Виктор Дан - Хутор Дикий
В доме Марии было уже натоплено и хозяйка сняла куртку. Голубой свитер ей очень шел к лицу. В серых глазах зажглись голубые огоньки отраженного свитером света. Михаил тоже снял верхнюю одежду.
– Мария, я зашел съесть свой бутерброд. Надеюсь, вы не будете возражать. Тем более что мы договорились раньше…
– Какие церемонии! Милости прошу!
– Но сначала задам вам один вопрос, который отбивает у меня аппетит.
– Слушаю ваш вопрос…
– В котором часу вернулся домой ваш друг тогда? Ну, вы понимаете, что я имею в виду ту субботу…
– Вы его подозреваете?!
– Я подозреваю всех. Не обижайтесь, но и вас тоже…
– Невероятно! Ну, не знаю как я, а он на это не способен! Он мой муж, хоть мы и не регистрировались, и я хорошо его знаю.
– Это как раз те способности, которые тщательно скрывают даже от самых близких.
– А меня? Вы это серьезно?! – через шутливый тон прорвалась обида.
– А вы знаете статистику?! Вы знаете, сколько убивают близкие из-за денег, наследства или пустяков, которые не поделили?! Не нужно обид. Я понимаю, что нормальный человек, если бы он убил, по здравому разумению, не пришел бы в прокуратуру, чтобы возбудить новое расследование. Но в том-то и дело, что убийца – человек ненормальный. Вы могли прийти в прокуратуру из-за мнительности, чтобы еще раз получить подтверждение, что вы, или ваш друг, вне подозрения. Вы сами сказали, что пошли слухи об убийстве. В таком случае ваше бездействие было бы подозрительным, значит, вам выгодно, что не было настоящего расследования, и смерть вашей бабушки списали на случайный наезд случайного транспортного средства…
– Невероятно! Это какой-то бред…
– Это очень логичный бред! Ваше алиби я уже попросил проверить.
Мария вскочила и стала нервно ходить по комнате. Лицо стало серым и огоньки в глазах заслонили слезы.
– Успокойтесь! Прошу вас! Я уверен в том, что лично вы невиновны. Понимаю ваше возмущение. Вы потеряли близкого человека, а тут посторонний несет такую ахинею…
– Ну и профессия у вас!
– Мы об этом уже говорили сегодня утром, нас трудно удивить…
– До меня только сейчас дошло.
– Всегда хорошо доходит, когда задевает за живое. Кто-то из великих писателей сказал, что истинное понимание дает не ум, а сердце.
Мария, наконец, села. Ее совершенно убитое лицо могло служить моделью для изображения аллегории печали.
– Давайте перейдем к делу. Если не ошибаюсь, вашего друга зовут Эдуард Музыченко?
– Да. Я вам говорила.
– А отчество вы не знаете?
Неловкая пауза.
– Оказывается, не знаю. Он на другом факультете…
– Его адрес?
– Мой адрес я давала.
– Он у вас прописан?
– Нет. В общежитии…, но я там не была.
– Корпус, комнату знаете? Впрочем, буду в городе и выясню…
– Корпус Б, комната 84…
Михаил достал блокнот, хотя в том не было необходимости – диктофон был включен в тот момент, когда он начал этот разговор.
– Теперь, если хозяйка не возражает, я съем свой бутерброд, – Михаил достал его из кармана куртки.
Там было два бутерброда. Один с салом, другой с омлетом, переложенные тонко нарезанным соленым огурцом. Михаил принялся их есть, стараясь не торопиться.
– Хозяйка обещала напоить чаем, но передумала… – начал Михаил шутливым тоном, когда дожевал бутерброды. На столе стоял разогретый самовар.
– Она колеблется. Может, отправить следователя на тот свет вместе с его подозрениями, – в тон ему ответила Мария. – Вы не боитесь?
– Не боюсь! Такие дела требуют тщательной подготовки, иначе разоблачение неизбежно…
– Тогда милости прошу, чай готов! – Мария взяла с полки чашку с блюдцем и сахарницу. – Вам покрепче?
– Да. Сахара одну ложку… Спасибо!
Было видно, что Марии нравится роль хозяйки. Настроение ее, если судить по лицу, выровнялось. Михаилу не очень хотелось опять говорить с этой девушкой на неприятную для нее тему, но обстоятельства требовали.
– Боюсь еще раз испортить вам настроение, но очень нужно задать еще несколько вопросов…
– Следователь подкрепился и продолжил пытку с новыми силами, – продолжила в шутливом тоне Мария.
– И теперь он не успокоится, пока не выпьет всю кровь… Но шутки в сторону, старайтесь отвечать точно и серьезно.
– Постараюсь…
– Когда Эдуард возвратился домой в ту субботу? Вспоминайте, не торопитесь!
– Что тут вспоминать?! Был ужасный снегопад, я его ждала, волновалась. Очень обрадовалась, когда он, наконец, появился… На следующий день позвонили из милиции…
– Как милиция узнала номер вашего телефона?
– На хуторе его знают. Да разве это сложно?!
– Согласен, несложно. Вы все же не сказали, в котором часу приехал Эдуард.
– После семи часов, точнее не скажу…
– А вы знаете, когда он уехал из хутора?
– Нет.
– Сколько времени вы тратите на дорогу, когда возвращаетесь?
– Часа два, два с половиной… А что?
– Да нет, ничего. Вы спросили его, почему так поздно приехал?
– Не помню. Наверное, как-то объяснил…
– Он вам сказал, что бабушка ждет вас в воскресенье?
– Не сказал. А что? Откуда вы знаете?
– Вы это точно помните?
– Конечно. Я очень жалею, что не поехала в субботу сама. Перед женским праздником было много работы, записалось ко мне на выходные несколько постоянных клиенток, но я бы поехала, если бы знала, что бабушка просила. Но откуда вы знаете?
– Она сказала соседкам, когда была в автолавке. Хотела купить молоко для вас. Ее видели на улице с пустой банкой и Гавриленко подтвердил, что она приходила. Только молоко он ей не продал…
– Банка… банка… Так вот откуда эта банка! – она выскочила в сени и скоро вернулась с двухлитровой стеклянной банкой с пластмассовой крышкой. – Мне вернула ее бабка Прасковья. Она нашла эту банку недалеко от своих ворот, когда растаял снег, и почему-то утверждала, что это бабушкина банка…
– Что было в банке?
– Она была пуста.
– Когда она вернула ее вам?
– Бабушку уже похоронили… Вспомнила! Мы отмечали девять дней.
– Ваш отец был на похоронах?
– Да, и отец, и его жена… Они уехали на следующий день после похорон. На девять дней отец приезжал один…
– А вы знаете, что ваш отец был в ту субботу здесь и встречался с Эдуардом.
– Знаю. Отец сказал, когда мы забирали бабушку из морга.
– Он объяснил причину своего приезда?
– Нет. Возможно, приезжал за картошкой. Бабушка помогала ему овощами.
– Но вы говорили, что у них были плохие отношения?
– Да, плохие. Но когда задерживают зарплату на заводе и дикая инфляция, а у вас семья и малые дети, то обиды можно на время забыть…
– Сколько детей?
– Двое. Один ее, другой мой брат по отцу. Бабушке он внук родной все же…
– Однако почему Эдуард ничего не сказал о встрече с вашим отцом здесь в ту субботу?
– Наверное, нечего было сказать…
– Не думаю!
Мария ничего не ответила. Михаил взглянул на часы. Скоро три часа. Нужно торопиться завершить опрос.
– Вы разобрали бумаги? – спросил он Марию.
– Еще не закончила…
– Постарайтесь успеть до четырех часов. Не позже!
Михаил торопливо оделся и вышел на улицу. За какой-то час с небольшим нужно было посетить три двора, заглянуть еще раз к бабке Елизавете. Возможно, ее сын вернулся домой. Еще оставалась Евгения Цурко… “Прямо скажем, попали вы в цейтнот, гражданин следователь” – пошутил над собой Михаил. Размышлять было некогда, но разрыв во времени между уходом из хутора и приездом домой Эдуарда Музыченко сильно озадачил Михаила. Нужно будет серьезно заняться этим парнем. До сих пор наиболее вероятной кандидатурой в убийцы Михаил считал Гонтаря. Факты были налицо. Уклонение от армейской службы – дело серьезное. Мотив, можно сказать, есть. Есть возможности и сопутствующие условия психологического порядка. В состоянии опьянения становится агрессивным, не может контролировать себя. С Гонтарем он побеседует напоследок. Сначала следует разобраться в его конфликте с Бубырем…
Глава 6. Бубырь И Гонтарь
Бубыpь – ближайший сосед Алевтины. Пожалуй, его дом самый большой на хуторе. Забор выложен из дикого камня, въезд к широким воротам от проезжей части улицы вымощен крупным щебнем. Михаил постучал в ворота. За забором с громким лаем метались две собаки.
– Здравствуй! … Родители дома? – спросил Михаил щуплого невысокого подростка, вышедшего на крыльцо – высота забора позволяла Михаилу видеть часть двора.
Парень кивнул и скрылся в доме. Вскоре в двери показалась полная фигура хозяина. Он был в одной майке и тренировочных брюках. Коротко стриженая голова подчеркивала массивную шею. Роста Бубырь-старший был среднего, но впечатление производил монументальное.
