Сергей Высоцкий - Наводнение
«Ну нет, здесь ты, старик, через край хватил, — подумал Корнилов. — Если бы все жадные воровать стали — конец света!»
Он поднялся и протянул старику руку:
— Желаю вам, Григорий Иванович, поскорее поправиться. Спасибо за помощь.
— А вам — шесть футов под килем! — пробормотал старик.
Анна Григорьевна поджидала Корнилова. Как только он вышел от старика, она поднялась и спросила:
— Отец вас не очень утомил?
— Это я его утомил. Второй день допекаю своими вопросами.
— Ну что вы, отцу приход нового человека — как подарок. Все время один, один.
Анна Григорьевна стояла перед Корниловым, маленькая, ссутулившаяся.
— Может, вы присядете на минутку? — вдруг сказала она просительно.
Корнилов кивнул.
Они уселись друг против друга.
— Отец серьезно болен, — начала Анна Григорьевна и тяжело вздохнула. — Инсульт его доконал. Слава богу, теперь действует рука…
Она внимательно посмотрела на Корнилова, словно искала сочувствия.
— Со стариком нелегко. Он стал совсем как ребенок. Постоянно обижается, и без всякого повода. Иногда неделями не разговаривает. Не напишет ни строчки… С ним нелегко, — повторила Анна Григорьевна, покачав головой. — Посудите сами — потребовал поменять квартиру. Чтобы из его комнаты был вид на Неву. Попробуй найти такой обмен! Легко сказать — с окнами на Неву! — В голосе женщины чувствовалась обида. — Нам только и переезжать с нашим неподъемным хламом. — Она обвела глазами комнату.
Мебель действительно была старомодной и громоздкой.
Корнилов сочувственно кивнул головой и представил себе старика, сидящего в своем кресле-каталке перед окном, распахнутым на реку. Свежий невский ветерок несет запах водорослей и рыбы, идут по Неве нескончаемым потоком закопченные буксиры с баржами. Мальчишки прямо перед окнами удят рыбу.
— Анна Григорьевна, вы за последнее время не замечали ничего странного в поведении сына? Может быть, он стал более нервным?
Женщина насторожилась.
— Вас интересует Игнатий?
— Да нет… — замялся Корнилов. — Меня, собственно, интересует не он. Но когда я был у вас в прошлый раз, мне показалось, что он чем-то очень взволнован. Что-нибудь случилось?
— Нет, сын всегда был нервным. Даже в раннем детстве — соразмерял свои запросы с возможностями. Вы не подумайте, что Игнатий скаред. Нет, нет! Он разумный мальчик. Когда они задумали пожениться, Игнатий начал откладывать деньги на кооператив. И вдруг я вижу, что он снял со сберкнижки пятьсот рублей! Зачем? Оказывается, кутил с кем-то. С каким-то старым другом. Купил себе золотой перстень! Вы себе только представьте — золотой перстень! Что он, девица, что ли? И это делает Игнатий, который никогда лишней копейки не истратил. А может быть, он считает, что золото подорожает? Вы должны знать! Подорожает?
— Не знаю, — улыбнулся Корнилов. — Наверное, не подорожает.
— Вот видите! Значит, не подорожает. К чему тогда этот шик? А это уж совсем семейное дело. — Анна Григорьевна перешла на шепот. — Но вам я скажу, у вас глаза честные. Как он всегда воюет с дедом из-за того, что тот половину своей пенсии на сигары тратит! Это ведь правда блажь! У деда большая пенсия — сто двадцать рублей. Мог бы помочь Игнатию с кооперативом…
«Ну и семейка! — подумал Корнилов, когда Анна Григорьевна затворила за ним дверь и на лестнице, как и в прошлый раз, гулко лязгнул наброшенный на петлю крюк запора. — Как только они уживаются под одной крышей? Попробуй разберись, где ложь, а где правда».
Игорь Васильевич торопился и в подъезде чуть не сшиб с ног молодую женщину. Извинившись, он посторонился и придержал дверь. Пропуская ее в дом, он успел заметить, что глаза у женщины заплаканные.
На улице порывистый ветер пытался сорвать у него с головы шляпу. Растрепанные облака стремительно неслись по небу, приоткрывая иногда на момент полоску яркой холодной сини и выпуская на волю бледный трепетный лучик осеннего солнца. Лучик пересекал мостовую и, тускло блеснув в лужах, снова исчезал.
— Товарищ! — услышал Корнилов за спиной женский голос.
Игорь Васильевич оглянулся. Женщина, с которой он только что столкнулся в подъезде, догоняла его.
— Товарищ! Мне нужно поговорить с вами. — Она остановилась, слегка запыхавшись, и глядела на Корнилова решительно и даже с вызовом. Но подполковник заметил, что ее руки, сцепленные на груди, нервно сжимают платочек.
Он ласково улыбнулся, зная, чего стоит эти вызов и решительность, готовые через секунду обернуться слезами.
— Что случилось?
— Мне нужно поговорить с вами, — повторила женщина. Ей было лет двадцать пять, не больше. Полное, милое лицо, большие испуганные голубые глаза.
— Вы ведь из милиции? Мне дед сказал.
— Какой еще дед? — спросил Игорь Васильевич, уже догадываясь.
— Казаков. Дедушка Игнатия.
— Там, на проспекте, у меня машина, — не замедляя шага, сказал подполковник, — поговорим в дороге.
Она чуть ли не вприпрыжку семенила за Корниловым, гулка цокая каблуками по плитам тротуара.
В машине она растерянно посмотрела на шофера.
— Рассказывайте. Это наш сотрудник. И назовите себя. Не люблю беседовать с незнакомыми.
— Документы не надо предъявлять? — с вызовом бросила женщина и, смутившись, покраснела.
— Алексей, поехали, — попросил Корнилов шофера.
— Я преподаю вместе с Игнатием Казаковым. Он черчение, а я литературу. Ах да, все-таки надо представиться. Наталья Сергеевна Истомина…
«Симпатичная женщина, — подумал Корнилов. — Какие глаза хорошие. Добрые».
— А вы правда из милиции? — вдруг насторожилась она. — Товарищ Корнилов?
Игорь Васильевич кивнул.
— Я с Игнатием знакома очень давно. Мы еще в школе вместе учились. Должны были пожениться. Этой осенью. — Она неожиданно всхлипнула, но справилась с собой. — С Игнатием случилась беда. Мы с дедом в этом уверены.
— Вы знаете, что дед говорит и стал лучше слышать?
— Знаю. Это все знают.
— Как это все? — удивился Корнилов. — Он же скрывает от внука и от дочери.
Наталья Сергеевна досадливо махнула рукой:
— Старик скрывает, а они давно обо всем догадались, только виду не подают.
— Что за чертовщина? Зачем это им надо?
— Так проще… Они считают, что так проще, — поправилась Истомина и болезненно сморщилась. — Ой, да не в этом дело! Вы понимаете, понимаете… — Что-то мешало ей говорить. — Мы с дедом думаем, что Игнатий замешан в ограблении кассира, — наконец выпалила она. — Это ужасно. Вы не подумайте, что он способен ударить ножом и ограбить. Но он замешан в этом деле. Я чувствую… — Она заплакала, судорожно сцепив тонкие пальцы, не стесняясь ни Корнилова, ни шофера.
Наконец она справилась с собой и только тихонько всхлипывала.
— Мне старший Казаков говорил о своих подозрениях. О том, что внук пришел домой сразу после ограбления, что был очень взволнован… Но ведь этого мало, чтобы подозревать человека. Особенно человека, с которым долго знаком.
— Вот-вот. — Она горестно покивала головой. — Я его очень давно знаю, а таким никогда не видела…
— А вы, Наталья Сергеевна, говорили с Игнатием? Напрямую?
— Говорила. — Голос Истоминой был полон горечи. — Я ему прямо сказала о своих подозрениях. Сами понимаете, что деда здесь нечего впутывать.
— Ну а он?
— Кричал, что это не мое дело, что я мешаю ему жить! Дошел до того, что грозился повеситься, если не перестану приставать. — Она снова всхлипнула. — А потом разревелся, как баба, и просил прощения. «Как тебе в голову могла прийти эта чертовщина!»
— Ну а действительно, как? — не унимался Игорь Васильевич. — Ведь того, что вы мне рассказали, совсем недостаточно… Слишком тяжелое обвинение.
— Это не сейчас началось. Почти год назад. В ноябрьские праздники мы заказали столик в «Бригантине». Несколько преподавателей. Танцевали, веселились. А потом к нашему столику подсел один старый приятель Игнатия. Они когда-то жили в одном доме. Виктор. Я фамилию его не знаю. Игнатий его Виктором называл. Это, наверное, неинтересно?
— Мне все интересно, — сказал Корнилов. — Такая служба.
— Ну вот. Виктор этот уже изрядно пьян был. Обнимались они с Игнатием, целовались. Зазаказывал Виктор еще коньяку, закусок. Всех поил. — Она на минуту задумалась, потом сказала: — Официант его тоже Виктором называл. Платил за все он. А потом потащил нас в бар. Цыган там пел под гитару. Виктора и здесь знали. Не знаю, как он расплачивался, но только когда мы из бара уходили, барменша нас до дверей проводила, а Виктор ее в щеку поцеловал.
Машина свернула с Литейного и притормозила на площадке перед зданием Главного управления внутренних дел.
— Приехали, — прервал Корнилов Наталью Сергеевну. — Сейчас поднимемся ко мне в кабинет и там продолжим. — Он уже понимал, что расплывчатые подозрения по поводу Игнатия Казакова начинали приобретать конкретные очертания.
