Оксана Обухова - Немного страха в холодной воде
— Я Глафире так и сказал давеча — Гаврош к тебе не кур давить лазает, а на свидание к брату пробирается. Скучно же… — Удивленно посмотрел на верхушку дома за забором. — Странно, трубку не берет… Глафира!!! Баба Глаша!!! Это я — почтальон Печкин!!
Тезка орбитального корабля грудью ударил в забор, тот покачнулся, и «почтальон Печкин» испуганно отпрыгнул за канаву:
— Вот я тебе! Попросишь у меня еще косточек!! Глафира, открывай, а то нас загрызут!!
Бурану уже вторили остальные деревенские собаки, с той стороны улицы недовольно цыкнула появившаяся за калиткой старуха Стечкина:
— Тихо! Чего орете?! У меня Ольга спать укладывается!
Фельдмаршал конфузливо приподнял кепочку над лысиной:
— Прощенья просим, Серафима Яковлевна… — И обернулся к бабе Наде: — Наверное, в сельмаг потопала, в Красное Знамя…
— В такую-то жару? — удивилась Надежда Прохоровна.
— Действительно… Куда же она делась? — пробормотал задумчиво и предложил почтовик: — Пойдемте-ка к Сычам, Надежда Прохоровна. Я утром видел, баба Глаша к ним пробегала…
Крепкие, обитые железом ворота отставного прапорщика Тараса Сыча также оказались заперты. Сергей Карпович нажал на пумпочку звонка, на всякий случай ударил пяткой в ворота…
С обратной стороны заскрежетал засов, и почти одновременно с противным тягучим звуком раздался не менее противный женский вопль:
— Матвейка! А ну, отойди от ворот! — Скрипение моментально закончилось.
— Татьяна Валерьевна, это я — Суворов! — оповестил хозяйку Фельдмаршал. — Откройте!
Засов, отодвигаемый уверенной женской рукой, взвизгнул испуганно и кратко, дверь приоткрылась — в щели нарисовалось совсем не гостеприимное краснощекое лицо пожилой тетки в синем сарафане. За подолом сарафана прятался мальчишка лет пяти с перепачканной мордашкой.
— Чего тебе? — сурово поинтересовалась супруга отставного прапорщика, которую в деревне называли старшей Сычихой. (Дочка ее прозывалась Сычиха младшая, свекровь соответственно — Сычиха старая.)
— Дак вот, — разулыбался почтовик, — шел мимо с Надеждой Прохоровной, дай, думаю, зайду, познакомлю московскую гостью с соседями…
Против истины Фельдмаршал почти не погрешил: шли действительно мимо, и познакомиться Надежда Прохоровна собиралась.
Тяжелая дверь распахнулась во всю ширь, хотя гостеприимства на лице Татьяны Валерьевны совсем не добавилось.
— Входите, — сказала она хмуро и отодвинула в сторону заинтересованно задравшего голову вверх внучка.
— Что-то вы запираетесь, — полувопросительно проговорил Сергей Карпович, проникая во двор.
— Мальчишки наказаны. Не пускаем на улицу, — недружелюбно проворчала Сычиха. В небольшой песочнице, расположенной в тени от дома, играл второй хозяйский внук — Виталик, четырех лет, — самозабвенно откручивающий у самосвала последнее колесо. — Не балуй, Виталька, — походя, но строго приказала бабушка. Баловник и ухом не повел, выдернул колесо с оси и взялся за отламывание дверцы. (На лице малолетнего проказника читалось выражение — раз вы нас на улицу не выпускаете, так получите…)
Дом прапорщик отстроил замечательный: с приличной высоты нулевым этажом из камня — для гаража и механической мастерской, с двумя деревянными этажами — второй, мансардный, под пологой крышей, с высоким, основательным крыльцом из мореного дерева под длинным навесом…
Сейчас на этом крыльце, согнув ногу и показывая разбитую серую пятку, стояла могучая молодуха с округлым, обтянутым платьем животом и грызла внушительного размера магазинное яблоко. Густые рыжеватые волосы младшая Сычиха связала на затылке в растрепанную дулю, на гостей взирала сверху вниз, смешно морща конопатый нос при каждом проникновении зубов в твердокаменный бок заграничного яблока.
— Вот, — повел рукой Суворов, — прошу любить и жаловать — Надежда Прохоровна. А это Татьяна Валерьевна и Марина Тарасовна.
Молодуха проглотила кусок яблока и кивнула, Татьяна Валерьевна продолжила хмуро разглядывать столичную визитершу.
Сергей Карпович почувствовал себя неловко. Покосился на Надежду Прохоровну… Та откровенных комментариев лицом не делала, но внутренне недоумевала — обмельчала российская деревня, что ли? Раньше, в какой дом ни зайди, везде редкому гостю рюмочку предложить норовят, припасы на стол мечут, разговором радуют, от чая и вовсе не отвертеться — обидишь! Ходишь потом по деревне, как полный самовар, в животе булькает.
Нынешние сельчане смотрят так, словно к ним продразверстка заглянула. За последним тюком соломы: не отдашь — раскулачат!
Пауза становилась совсем уже неловкой. Фельдмаршал поднял брови вверх, сказал смущенно:
— Та-а-ак… А сам-то где?
— В поле, — лаконично ответила старшая Сычиха, подумала и добавила: — Мама Галя в огороде.
— А Дениска, значит, на работе? — продолжил «беседу» пенсионер Суворов.
— Естес-с-ственно, — нечленораздельно прошепелявила Маринка.
— А Надежда Прохоровна у нас столичная знаменитость, — не терял надежды почтовик, — про нее в газетах…
— Знаем, — оборвала гостя старшая Сычиха. — Вчера Пантелеевна забегала — хвасталась…
— Ах вот как… — вконец смутился Фельдмаршал. «Разговор» категорически не складывался. Паузы висели по двору пыльной паутиной. — Мы в общем-то вот зачем заглянули… Не знаете, где баба Глаша?
— А чего она тебе сдалась? — прищурилась Татьяна Валерьевна.
— У меня к ней несколько вопросов есть, — вступила «столичная знаменитость», пока Фельдмаршал не выдал военную тайну относительно фиолетовой юбки. В принципе, Надежда Прохоровна могла бы отделаться незначительной фразой «поздороваться хотели», но больно уж нескладно развивалось знакомство, больно странно вели себя новорусские фермеры…
Мать задрала голову, адресовав дочери тягучий многозначительный взгляд, и та, сбросив с губы прилипшее яблочное семечко, ответила:
— Отец утром в город свез. Зуб у бабы Глаши разболелся. Племянник потом ее назад привезет. — Подняла глаза к небу. — Может быть, сегодня. Может быть, завтра. Мы Бурана и кур покормим.
Пока двор продолжил зарастать пыльной недружелюбностью, младшая Сычиха догрызла яблоко, трудолюбивый внук выломал из самосвала дверцу и прищемил в старании палец — бабка Таня бросилась его утешать…
— Ну, мы пойдем? — сконфуженно предположил Суворов.
— Дядя Сережа, а конфетку дашь? — пропищал у его ноги старший внучок Сычей. Просительно раскрыл голубые глазенки…
— А? — Карпыч растерянно ударил себя по нагрудному карману, извлек из него пару ярких карамелек в прозрачных обертках и протянул мальчонке: — Угости Виталика, — пробормотал рассеянно, погладил мальца по русой голове и посмотрел на бабушку Губкину такими по-детски обиженными глазами, что у той сердце от расстройства зашлось!
Если так пойдет, скоро как в загранице соседей через забор по мобильникам предупреждать будем: «Через минуту зайду за спичками, Матрена»!
Надежда Прохоровна повернулась к обществу спиной и проговорила почти не ядовито:
— Всего хорошего.
— И вам не хворать! — захлопывая дверь за спиной Суворова, «любезно» вторила старшая Сычиха.
Отойдя от ворот на несколько метров, Фельдмаршал высоко вздернул плечи и раскинул ладони:
— Ничего не понимаю… Что с Сычами? Какие-то озлобленные…
— Не бери в голову, Карпыч, — расстроенно буркнула Надежда Прохоровна, которую на самом деле негостеприимный настрой односельчан золовки задел за живое. — Пусть их.
Суворов понуро зашагал к Матрениному дому, недоуменно вертя круглой головой в белой кепочке:
— Ничего не понимаю… Вчера в гости не пришли… Сегодня двери на запоре… Что происходит?..
— А то, — проворчала баба Надя. — Убийство на деревне, тут станешь подозрительным и двери запирать начнешь — нечего в эдакое время детям на улице делать.
— Надежда Прохоровна, я вас умоляю! — притормозил шаг Фельдмаршал. — Чтобы старший Сыч на бесплатное угощение не явился?! Не было такого! Только свистни — вся семья в сборе за столом сидит, ложки наготове держит. Сыч — товарищ экономный, никогда на дармовщинку поужинать не откажется!
Надежда Прохоровна повернулась всем телом к остановившемуся почтовику, пристально на него поглядела:
— А скажи-ка, Карпыч… Дениска с Федькой когда на рыбалку ходил — на вечерней зорьке после работы в пятницу, или уже на утреннюю, в субботу, вставал?..
Сергей Карпович разинул рот, собираясь ответить по существу вопроса, потом догадался, к чему сей вопрос задан, и ошарашенно захлопнул рот на несколько секунд:
— Вы думаете… — указательный палец почтовика метнулся за спину, указывая на дом убиенного Мухина, — вы думаете… тот отпечаток сапога на плексигласе… Денискин?!
