Марина Серова - Дожить до завтра
Щукина мне предоставили, но начальника штаба на этот раз со мной не было, и начальник караула настоял на присутствии при разговоре вооруженного автоматом выводного. Я махнула рукой и согласилась.
— Слышь, Саш, ну ты меня и подвел! — расстроенно начала я разговор.
Щукин опешил и начал судорожно вспоминать, что он сделал не так. Но опомниться я ему не давала.
— Я как сказала, что вы четыре гранаты продали за два ящика водки, так меня засмеяли!
Щукин заметался: нечаянная ложь выходила боком.
— Следователь сразу сказал: это они вместе с Хрущевым автоматы продали.
— Какие автоматы? — испугался ефрейтор.
— Четыре ящика. Десять лет «строгого». Хорошо, Скачков сказал, что к тебе братишка приезжал — денег привез… Мол, их и пропивали. — Я рассмеялась и тут же, без перехода: — Это правда? Именно эти деньги пропивали — не автоматы?
— Ага! — панически ухватился за спасительный выход Щукин. — Про автоматы я не знаю!
— А следователь сказал, вы их уже неделю пропиваете…
— Какую неделю?! — возмутился Щукин. — Он ко мне четыре дня назад приезжал. Я же тогда и Бычка отметелил! Хоть у кого спросите!
— А следователь говорит, у тебя братьев нет.
— Ну, он это… муж сестры.
— Он может это подтвердить? Где его найти?
Щукин как споткнулся. До него только сейчас дошло, что все это — ловушка.
— Не-е… — он опустил глаза. — Я в это дело никого втягивать не буду…
Я усмехнулась, и Щукин недобро посмотрел на меня. Но я просто подумала, что между тем, что сделала только что со Щукиным я, и тем, что делал вчера капитан милиции со мной, не было никакой разницы.
Я внимательно присмотрелась к ходу следствия. Я видела, что пока мне здесь делать нечего: работа кипит, а для получения сколько-нибудь ценных данных теперь понадобится время — будь то дополнительные сведения от арестованных или отчет о ревизии склада. Можно было возвращаться в Тарасов. Но Гром не появлялся, и я не знала, имею ли право покидать Воскресенск. Приходилось ждать.
События следующего дня только добавили масла в огонь.
Во-первых, Зимин был выпущен на свободу «в обмен» на подписку о невыезде, которая в целости и сохранности лежит в анналах Воскресенской прокураторы. Ведется служебное расследование.
Во-вторых, объявился старшина Хрущев. «Деды» его, естественно, «не нашли», но на утреннем построении он был, и с большого «бодуна» — теперь дает показания. Пока — ничего интересного: старшина признал, что ящики из склада в склад перетаскивал по приказанию Зимина, и неоднократно, и на этом — все. Причастность к выносу или вывозу оружия за пределы складов отрицает. Постоянно ссылается на свою уставную обязанность беспрекословно исполнять любые, даже устные приказы военачальников, в данном случае — прапорщика.
В-третьих, ефрейтор Щукин был застрелен молодым караульным при попытке к бегству с гауптвахты. Как следовало из показаний начальника караула, острой необходимости в стрельбе не было, но молодой солдат в последнее время находился на грани нервного срыва. Взводный подавал рапорт с просьбой отправить бойца в областной психоневрологический диспансер, но это ничем не закончилось. Точнее, закончилось — смертью арестованного.
Убийца Скачкова — Стругов — показания дает. Но Стругов — всего лишь бандит; «на бабки» его напрягли тарасовские «коллеги», а Зимин давал живые деньги, да еще и вперед. Все, что Стругов знал о Зимине, он уже рассказал, и сколько-нибудь серьезного интереса его показания не представляют.
Андрей Леонидович появился только к вечеру. Я уже не знала, что и подумать, когда в окно моего номера звонко ударил камешек. Я выглянула: под окном стоял Гром.
Мы вышли в город и прогулочным шагом пошли к центру.
Когда Гром услышал кличку Купец, он широко, во весь рот улыбнулся.
— Наконец-то! — прошептал он. — Юлька, ты молодец!
Именно ради этой персоны мне и пришлось пережить весь этот уголовно-административный кошмар.
Как рассказал Гром, Купец числился крупнейшим на юге России поставщиком оружия. Проблема была в том, что никто из оперативных работников ни в МВД, ни в ФСБ Купца в лицо не знал, а фоторобот вообще никакого представления об этом человеке не давал.
— Значит, так, Юлия Сергеевна, — перешел на официальный тон внезапно заторопившийся майор Суров. — Возвращайтесь в Тарасов, а завтра в 18.00 в парке, возле медведя.
Я вернулась в гостиницу. Там, на диванчике, сидели уже отснявшие всех «отличников боевой и политической» журналисты и горячо обсуждали, ехать ли в Тарасов или затребовать у командира полка машину и смотаться на полигон. И, пока они это не решили, надежды на них не было. Я вздохнула и, собрав вещи, сдала номер и пошла на автовокзал.
Наутро я пришла в Комитет солдатских матерей. Светлана Алексеевна так и не уехала на свою конференцию и определенно была на взводе.
— Что это такое, Юлия Сергеевна? — с неприязненным укором сунула она мне в лицо бумагу.
— Позвольте посмотреть.
Это было письмо из Воскресенска. Командир воинской части доводил до сведения руководства Тарасовского комитета солдатских матерей, что в результате самовольных действий юрисконсульта комитета Максимовой Ю. С. рядовой Скачков П. Н. был выведен ею за пределы части, где и был убит.
«Ай да Портос! Ай да гнида! — покачала я головой. — Смотри, как быстро сориентировался! Не иначе как с нарочным передал…»
Наши женщины с нескрываемым любопытством ждали, чем все закончится.
— Так что это такое? — повторила вопрос Светлана Алексеевна.
— Какой-то придурок обкуренный выскочил с пистолетом — вы же знаете, сколько их сейчас, — со вздохом села я на стул.
— Да-да, шагу не ступить — везде шприцы валяются! — поддержали тему наши женщины.
— А вы-то как в эту историю влипли?! — законно настаивала на своем председательша.
— Я его до почты провожала — письмо матери опустить, — почти автоматически еще раз соврала я и сама себе поразилась: «Здорово же ты ослабла, Багира!» По моим наблюдениям, только слабые люди не могут удержаться от соблазна выгородить себя по мелочи. Врать на второй вопрос было необязательно.
— Оставите мне объяснительную, — распорядилась Светлана Алексеевна. — Я уже на поезд опаздываю.
Я молча кивнула и стала составлять затребованную «бумагу».
— До свидания, Светлана Алексеевна! — слащаво затянули наши женщины. — Передавайте привет Москве…
Я дождалась, когда председательша выйдет, кинула объяснительную ей на стол и отправилась домой — досыпать.
В 18.00, когда я пришла в парк, Гром был уже там.
— Ну вот и все, Юленька, теперь последний рывок, — улыбнулся Андрей Леонидович.
Я застыла.
— Готовься в командировку, будем брать Купца!
— А почему мы? — не поняла я. — Что, разве для этого нет спецподразделений?
— Видишь ли, в чем дело, Юленька, ты одна его видела. Наша задача проста: найти его и сообщить группе захвата, понимаешь? Дальше — не наша забота.
Мы проговорили до самой ночи. Проблемы были. Главная: предположительное местонахождение Купца — поселок Светлое — не контролировалось федеральными службами. Нельзя было сказать, что его контролируют и чеченцы: вероятность того, что нам придется столкнуться с полевыми командирами, была пятьдесят на пятьдесят. Мне предстояло встретиться еще с одним участником операции здесь, в Тарасове, и снять квартиру у другого человека Грома — там, в Светлом.
На следующий день прибыл третий участник — Ахмар Мехиев, и мы, все втроем, засели за карты, оперативные сводки, инструкции и легенды. Легенды были особенно важны. Поселок Светлое невелик, и каждый новый человек, особенно теперь, в смутное время, мог вызвать к себе самое пристальное внимание. В том, что в Светлом у полевых командиров есть информаторы, никто не сомневался. А причин, по которым чужой человек может приехать в прифронтовой поселок, не так и много.
Впрочем, предложенные Громом легенды были вполне приемлемы. Мне предстояло стать обнищавшей, безобидной беженкой из Грозного, дальней родственницей работающего на Грома местного жителя. «Какого… я два языка изучала?! — с веселой досадой думала я. — Нет бы мне побыть ну хотя бы итальянской журналисткой!» Но журналисткой было нельзя.
Гром остановился на роли владельца грузовика, заколачивающего бабки на перевозе беженцев из окрестностей Грозного до Махачкалы. А Ахмар предполагал заняться скупкой золотых вещей — у тех же беженцев. Но детали легенд следовало дорабатывать на месте.
Моя председательша Комитета солдатских матерей из Москвы еще не вернулась, и я, оставив заявление на отпуск без содержания, села вместе с Громом и Ахмаром на поезд до Астрахани и меньше чем через сутки добралась до Махачкалы.
Город встретил нас шумом, гортанной речью, тюками, смуглыми темноглазыми людьми и невероятной жарой. Даже море было не в состоянии остудить раскаленные улицы. Ахмар ориентировался здесь, как у себя в квартире, и вскоре мы уже сняли дом.
