Людмила Бояджиева - Золотая рыбка
Полина назвала свою фамилию, брюнетка приветливо кивнула и предложила: «Присядьте». Затем соединилась с шефом по внутренней связи и, грациозно поднявшись, распахнула перед посетительницей тяжелую дверь, очевидно, изготовленную в Финляндии из ценных пород дерева. И снова ободряюще кивнула, словно они все разыгрывали заранее отрепетированную сцену: она, Полина и молодой мужчина, сидящий в шикарном кабинете по образцу офисов миллионеров из американским телесериалов.
Сам он, несмотря на абсолютно фирменный прикид и оформление, смотрелся человеком исконно российским. Осмысливая свое впечатление после беседы, Полина поняла, почему сразу прозвала сидящего за столом мужчину «Добрыня Никитич». Ни курносости, ни богатырской бородки, ни русых есенинских кудрей у него не было. Напротив, в коротко подстриженных темных волосах более чем отчетливо обозначилась идущая ото лба залысина, а мягкое, круглое лицо с чистой кожей было чисто выбрито.
— Глеб Борисович, — представился он, поднимаясь навстречу Рите.
Она протянула руку:
— Полина Андреевна. — И сообразила, что Глеб Борисович всего лет на десять старше её, но человек весьма деловой и очень опытный.
В его глазах едва заметно плясала веселая искорка. Словно они с Полиной ходили в один детский сад, а теперь дурачатся, называя друг друга по имени-отчеству. Все это совершенно не соответствовало уже приобретенному Ласточкиной опыту устройства на работу. Оттенок легкого превосходства и мучительной скуки в глазах работодателей Полина научилась различать быстро. У Глеба Борисовича преобладали симпатия и выражение заинтересованности. Однако разговаривал он с ней долго и въедливо. Девушка в красном принесла кофе и оказалась Аллочкой. На подносе стояли три чашки. Алла присела к кофейному столику.
— Ну, что, Алла Ларионовна, закрываем конкурс? Мне показалось, что госпожа Ласточкина сумеет заменить тебя на время отпуска.
— Отпуска?! — Полина не смогла скрыть разочарования. Речь шла о временной работе.
— Довольно солидного, как я понимаю. — Шеф с укоризной глянул на секретаршу. — Завтра же оформляй документы и введи Полину Андреевну в курс дела. Условия мы обговорили.
Полине показалось, что спектакль продолжается, и она даже может предсказать следующую реплику.
— Дождь не на шутку, — сказал шеф, глянув в окно. — У меня визит в «Балчуг». Можешь быть свободна, Аллочка. — Глеб Борисович поднялся. — Так, значит, до завтра? — О Он посмотрел на Полину. — Если меня не будет, Алла во всех бумажных нюансах с оформлением на должность разберется сама. Приступайте к своим обязанностям.
У лифта новую сотрудницу догнала Алла:
— Ты на колесах? Я в Центр. Подвезти?
Полина уже после сообразила, что не отличалась в тот вечер красноречием, словно из её роли вычеркнули весь текст.
Она кивнула, глянув на сногсшибательную кожаную куртку Аллы — тоже красную, и сразу видно, что не с распродажи. В автомобиле секретарши и вовсе пахло роскошью — новенькая иномарка со всеми прибамбасами.
— Тачка мужа. Он сейчас в командировке, — объяснила Алла. — Мой «жигуленок» в ремонте. Какая-то сволочь весь левый бок свезла.
Обаятельная секретарша протянула Рите сигареты. Та отрицательно мотнула головой и с трудом выдавила:
— Мне к метро. К любому, что ближе.
— «Профсоюзная» подойдет?
— Мне на «Комсомольскую». К трем вокзалам, — пояснила Полина.
— Тогда лучше я на Вернадского сверну. Чего тебе по пересадкам в самый «пик» мотаться. И обувь у тебя не для дождя.
— С утра было сухо. А днем моросило чуть-чуть. Ой… — Полина отпрянула от окна — прямо под колеса ринулся какой-то мужчина.
Машина только тронулась у перекрестка, а он так ладонями по стеклу и проехался, будто остановить хотел. Алла ударила по тормозам, выскочила. Полина видела, как она бросилась к пьяному дебилу, но, вместо того, чтобы нанести ему физическое увечье в виде пощечины, распахнула объятия. Мужчина оказался не совсем пьяным, но очень веселым и, как выяснилось, давним знакомым Аллы. Многозначительно подмигнув Полине, Алла усадила его на заднее сидение.
— Не возражаешь, если мы Вовочку на Вишняковскую подбросим? — И познакомила, — Полина, Владимир. Попутчики по жизни Аллы Ларионовны Писецкой. Бывший и будущая.
Владимир затараторил, рассказывая о каких-то общих знакомых, о своем сыне и ремонте в квартире тещи, которую тот поджег. Полина слушала краем уха, Алла периодически отпускала через плечо дежурную реплику «Да что ты…» впопад и не впопад. Но Володя оказался на редкость нечутким собеседником, продолжая гнуть свое, несмотря на пренебрежение спутниц. Наконец, Алла затормозила:
— Этот гастроном? Вот видишь, у меня память, как у девочки. Там налево, за стеной, был винный отдел. А в нем «Киндзмараули» по рубль восемьдесят пять… Эх, есть что вспомнить… Ну ладно, Вовик, передавай привет нашим, кого увидишь. Звони.
Володя взялся за ручку, приоткрыл дверцу, но остановился, задумался…
— Слушай, плюнь ты на эту Мексику. Отдохни в Москве. Не ложится путь.
Алла вдруг бурно расхохоталась и пояснила Полине:
— Вовик у нас ясновидящий. От него без советов не отделаешься… Значит, мне с мужем в Мексику не лететь?
— Ни с мужем, ни с кем другим. — Он скривился. — Эх, Аллка, зря ты многое в этой жизни игнорируешь… Вот вы, девушка… — Обратился он к Полине, сидевшей впереди, — в чтение мыслей на расстоянии верите?
Полина пожала плечами, ей, во всяком случае, не удавалось прочесть даже мысли любимого человека, который посапывал рядом, на одной софе.
— А вы кулачки сожмите. Сожмите покрепче, мысль короткую загадайте и ко мне повернитесь. И ты, Алла, сделай, пожалуйста, то же самое, не повредит.
— Ну… — Развернувшись, она в упор уставилась на Вову миндалевидными черными глазами. — В эту игру мы уже играли — кто кого переглядит… Если помнишь, я не моргнула ни разу. А сейчас точно скажу… Тебе, Вовка, пи-пи пора. Пивка перехватил и теперь о санузле своем совмещенном мечтаешь.
— Цинизм прекрасной даме не идет. Ты нежная. А вы — строгая, — без выражения, скороговоркой произнес Вова, обратившись к Полине. Он явно сосредотачивался. — Задумайте что-нибудь. Повторяйте мысленно. — Вова улыбнулся. Лицо у него оказалось совсем не молодое и почему-то трезвое. Полина смотрела прямо в переносицу крупного мясистого носа, на которой поблескивала серебряная дужка очков, и повторяла про себя первое, что пришло на ум, вернее, что крутилось в голове с утра.
— Алла в своем репертуаре. А с вами сложнее. Можно? — Вова сомкнул пальцы на Полинином запястье и закрыл глаза. Лицо его вдруг просветлело. Ну конечно! Я так и думал — Омар Хайям:
Никому не могу свою тайну открыть.
И ни с кем не могу я о ней говорить.
Я в таком состояньи, что суть моей тайны
Никогда никому не могу разъяснить,
прочел он нараспев. — Я уловил только первую строчку, остальное знал. Кстати, вы поняли, о чем это? Мне, вроде, иногда понятно. А иногда — нет… Ну, счастливо, милые дамы.
Он вышел, помахав женщинам.
— Эй, сэр Нострадамус, а мне подарите стишок? Я предпочитаю Сергея Михалкова. — Открыла окно Алла.
— Вот бы и предпочитала. А ты жадничаешь, хотя все уже, что хочешь, по карманам рассовано. — Мерси, мон шер.
— О чем это он? — спросила Полина, когда они, снова влились в поток автомобилей. — Похоже, очень против Мексики настроен.
— Да не лечу я ни в какую Мексику! Шефу соврала, чтобы месяц на даче отсидеться. Дела есть, личные.
— А… Значит, Владимир тоже у вас на фирме работает?
— Никогда. Мы в одной конторе после института вместе пахали. Вовку все жалели, — сразу видно, шизанутый. Но по началу хоть вундеркиндом был биномы Ньютона с трех лет доказывал или что-то там ещё грандиозное. А потом НИИ заурядный. Настроения какие-то эзотерические. Крыша, полагаю, на гормональной почве поехала… С женщинами у него была напряженка. Где-то с трудом Жаннку раздобыл. Такую-же подвинутую, естественно, — сын весь в родителей. Таким людям рожать нельзя.
— Откуда же он про Мексику узнал? — допытывалась Полина, скрывая охватившее её волнение.
— Да ничего он не узнал. Наобум ляпнул. У него словесный понос. Из тысячи слов какое-то в яблочко и попадет. Я загадала: хочу быть счастливой и богатой. Любая барышня то же самое в уме держит. Вот он про жадность и ляпнул, на всякий случай. А на тебя глянул, видит — смурная. У шизиков чутье исключительное. Ну и сразу — смутные пророчества. У всякого задумчивого человека, даже если он курс валюты в башке прокручивает, какая-нибудь философская идейка на периферии отсвечивает. Они на это рассчитывают, «парапсихологи».
— Наверно, ты права… Мы на ты?
— Естественно. Мы ведь теперь с тобой «един в двух лицах». Завтра подтягивайся к девяти, я тебя живо на службу оформлю и всем премудростям обучу. А если поладим, ты, Инка, не дрейфь, место в нашем «Атланте» для способного человека отыщется. Считай, началась пруха. Ведь, небось, к нам не к первым пришла работу искать? Уже и в людях и в своей везухе разочаровалась.
