Дональд Стэнвуд - Седьмой лимузин
— Не знаю. За последние две недели я вообще перестал что бы то ни было понимать.
Эльмер был откровенно расстроен несообразностью всего происходящего.
— Я понимаю, для вас это должно оказаться настоящим шоком. Нет ли у вас какой-нибудь догадки, на что ваш муж мог израсходовать восемьдесят тысяч долларов?
— Нет. — Лицо Джилл задрожало. — Но я знаю, чем это для него кончилось.
Адвокат был слишком многоопытен, чтобы вступать с нею в спор.
— Руководитель местного отделения банка Беркли сообщил мне следующее. Мистер Чезале каждый раз являлся за деньгами сам и брал их наличными. Особо оговаривая, чтобы их выдали ему мелкими банкнотами. Разумеется, руководитель банка начал осторожно расспрашивать его о мотивах подобного поведения, но мистер Чезале резко пресек все расспросы. А настаивать они не имели права. Ведь в подобных выплатах не было ничего противозаконного. — Он постучал пальцем по стопке счетов. — Чертовски неприятная история. Жаль, что не смог по-настоящему помочь вам.
— Знаете ли, мистер Эшер, — задумчиво добавил он. — Мистер Чезале наведывался ко мне на протяжении этих восьми месяцев. Я считаю себя недурным знатоком человеческой натуры, а он не произвел на меня впечатление человека, которому есть что скрывать. Должно быть, плохой из меня знаток.
Откинувшись в кожаном кресле, Эльмер извлек из верхнего ящика стола небольшой конверт.
— Сегодня утром я извлек этот конверт из нашего сейфа. Он предназначается вам. Он просил меня вручить его при оглашении завещания. Вместе с некоторыми личными записями, о которых идет речь в данном документе. Но он особо оговорил, что вам необходимо получить этот конверт.
Я вскрыл конверт. Внутри оказался ключ, на обеих сторонах которого было выгравировано «№ 14387», и клочок бумаги:
№ 14387 ОБЪЕДИНЕНИЕ ШВЕЙЦАРСКИХ БАНКОВ Цюрих, Швейцария Хиршен-Грабен, 670— Джилл? — я подал ей ключ. — Что бы это могло значить?
— Понятия не имею. — Она повертела ключ, рассмотрела его с обеих сторон. — Но, с другой стороны, я была бы последней, кому об этом рассказали бы.
После войны я бывал в Швейцарии уже трижды, но это никогда не давалось мне просто. Все там такое ухоженное, включая даже людей, такое безукоризненное, такое контролируемое, — в Швейцарии кажется, будто ты попал в Диснейленд и этот визит затянулся невыносимо надолго. Проведя всего день в Цюрихе, уже начинаешь следить, не испачкал ли ботинки и не забыл ли почистить ногти.
У здания Консерватории я сел на трамвай, идущий в Сейлар-Грабен, и, повинуясь мятежному порыву, сошел с него и отправился по Хиршен-Грабену пешком в сторону сдвоенной спирали Гросмюнстерского кафедрального собора. Здание объединения швейцарских банков располагалось на левой стороне улицы. Отполированные бронзовые двери отворились, пропуская меня в святилище, где правит Его Священство Швейцарский франк. Его жрецам ровным счетом ничего не известно, а сказать посетителям они ухитряются еще меньше, чем знают.
Я заранее созвонился с банком, так что все прошло без сучка, без задоринки. Деловитая молодая дежурная отвела меня к своему столь же деловитому начальнику.
— Поль Бертран, — представился он, пожимая мне руку холодной ладонью. Кожа у него была ослепительной белизны. Глаза вбирали в себя все, ничего не выдавая взамен. — Добро пожаловать, мистер Эшер, следуйте за мной.
Я понимал, что нечего приставать к нему с расспросами, пока он не провел меня через автоматически отпирающуюся дверь в зал, арендуемых клиентами сейфов. Мсье Бертрану, единственному из двенадцати директоров банка, было известно о том, что сейф № 14387 арендован неким Чезале. И эту тайну он поведал бы только швейцарскому суду, да и то по особому постановлению швейцарских властей.
В центре депозитного зала находился блестящий алюминиевый столик, около него стояла пара кресел. Нельзя было даже догадаться о том, какое количество сокровищ хранится в сейфах депозитного зала. Клады дальних гор и хранилища древних городов. Никому не известные истории и тайны от пола до самого потолка.
— Мистер Эшер, позвольте ваш ключ.
Сличив мой ключ с уже приготовленным заранее, Бертран приставил раздвижную лесенку к дальней стене, взобрался на шесть ступенек, снял маленький сейф и с осторожностью человека, несущего на носилках царя, водрузил его на столик.
С каждой стороны у сейфа имелось по замочной скважине. Вставив в них оба ключа, Бертран одновременно повернул их против часовой стрелки. Затем передал мне ключ, оставив второй у себя.
— Вот и все, мистер Эшер. Я буду снаружи. Когда закончите, нажмите, пожалуйста, на эту кнопку.
— Благодарю вас.
Но он уже вышел из зала.
Судя по внешнему виду, сейф должен был оказаться тяжелым. Я придвинул кресло к столу, стараясь не ломать себе голову над тем, что может оказаться внутри. Если не знаешь, чего ждать, ничто не способно озадачить тебя сюрпризом.
Сейф оказался пуст, если не считать синего бархатного футляра или, возможно, чехла. Распустив на нем шелковый шнурок, я прикоснулся к чему-то металлическому и тяжелому.
Чего же ты ждал, Алан? Ничего, — в этом ты себя уверял постоянно. Но уж этого ты не ожидал никак.
Я поставил серебряную статуэтку на основание. Разумеется, я узнал ее. Впервые я видел такую штуковину в 1950-м. Мы с Лоррен проводили тогда медовый месяц в Ле-Мане, наблюдая за тем, как Элио гонялся на своей любимой Тридцать пятой модели. Достигшие средних лет Питеры Пэны носились с милыми сердцу механическими игрушками куда больше, чем с женами и детьми.
Эту гонку Элио выиграл. И, размахивая трофеем, полый корпус которого был наполнен шампанским, он, с голубой лентой на груди, указал нам на две такие машины, припаркованные у последнего поворота. Два королевских «Бугатти-41». Купе и седан — два величавых бронтозавра из уже исчезнувшей эпохи. Два из шести, существующих на белом свете. Они уже тогда были самыми дорогими автомобильными раритетами на земле.
Шутка, строго говоря, оказалась безвкусной. Мой друг был мертв, а я сидел в швейцарском банке, уставившись на восьмидюймовую статуэтку слона, поднявшегося на задние ноги. О господи, Элио, что за блажь одолела тебя в последние месяцы жизни?
Я вы шел из банка, сел на трамвай и поехал к себе в гостиницу, крепко держа в одной руке бархатный футляр. «Бугатти» различных модификаций, большие и маленькие, мелькали у меня перед мысленным взором, перемахивая, как овцы, через невысокий забор.
Я еще был в Нью-Йорке, когда Джилл поставила меня в известность о том, что ей в этом году не удастся свести концы с концами, если она не выставит на аукцион Тридцать пятую модель, принадлежавшую Элио. Она уже провела соответствующие переговоры с Харрой.
У себя в гостинице я сразу же связался с агентством по продаже авиабилетов. Когда ближайший рейс? Через сколько времени я смогу оказаться в Рино?
Глава третья
21 сентября 1968 г.
Грустный день для нас с Джилл. Мы сидели на откидных стульях в заднем ряду Второго смотрового зала в автомобильном музее Харры. Стулья были расставлены амфитеатром вокруг импровизированного подиума. Проходил аукцион. Двадцать три года прошло с тех пор, как Элио и чета Шабролей вернули к жизни Тридцать пятую модель. А через пару часов ей предстояло перейти в чужие руки.
— Алан, я делаю ошибку?
Я попытался отнестись к этому вопросу с философским спокойствием.
— По-моему, ты делаешь кучу денег.
Джилл одернула свитер. Ее одолевали сомнения.
— И все же я чувствую себя предательницей.
— Ты ни в чем не виновата. Машина и оставлена тебе на черный день. Наверняка так и задумано. На черный день тебе и Теду.
Она искоса посмотрела на два пустых стула, которые мы предусмотрительно заняли.
— Он обещал позвонить, если будет опаздывать. — Она перебила себя, ухмыльнулась. — Ничего не говори, сама понимаю. Веду себя, как наседка.
— А я ничего и не сказал.
— А от тебя и не требовалось. Ну, хорошо, я наседка, и я уселась на слишком большое число яиц. Как раз сегодня мне менее всего хочется встречаться с его подружкой.
— У него, мне кажется, серьезные намерения.
Джилл кивнула.
— По телефону он говорил так, словно собирается объявить о помолвке.
— Вот оно как. Тогда понятно, почему он сюда приезжает. Не похоже, чтобы его слишком интересовали машины.
— Такого он все равно не упустит. «Держать за руку несчастную святую матушку, — Джилл полушутя имитировала ирландский выговор, — в присутствии своей новой подружки»… — Она перебила себя, помолчала. — Как это официально звучит. Словно «другая женщина». Ее зовут Карри Сполдинг, и эта Карри, по словам Теда, без ума от антикварных машин.
