дин.
Я сел рядом с ним.
— Ты убежал сразу, как только мы прибыли в Чатем. Сейчас ты преодолел полторы сотни миль для того, чтобы испачкать мою чистую палубу? Какого черта. Дин?
Он посмотрел на меня сквозь щели распухших глаз и опустил голову.
Я встал, открыл холодильник, достал бутылку виски, налил Дину и себе. Нос Дина опять кровоточил.
— Итак? — сказал я, протягивая ему стакан.
— Тот парень, — пробормотал он, — тот русский...
— Что "русский"?
— Ну, тот, которого мы выловили...
— Ну и что?
— Дерьмо! — Его глаза забегали, стараясь не встречаться с моими.
— Ладно, — сказал я.
Давить на Дина бесполезно. Я встречал таких людей, ускользающих из рук, как кусок мыла.
— Они выслеживали Мэри, — сказал он, немного помолчав.
— Кто "они"? — Я отпил глоток виски.
Дин изъяснялся не самым лучшим образом. Не стоило искать логики в его речи. Чтобы понять Дина, надо было просто набраться терпения и дослушать до конца.
— Я прятался, — отрывисто говорил он, — но эти ребята меня нашли. Они хотели знать, где Мэри, — так они сказали. Я ответил им, что не знаю. Они начали бить.
Полиция искала Мэри. Я искал Мэри.
— Кто были эти люди? — спросил я.
— Из службы безопасности, — ответил Дин.
— Чего они хотели от Мэри?
— Не знаю.
— Тогда почему ты пришел сюда?
Ответил он не сразу.
— Эти люди... Я знаю, они снова пристанут ко мне. Они сказали, что не оставят меня в покое. Я подумал, может быть, у вас есть какая-нибудь работа на корабле.
Для Дина эти слова были все равно что крик о помощи.
Я пожал плечами:
— Почему бы и нет?
Дин кивнул и залпом выпил свое виски. Теперь он снова становился непобедимым Дином, неустрашимым Дином, незаменимым Дином.
— Почему ты думаешь, что эти люди были из службы безопасности?
— Полицейские меня бы не нашли. И потом, они не приходят просто так. А эти выбирают удобный случай — и дело в шляпе.
Он налил себе еще виски.
— Эти выследят кого угодно, — продолжал Дин. — Сначала они говорили мирно. Я молчал. Затем один схватил меня за руки, а другой бил. Они кричали, чтобы я не совал свой нос куда не следует и не мешал им делать дело. Я вырвался, выпрыгнул в окно и убежал.
Я сказал:
— Ты что-то начал говорить о русском.
Дин наклонил голову.
— Он был вашим фэном.
— В смысле?
— В Амстердаме я и Мэри... мы выпивали с ним. Он очень много расспрашивал о вас. Говорил, что хочет познакомиться с вами. Затем предупредил Мэри, что обязательно придет к нам на "Лисицу". Он хотел встретиться не с ней, а с вами.
— Предупредил Мэри!
— Она влюбилась в него. Они долго болтали. Он очень хотел повидать вас. — Из-за виски и распухших губ Дин плохо выговаривал слова. — Он обещал, что придет к нам в Чатеме. Может быть, он как раз плыл к нам, когда мы ударили его.
— Может быть, — сказал я.
Глаза Дина затуманились, но я не дал ему забыться.
— Почему ты и Мэри убежали в Чатеме?
— Не хотели иметь дела с полицией. — Дин отвел взгляд.
— Мне пришлось давать показания, — сказал я.
Дин напрягся, его губы дрогнули.
— Показания? — переспросил он.
— Мне задавали много вопросов о том, как все это произошло. Было много всяких неприятностей.
— Да, я читал в газетах. — В голосе Дина не слышалось раскаяния. Он ускользнул в свой прежний мир, где единственным, что его беспокоило, была его собственная персона.
Я потребовал резко и категорично:
— Мне нужно найти Мэри!
— Я ее не видел. — Дин вытер кровь под носом.
— Ты можешь ее найти?
Дин опять избегал моего взгляда.
— Может быть, — ответил он.
Глаза Дина заволокло туманом, и голова упала на грудь. Он уснул. Я укрыл его одеялом и пошел в свою каюту. Служба безопасности... Зачем службе безопасности понадобилась Мэри? Тяжелый от виски и ночных волнений сон навалился на меня, оборвав все размышления.
Когда я проснулся, лучи солнца уже пробивались сквозь щели между досками, расчерчивая каюту желтыми полосами. Часы показывали шесть пятнадцать. Кресло в кают-компании, где я ночью оставил Дина, оказалось пустым. Одеяло было аккуратно сложено. На столе я нашел записку: "Стрэнд, отель "Адельфи".
Я поднялся на палубу. Утренняя прохлада Бейсина приятно бодрила. Пятна крови на палубе за ночь высохли и потемнели. Мотоцикла на автостоянке не было.
Я взял швабру и принялся драить палубу. Солнце стояло точно над башней элеватора.
Я подумал, что был недостаточно настойчив в разговоре с Дином. Три месяца назад я бы заставил его рассказать мне все.
