Доминик Сильвен - Дочь самурая
— Да, но все-таки…
— Не давай волю воображению, — заявила Лола, пытаясь найти мешок для мусора. — Так начинается анархия.
Она убрала с глаз долой кое-какие оскверненные продукты и обеспечила спасение пива, а затем занялась раздавленными корнишонами и разбитой банкой.
— К чему такой здоровый и к тому же ярко-розовый холодильник девушке, которая никогда не готовит? О непроницаемая тайна человеческого бытия, чего только не кроется в твоих укромных закоулках!
— А это кто сказал?
— Лола Жост. Тебе давно пора стряхнуть с себя любовное уныние, на тебя это совсем не похоже.
«А тебе пора бы выйти из твоей неврастенической спячки», — подумала Ингрид, глядя, как ее дородная подруга пьет из горлышка, в полном согласии с американо-мексиканскими нравами дома. Еще немного — и она бросилась бы в ее объятия и рассказала, какое счастье вновь обрести ее целой и невредимой. Но в любых обстоятельствах нужно уметь держать себя в руках.
— Сегодня же вечером сменят замок, — решительно заявила Ингрид.
— Тебе удалось договориться со слесарем в такое позднее время? Браво.
— Слесарша Надин — моя приятельница. Я делаю ей «шиацу» дважды в неделю.
— «Слесарша» — хорошо придумано, особенно с твоим заатлантическим акцентом.
— Сразу не догадаешься, в каких случаях вы, французы, образуете женский род, а в каких нет. Вот я и импровизирую.
— Смотри, а вот и Бартельми строит рожи за окном. Давай утолим его жажду знаний. Имеет же он право знать, что какой-то придурок положил руку в твой холодильник.
Бывший заместитель Лолы обливался потом. Он пояснил, что только что судил схватку «Морис Бонен против Садового Гнома»; оба они вступили в незабываемую словесную битву. За явным преимуществом верх одержал бывший актер — он оказался в ударе и в голосе. Прежде чем ехать на Пассаж-дю-Дезир, нужно было остановить бой. А что случилось с Ингрид?
— Какой-то идиот подбросил ей руку в холодильник. Быстро отправь вот это в лабораторию. Надо снять отпечатки пальцев и проверить их по картотеке. Вдруг попадем в яблочко. Главное — держать все в тайне. Ингрид не хочет идти на улицу Луи-Блан, чтобы подать жалобу и оказаться нос к носу с Гномом.
— Но если покойника в картотеке не окажется, мы так и так останемся с носом, — заметил Бартельми, надевая резиновые перчатки.
— Верно, но яблочко может закатиться далеко, а вдруг попадем? — возразила Лола.
Бартельми положил руку в пакет и предложил отвезти ее в лабораторию Святого Фелиция.
— А я думала, это больница, — удивилась Ингрид.
— Полиция располагает своими лабораториями, но равным образом обслуживается лабораториями социальных служб, — пояснила Лола. — И в Святом Фелиции легче незаметно провести исследование, чем в Институте судебной медицины.
Ингрид открыла дверь слесарше Надин, которая выразила сочувствие, узнав, что какой-то псих забрался в кабинет к ее любимой массажистке, чтобы оставить столь зловещее приношение. И уже взявшись за работу, она выдвинула свою гипотезу:
— А может, это кто-то из твоих знакомых, у кого есть дубликат ключей от кабинета, Ингрид?
— Я уже думала об этом. Я часто оставляю их в дверях, когда принимаю клиентов. Кто угодно мог их взять, сделать поблизости дубликат и незаметно вернуть на место.
Надин быстро вынула замок. Посетовала, что приходится менять такой превосходный замок, к тому же в отличном состоянии, и стала врезать новый. Ингрид наблюдала, как она работает.
— Только подумать! Преподнести отрезанную руку массажистке! Это грех. Оскорбили твое орудие труда.
«Да, а я об этом и не подумала, — Ингрид посмотрела на свои руки. — Оскорбили мое орудие труда. Или угрожают мне его отрезать». Она быстро скрестила руки и спрятала ладони под мышками.
9
Ингрид продолжала изучать технику Надин, а та насвистывала песенку дуэта «Рита Мицуко». Ингрид предложила ей пива, та охотно согласилась. Когда она вернулась с бутылкой мексиканского пива, предварительно помыв ее средством для мытья посуды и ополоснув под краном, то обнаружила рядом со слесаршей Диего Карли с огромным букетом гладиолусов в руках.
— Хотел извиниться за то, что втянул тебя в эту историю.
Ингрид растерялась. Надин оторвалась от замка, взяла пиво из рук американки и протянула его Диего, предлагая обмен. Ингрид приняла цветы.
— Они тебе к лицу, — заметил Диего. — Ты похожа на гладиолус.
— Наша Ингрид — красивый длинный стебель, — добавила Надин.
— Сломался замок? — спросил он.
— Какой-то дурак положил в ее холодильник руку, — пояснила слесарша, прежде чем Ингрид успела среагировать. — Меняем ключи.
— Ты вызвала полицию?
— Если можно так сказать, — ответила Ингрид.
— То есть?
— Ладно, заходи.
Он не заставил просить себя дважды, но смутился, увидев Бартельми. Ингрид объяснила, что лейтенант тут находится только в качестве бывшего заместителя Лолы Жост, той, которая оставила свой пост, уступив его несравненному Груссе.
— Мы с ней не можем подать жалобу в полицию. Жан-Паскаль Груссе, он же Садовый Гном, не слишком-то нас жалует.
Лола и Бартельми не обратили внимания на приход испанца. Ингрид уловила слово «папуасы» и гадала, с чего вдруг речь зашла об антиподах. Она поставила цветы в вазу и прислонила ее к холодильнику, принесла лепешки тако и предложила их Диего.
— У тебя не найдется чего-нибудь из «Риты Мицуко»? Захотелось послушать после пения Надин.
— Может статься, — ответила она, перебирая свой запас компакт-дисков.
Вскоре голос Катрин Рингер наполнил кабинет.
— Мне нравится твой интерьер, Ингрид. Обстановка вполне психоделическая. Кажется, что сошел с машины времени. Раз — и вернулся на тридцать лет назад!
За трелями Рингер Ингрид расслышала голоса Максима и Хадиджи Дюшан. Она подошла поближе. Чета Дюшанов обеспокоилась, увидев, как Надин меняет замок, но та им уже объяснила, в чем дело.
— Рука в холодильнике! — воскликнула Хадиджа. — И ты не паникуешь, сохраняешь самообладание. Молодец, Ингрид. Никогда не надо позволять придуркам выводить себя из равновесия.
Американка не стала спорить. Она слишком устала от попыток самостоятельно вести расследование и слишком рада была тому, что Лола снова с ней.
— Ты уверена, что все в порядке? — с тревогой спросил Максим.
— Ну да, пойдем пить мексиканское пиво.
Поздоровавшись с Диего Карли, Дюшаны присоединились к Лоле и Бартельми. Ингрид спросила у Карли, какое чудо свело его с четой Дюшан, но он отделался очередной обольстительной улыбкой. Сбитая с толку поведением идальго, она вернулась к Надин, которая, казалось, о чем-то шепталась с замком, и увидела доктора Антуана Леже, совершающего ночную прогулку в обществе Зигмунда. Она предложила ему войти вместе с далматинцем и выпить пива, прежде чем самой присесть на розовое канапе напротив Диего Карли.
— Под это можно танцевать, — заметил он.
— What?
— Под песни «Риты Мицуко» можно танцевать.
Он протянул ей руку. Она встала, оказалась в его объятиях и обнаружила, что они одного роста.
— Ты не находишь странным, что мне хочется танцевать, хотя Алис только что умерла?
— «Странно» — подходящее слово.
— Обещаю, мы будем танцевать не больше пяти минут. Чтобы забыть этот кошмарный день. Хоть какое-то утешение, если снова на нас свалится беда.
— Откуда ты узнал мой адрес?
— Я пошел в «Красавицы» навестить Хадиджу. Ее муж считает тебя лучшей массажисткой пригорода Сен-Дени. И ты хорошо танцуешь.
— Я танцую редко.
— Ингрид, я хочу, чтобы ты кое-что знала.
— Слушаю.
— Я сказал, что она была loca. Я преувеличил, и ты, должно быть, считаешь меня последним подлецом. Алис не была чокнутой, она была… сломлена. Есть люди, которые кажутся сильными, окружающие думают, что они все снесут, но это ошибка. Алис звала меня на помощь, а я не услышал. Это несправедливо.
— Что несправедливо?
— Людям, которые больше всех нуждаются в любви, ее достается меньше всего. Их жадность пугает. А ведь иной раз все зависит от сущего пустяка. Почему мы женимся на одной женщине, а не на другой?
— ПРОШУ ВАС, НЕ СТЕСНЯЙТЕСЬ! — раздался разъяренный голос, и Ингрид почувствовала, как ее схватили за руку.
— Бенжамен!
— Я схожу с ума от беспокойства, — Надин рассказала мне о руке, — а ты танцуешь с этим типом! ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ НАДО МНОЙ!
— Я танцую с кем и когда хочу!
От Бена так разило спиртным, а точнее джином.
— Это твой жених? — спокойно поинтересовался Диего.
— Конечно, нет! Отпусти, Бенжамен! Мне больно!
— Слышишь, Бенжамен? Сейчас же отпусти ее.
— А хочешь я заеду тебе по твоей испанской роже?
— Нет, я хочу, чтобы ты успокоился.
