Богумил Райнов - Умирать - в крайнем случае
- Жаль, что я уже окрестил вас Питером. Надо было назвать вас "мистер Феникс". Просто удивительно, как вы умеете воскресать из пепла!
После этих теплых слов Дрейк тут же забывает о моем присутствии и погружается в документы, которые принес ему, вероятно, Райт. Райт мог бы считаться красивым мужчиной, если бы не дефицит как раз мужских черт в его облике. Я ничего не хочу этим сказать, тем более что внешность бывает обманчива. Но у него слишком белая кожа, слишком большие темные глаза, слишком длинные черные волосы. Словом, черты лица почти нежные, если не считать рта, в складках которого есть что-то болезненное, пожалуй, даже жестокое.
Безупречно сшитый костюм Райта - тот самый, в котором я уже видел его мельком в кафе и в ресторане у итальянца. Он всегда одет так, будто собирается на кладбище или только что вернулся оттуда: черный костюм, черный галстук, черные ботинки и даже, кажется, черные носки.
Я разглядываю красавца, пользуясь тем, что все его внимание обращено на шефа, хотя при этом рискую обидеть расположившуюся на диване красавицу.
- А это что? - бормочет Дрейк и тычет коротким пухлым пальцем в лист бумаги.
- Комиссионные... - подобострастно поясняет Райт.
- Кто ему определил такие комиссионные?
- На меньшее он не согласен... Две тонны товара из Дании задержали на таможне. Ему пришлось пойти на дополнительные расходы...
- И ты поверил! - рычит шеф. - Он сам подстроил обыск на таможне, чтобы покрепче общипать нас!
- Но раз мы от него зависим...
- Еще посмотрим, кто от кого зависит, - бормочет Дрейк и переходит к следующему пункту.
Я со своей стороны делаю то же самое, то есть перевожу взгляд со стола на диван, стоящий в простенке между окнами. Надо отметить, что оба окна в кабинете Дрейка всегда плотно задернуты бархатными шторами, и помещение освещается золотистым светом двух хрустальных люстр. Особа, грациозно расположившаяся на диване, одета как эстрадная певица категории "солнечный удар": в ярко-алую тунику и того же цвета брюки безбрежной ширины; все это для вящего эффекта посыпано золотистой пылью и гарнировано золотой мишурой. Что касается ее внешности, вернее, лица, потому что все остальное скрыто алыми волнами и золотыми блестками, оно действительно ослепительно - почти как на рекламе косметической фирмы или на киноплакате эпохи божественной Гарбо.
Трудно сказать, какие именно функции выполняет эта дама в фирме Дрейка. Она похожа на роскошную пантеру, какие демонстрируют последние модели в домах высокой моды или совлекают с себя те же самые модели в дорогих кабаре. Словом, это одно из тех грациозных существ, в которых все фальшиво, от языка взглядов до выразительных жестов. Я не удивлюсь, если эта дама, вернувшись домой, вешает в шкаф рядом с алой туникой и собственную грациозность, да еще при этом говорит: "Уфф, надоело!", после чего превращается в судомойку; я даже допускаю, что тоже самое она проделывает со своим недоступным видом. Женщины, крайне доступные, нередко воображают, что грим отрешенности может взвинтить им цену.
Разумеется, нельзя исключить, что моя чрезмерно строгая оценка результат задетого самолюбия. Алая красавица держится так, будто меня здесь нет; c подчеркнутым любопытством она то рассматривает кончик своей сигареты, вставленной в длинный мундштук, то удостаивает внимания кончик туфли, видный из-под краешка шелковых брюк.
- Расходы растут, доходы падают... - негромко ворчит за столом шеф.
По-видимому, это заключительный аккорд беседы, потому что Дрейк лезет во внутренний карман пиджака и достает чековую книжку. Привычной рукой он проставляет сумму цифрами и прописью, ставит завитушку подписи и подает чек Райту с замечанием сугубо личного характера:
- Милый мой, вы опять вылили на себя целый флакон одеколона.
- Но эти духи - очень сдержанной гаммы, мистер Дрейк... У них реноме...
- Не знаю, какое у них реноме, но когда вы подходите к столу, мне каждый раз хочется надеть противогаз, - кисло бормочет шеф.
И это уже в самом деле заключительный аккорд, ибо рыжий делает уже знакомый мне жест, означающий "убирайся", и наконец-то поворачивается ко мне, а Райт направляется к двери, по дороге обдавая меня таким ароматом, будто я внезапно очутился в кусте цветущей сирени.
- Ну-с, мистер Питер Феникс, чем могу быть полезен? - спрашивает шеф.
Однако в кабинете присутствует третье лицо, и я машинально и неловко взглядываю на алую тунику.
- Говорите спокойно, - заявляет Дрейк. - Бренда - моя приятельница. А я, как человек наивный, ничего не скрываю от своей приятельницы. Надо полагать, что в один прекрасный день это меня погубит.
- О, Билл! - укоризненно мурлычит дама бархатным голосом.
- Я просто хочу информировать вас о том, что со мной произошло сегодня утром.
- И что же именно?
- Один полисмен, по фамилии Хиггинс, предложил мне работать на него.
- Не кощунствуйте, Питер, - отечески укоряет меня Дрейк, - Хиггинс не полисмен, а инспектор полиции.
Я молчу, и Дрейк с любопытством осведомляется:
- Значит, он предложил вам работать на него? Но вы уже работаете на меня. Вы сказали ему об этом?
- Нет... Зато он много чего мне сказал. И пригрозил, что в любой момент может свести меня в участок, потому что у меня нет паспорта.
- И вы уступили?
- А что мне оставалось?
- Правильно, - кивает Дрейк. - Выбор у вас был небольшой. Но поскольку вы мне обо всем рассказали, это не имеет значения.
- Да, но меня в любую минуту могут забрать.
- Не думаю. Особенно если вы не будете выходить за пределы Дрейк-стрит. Я вас предупреждал, чтобы вы не покидали моей улицы, Питер.
- Но если я здесь задыхаюсь...
- Моя улица кажется вам слишком тесной? - интересуется Дрейк, явно задетый.
- Не в этом дело, сэр. Дело в том, что мне нечего делать.
- Бренда, дорогая, посмотрите на этого чудака! - восклицает рыжий. Вместо того чтобы на коленях благодарить меня за приятную жизнь, он устраивает мне сцены!
После чего Дрейк снова устремляет на меня холодные голубые глаза и спокойно заявляет:
- Будет вам дело, Питер, будет! Вы, должно быть, считаете меня последним дураком, если думаете, будто я вам плачу, чтобы вы прогуливали новый костюм по Дрейк-стрит.
3
Прогуливать новый костюм - такова пока моя единственная обязанность. И надо признать, что для этого ответственного дела территории Дрейк-стрит вполне хватает. Верно, моя профессия предполагает, что я должен много наблюдать, но никогда раньше мне не приходилось терять столько времени на бесплодное зеванье по сторонам.
Я начинаю свыкаться с бытом улицы, распознавать отдельных ее обитателей и даже завязывать знакомства. Правда, не с приближенными шефа, а с разной мелюзгой вроде официантов в заведениях, официанток в клубах, швейцаров и книготорговцев.
В жизни Дрейк-стрит, как в любой жизни, есть периоды приливов и отливов. Первый прилив - в обеденный час - недолог и сосредоточен главным образом возле кафе, итальянского ресторана и книжных магазинов. Второй прилив, куда более продолжительный, начинается в конце рабочего дня и завершается часам к трем ночи. Его высшие точки - заведения со стриптизом.
Единственным исключением и оплотом постоянства в этом вечном чередовании приливов и отливов является закусочная; и если она открыта не все 24 часа в сутки, а только 22, то это потому, что персоналу надо делать уборку и приводить в порядок зал.
В обеденный час, прежде чем нанести привычный визит вежливости итальянцу, я захожу в книжный магазин, который размещается рядом с первым по порядку клубом. Вдоль стен обширного помещения стоят стеллажи с грудами фотожурналов, доставленных из Дании, США и ФРГ, а у стеллажей простаивают господа в черных котелках и черных пиджаках, явившиеся сюда из ближайших контор, чтобы посвятить час обеденного перерыва самообразованию. Каждый перелистывает свой номер журнала, не обращая внимания на соседа, и лица у всех этих людей такие торжественные и сосредоточенные, будто они находятся не в порнографическом книжном магазине, а в соборе святого Павла.
Пробираясь между истовыми богомольцами, я прохожу в задний отсек, где кроме хозяина, мистера Оливера, помещаются самые взрывоопасные материалы. Здесь на цветных открытках, иллюстрациях журналов и разного рода пособий представлена вся гамма извращений от гомосексуализма до садизма. Само собой разумеется, продажа этих товаров, как и литературы, находящейся в первом помещении, беспощадно преследуется законом, но что поделаешь инспектор Хиггинс остался без индикатора и, следовательно, не может знать, что творится на Дрейк-стрит.
- Добрый день, мистер Оливер!
- Добрый день, мистер Питер!
Хозяин доволен моим появлением: будет с кем поболтать, а к тому же собеседник предложит ему ароматную сигару, которую купил специально для него и которая, с учетом литературных интересов мистера Оливера, носит марку "Роберт Бернс". Правда, в мое отсутствие он тоже не скучает, заполняя свободное от бизнеса время чтением "Диалогов" Платона.
