Эва Качиркова - Предсказание прошлого
Лес дохнул на меня холодной сыростью. Под кронами сосен тянулись клочья тумана, придавая возникшей перед глазами вилле вид замка с привидениями. Окраска ее в этом освещении напоминала засохшую кровь.
Мне не хотелось спотыкаться на скользких корнях и продираться через мокрые кусты. Я выбрал дорогу подлиннее, но более удобную и потащился дальше по шоссе, огибая виллу, благо она пустая. Скорее всего, я могу рассчитывать лишь на «теплое приветствие» верного стража дома.
В этом я не ошибся. Стоило приблизиться к забору, раздалось глухое ворчание. Между планками появилась большая голова, а затем туловище собаки, промокшей до последней шерстинки. Теперь было видно, что это очень старое животное, невероятно худое – кожа да кости. Вид у пса был отталкивающий, почти неприличный, словно я смотрел на голого старика. Амиго коротко гавкнул, как мне показалось, охрипшим голосом.
– Замолчи! – сказал я ему. – Мы ведь знакомы.
Над барьерчиком, окаймляющим въезд в гараж, появились плечи мужчины в черном свитере. Он повернулся ко мне, глядя с такой же злобой, как Амиго. Точно так же он смотрел сегодня утром на Пепу Каминека. Это был инженер Дрозд, супруг женщины, которая хотела провести со мной прошлую ночь. Он смотрел на меня так, будто знал об этом. Испачканная маслом рука поигрывала куском резинового шланга. На барьерчике лежала раскрытая сумка с инструментами.
– Добрый вечер, – сказал я.
Он открыл рот, но слова его утонули в злобном собачьем лае. Инженер Дрозд сделал несколько шагов мне навстречу и предстал во всей своей красе. Тяжелая голова почти без шеи сидела на коренастом, свидетельствующем о большой силе туловище. Я был выше его на полюловы. Он, вероятно, был ниже жены и, должно быть, рядом с ней выглядел как шимпанзе рядом с газелью.
– На место, скотина! – рявкнул он на собаку и тем же самым тоном обратился ко мне: – Что вам тут нужно?
– Ничего, – оторопел я. – Случайно шел мимо и…
– Вот и идите своей дорогой! – оборвал он меня. Его голубые глаза были холодны, как брюхо мертвой рыбы. – Только собаку зря дразните. – Он повернулся, собираясь исчезнуть.
– Постойте! – крикнул я. – Мы ведь уже встречались сегодня утром, не припоминаете?
– Нет, – грубо отрезал он.
– Жаль, что вы так торопились, – продолжал я. – Йозеф хотел с вами поговорить.
Сверкнув на меня глазами, он высокомерно изрек:
– В свободное время я служебными делами не занимаюсь. Он напрасно прислал вас ко мне.
Инженер Дрозд разговаривал со мной, как генеральный директор с машинисткой. Но по брошенному в мою сторону проницательному взгляду можно было понять, что он знает, о чем я хочу с ним говорить, и своим нелепым поведением пытается уйти от этого разговора. Опершись о калитку, я вытащил сигареты, которыми одарил меня Лукаш.
– Курите? – приветливо спросил я.
Инженер Дрозд прикинулся усталым и недовольным.
– Вы что, не поняли?…
– Бросьте, пан инженер, – невозмутимо прервал я его. – Небось прекрасно знаете, о чем я хочу поговорить. Думаю, вы хотя бы знаете имя человека, который вчера был тут с вашей супругой, да и сегодня утром тоже слышали мое имя.
На какой-то миг инженер Дрозд окаменел, потом повернулся в мою сторону.
– Зачем ко мне пожаловали? – резко спросил он.
– Я пришел не к вам. Но раз уж мы с вами встретились, по-моему, у нас найдется о чем толковать. Разве нет?
– Нет.
Похоже было, что каждое слово стоит ему огромного труда.
– Бросьте! – Я не спеша закурил. – Я ведь выступаю свидетелем по делу о смерти вашего дяди…
– Дяди моей жены, – перебил инженер Дрозд. – Мне до этого дела нет. Я тут вчера не был, с ним не виделся и вообще едва знал его. У меня с этим ничего общего. Меня все это не интересует.
– Он ведь умер в вашем доме, – все так же спокойно напомнил я. Его строптивая заносчивость уже начинала выводить меня из себя.
– Ну и что? Я ему свой дом не сдавал, – бросил он.
– А кто тогда? Ваша супруга? Без вашего ведома? Ведь и она тоже не знала, что он окажется здесь.
– Это она-то не знала?! – Инженер Дрозд осклабился, как сатир.
Словно чьи-то ледяные пальцы коснулись моего затылка.
– Что вы хотите этим сказать?
Он вплотную придвинулся к калитке.
– Стала бы она таскать сюда мужиков, если б знала, что наткнется тут на своего любимого бесценного дядюшку! А уж если б притащила, то не такое дешевое дерьмо, жалкое ничтожество… – Он едва не плюнул в меня через калитку.
Я отступил на шаг, с изумлением наблюдая, как этот надутый индюк превращается в бешеного дикаря. Мое движение вернуло ему каплю самообладания.
– Вон отсюда! – рявкнул он. – Убирайтесь! Что за наглость сюда являться!
– А вы откуда взяли всю эту чушь, которой сейчас пудрите мне мозги? – насмешливо парировал я. – Театр устроили, да еще халтурный! И, уж во всяком случае, не того зрителя выбрали. Кого вы хотите уверить, что я сплю с вашей женой? Меня самого?
Он оскалился, как пес, и прорычал:
– Бегала к вам нынешней ночью! Сама мне сказала!
– А не сказала, зачем ко мне приходила? Почему вы скрываете свое решение продать виллу? Почему вас обоих не устраивает, если я скажу поручику Павровскому, что приезжал сюда оценить ее стоимость?
Он вышел за калитку и встал передо мной.
– Сделай такую милость, поди и скажи ему об этом, ты, сволочь! Как же, поверит он тебе! Инженер-строитель пригласил для оценки своей виллы какого-то малограмотного недоучку!
– Вот это вы очень верно заметили, – согласился я. – Поручик этому не поверит и постарается выяснить причину, по которой ваша жена позвала меня сюда. Иначе пани Дроздова не пыталась бы пустить в ход свои чары, чтобы я подтвердил поручику ту липовую версию, в которой она ему призналась. Этот номер у нее не вышел, так теперь вы силой хотите…
Не следовало мне этого говорить. Последнее слово послужило для него как бы толчком, которого он ждал.
Я повернулся, чтобы уйти, забыв, что в руках у него резиновый шланг. Им-то он и ударил меня по шее. Я покачнулся, нога моя поскользнулась на мокрой траве. Не успел я обрести равновесие, как он обрушил на меня град ударов. Бил куда попало, но все удары попадали в цель. Я поднял руки, чтобы закрыть лицо, он пинком сбил меня с ног. Когда я падал, он ударил меня кулаком в живот. Мой позвоночник пронзила ослепляющая боль. Последняя мысль была о гипсе, от которого я освободился всего каких-то восемь месяцев назад…
«Вставайте, лежебока, – послышался высокий голос. – Ну, долго я буду ждать? Сколько можно валяться? Все у вас в порядке. И не пытайтесь меня уверять, что вам больно. Ну и размазня! И как вам только не стыдно!» Сестра Лидия говорила быстро, насмешливо, все повышая и повышая голос, как всегда, когда злилась. Ее легко было рассердить. Восемнадцатилетней девушкой она прошла фронт и сейчас, после пятидесяти, считала всех пациентов стршешовицкой ортопедической клиники изнеженными бездельниками.
«Вы меня слышите? Не притворяйтесь, что спите! Откройте глаза!» Твердые холодные пальцы постучали по моему лбу. Голос звучал и звучал, пока не перешел в неразличимый писк. Мне не оставалось ничего другого, как повиноваться.
Сестры Лидии я не увидел. Лежал я не на чистой и сухой больничной постели, а на мокрой хвое. На мою голову размеренно капала вода с ветвей, а в кроне дерева быстро и пронзительно пищала какая-то птица. Я самым постыдным образом затосковал по маленькой фурии в халате медсестры. Но она была далеко. Я лежал в лесу один, и не было здесь никого, кто заставил бы меня встать. Пришлось приказать себе это самому. Я пошевелился и застонал. Пичуга на дереве умолкла. Стояла полная тишина. Меня обуял панический страх.
Опершись на руки, я попытался сесть. Земля была мягкая и упругая. А мои руки слабые и хрупкие, как водянистые стебли. Тяжесть, которую мне нужно было преодолеть, наверное, равнялась давлению на морской глубине в восемь тысяч метров. А я был огромным осьминогом, и щупальца мои утратили всякую силу. Я шарил по опавшей хвое, пытаясь найти какой-нибудь выступ, чтобы опереться и поднять то, что еще осталось целым от моего тела. Этим остатком была одна голова, огромная, распухшая и невероятно тяжелая. Ладонями, на которые налипли острые иголки, я наконец нашарил какой-то скользкий корень. И начал подтягиваться вдоль него, пока не удалось опереться о шершавый ствол дерева. В этот момент у меня ожили спина и живот. Хоть хребет и перебит, зато в животе торкается вверх и вниз непокоренный желудок, я все же не моллюск. Я homo sapiens, мужского пола. А вернее, глупая баба.
Иначе разве стал бы я затевать светскую беседу с паном инженером Дроздом, вооруженным резиновым шлангом? И не стоял бы как осел, когда он лупил меня этой кишкой, а сопротивлялся или по крайней мере убежал. Бог знает, с чего я взял, что мы будем вести поединок как цивилизованные люди, обмениваясь взаимными ухмылками и колкостями. В конце концов, мне еще повезло. Он мог спустить на меня собаку.
