Паула Гослинг - Тайна Люка Эббота
— Да синяки? — с полуулыбкой предположил он. — Виноват, но это будет так, поскольку именно с этим чаще всего сталкиваюсь и я в своей практике. Это — терапия. Это — удел практикующего врача. Хирург в госпитале видит лишь крайние случаи медицины, фатальные. А здесь — основная ее часть. Подумайте о нашей части как о лимфатической системе медицины: мы берем на себя все скучные, повседневные заботы о здоровье. Нам нечасто доводится увидеть нечто зрелищное…
— Такое, например, как мистер Криттендон?
— Я обращал ваше внимание на этот случай, — мягко напомнил он. — Мистер Криттендон пришел к нам в разгаре заболевания малярией, которую он подцепил в путешествии по Дальнему Востоку. Малярия вряд ли является эндемическим заболеванием Котсуолда. Случай мистера Криттендона — классический.
Дженифер смягчилась:
— Простите, Дэвид, мне не хотелось упрекать вас…
— Но вы все-таки упрекнули? Ну что ж, справедливо. Нахожу упреки для вас и я. В конце концов, большинство партнеров имеют какие-то возражения, когда приходит новый человек и вмешивается в его дело, правда?
— Дядя Уэлли не отошел от практики окончательно, и я — не совсем новый человек в его деле…
Он взглянул на нее с жалостью:
— Вы знаете так же хорошо, как и я, что он должен отойти от дел. Все его разговоры о том, что он еще возьмет бразды правления, это самоутешение, нонсенс. Даже если он физически сможет передвигаться, то ум его уже не тот, что был. Да и настроение у него уже не рабочее. С ним, как с медиком, покончено, Дженифер, и мы оба знаем это. Он может быть неоценим как консультант, но…
— Как мило с вашей стороны признать хотя бы это его достоинство, — съязвила Дженифер, неприятно пораженная признанием вслух факта, который давно был известен ей самой. — А я полагала, что вы вечно будете изображать его поклонника.
Грегсон проигнорировал ее выпад.
— Он был блестящим врачом в свое время, но теперь он очень устал, Дженифер.
— А следовательно, вы станете главой фирмы и найдете кого-нибудь более соответствующего своим вкусам, кто бы заменил его, — ядовито продолжила Дженифер. Но не кажется ли вам это немного щекотливым моментом: жить в его доме — и одновременно работать в его офисе?
Это было несправедливо, и она понимала это, но Грегсон вечно вставал у нее на пути.
— Но есть альтернатива, — сказал Грегсон. — Уйти мог бы именно я, и вы станете главой фирмы. Вы бы желали такого варианта, не правда ли? Чтобы все перешло к вам?
— Нет, — неожиданно сказала она. — Я бы не желала. Я не смогу нести весь объем работы, но вполне способна исполнять половину его. Я бы желала, чтобы мне было позволено это, вот и все. — Она оставила опасную тему и перешла к другой: — Во всяком случае, дяде Уэлли нужен коллега-мужчина, с кем он мог бы общаться.
— А почему он не мог бы общаться с вами?
Что-то в его глазах притягивало, и она не смогла отвести взгляд.
— Мне нравится, что у меня есть коллега, с кем я могу посоветоваться, — признала она. — В госпитале именно в этом заключается положительный момент работы. Я нахожу терапевтическую практику… пугающей… иногда, если говорить правду. — Под его взглядом она и не могла говорить ничего иного, кроме правды. — Я имею в виду, что ставить диагноз в затруднительных случаях в условиях спальни, полагаясь лишь на свои глаза и уши, — это ужасно. Говоря откровенно, иногда это пугает меня до смерти!
— Так вы признаете это? — Взгляд его смягчился. — Может быть, из вас получится лучший терапевт, чем я полагал ранее. Мы все испытываем страх, Дженифер: в этих спальнях, при виде страдающих больных, под пристальным взглядом жены или мужа, которые полагают, что ты — Бог. А ты — просто мужчина или женщина, и еще нужно упомнить проклятые двадцать три альтернативных диагностических условия, к которым подходят данные симптомы. Или еще хуже: вам необходимо как-то сообщить родственникам, что все симптомы указывают на нечто ужасное. Когда я приехал сюда, Уэлли сказал мне, что терапевт общего профиля — это наихудшая и наисложнейшая специализация из всех возможных. И он оказался прав.
Дженифер улыбнулась.
— Он говорил мне это, когда я была еще ребенком и бегала за ним повсюду, как нитка за иголкой. — И она взглянула на Грегсона, чтобы убедиться, что он не смеется. — Так вы и вправду иногда чувствуете страх?
— Да.
— Спасибо, в таком случае, за то, что признались мне. Я-то думала, что вы человек оригинальной железобетонной конструкции.
Он пожал плечами, будто спохватился, что сказал ей слишком много. Или устыдился того, что провел в ее кабинете более двух минут.
— У меня нет времени, чтобы обсудить с вами все противоречия характера вашего дядюшки. У нас обоих — пациенты. Я беру на себя ночные вызовы. А вы можете взять большую часть дневных пациентов. Вы не поверите, когда увидите, сколько нарывов — и преимущественно на заду — появляется в этот сезон.
И он вышел прежде, чем она успела возразить.
Два воспаленных горла, четыре пациента, чувствующих себя «неважно», одно вывихнутое запястье, угроза инсульта, одна бессонница и одна подтвержденная беременность — и вот она свободна.
Свободна для записей, заполнения карт и подписания рецептов, а также для вызовов на дом. Она уже собралась выходить, когда зазвонил телефон.
— Это полиция, — сказала Кэй, положив ладонь на трубку. — Вероятно, Бэрри Триту пришлось идентифицировать личность убитой, и он упал в обморок. Хотела позвонить «скорой», но он просит приехать лично вас. Что ответить?
— Я еду, — сказала Дженифер.
— Тоже мне, любительница ужасов, — усмехнувшись, съязвила Кэй — и ответила полиции утвердительно.
— Нужно молиться, чтобы это не просочилось в печать, вот что я могу сказать, — изрекла Мейбл Пикок Тобмэн, отворачиваясь от окна, где она наблюдала за действиями полиции на берегу реки. — Разве я не говорила, что приезд сюда всех этих подозрительных хиппи повлечет за собой неприятности?
— Что общего это имеет со специалистами Монастырского центра? — раздраженно спросил Марк.
— Так ведь она — одна из них, — возбужденно отвечала мать. — Молочница сказала мне, что она — одна из этих людей, что лепят там горшки. Тебе она также известна, если не ошибаюсь, — ядовито добавила мать. — Впрочем, все это неудивительно для такой женщины. Она ведь работала с двумя мужчинами — это уже о многом говорит.
— О чем это говорит? — лениво вопросил Бэзил. После того, как он мимоходом взглянул за окно, интереса к происходящему там он больше не проявил. — Она же работала с ними, дорогая моя, а это совсем не означает, что она спала с ними. К тому же, если ты имеешь в виду тех двух, кого я имею в виду, — то они оба — геи.
— Геи? — фыркнула Мейбл. — Отвратительно и возмутительно.
Мужчины переглянулись. Марк поднял глаза в немом отчаянии, а Бэзил пожал плечами.
— Времена меняются, любовь моя. Теперь это и не возмутительно, а вполне приемлемо.
— Только не для меня, — твердо ответила Мейбл. — Дикие сексуальные комбинации и рекомбинации людишек в этом Центре достойны тех отвратительных романов, что идут с лотков сегодня. Ты знаешь, это так, Бэзил. Не понимаю, как могла я согласиться с идеей, что все это будет происходить прямо у моего порога.
Эта фраза была любимой у Мейбл: «прямо у моего порога». И факт, что у них не было соседей в пределах километра в любом направлении от порога, не смущал ее. Все, что ни случилось бы в Вичфорде, случалось как бы с самой Мейбл, — и все страшно шокировало ее.
Не впервые Марк смотрел с изумлением на брак своего отчима и своей матери и недоумевал, что за страсть, если была таковая, соединила их, столь разных. Бэзил был на десять лет моложе своей жены, и Мейбл не мог признать красавицей даже любящий сын. Она сохранила хорошую фигуру ценой суровой диеты и непрерывных упражнений, прекрасно одевалась и умело красилась, причесывалась на манер высокомерной матроны. Однако годы наложили на нее свой отпечаток.
Они с Бэзилом оставляли впечатление привлекательной пожилой четы и, казалось, были преданы друг другу. Но Марк не мог их вообразить вдвоем в постели — или, во всяком случае, не мог представить ничего промелькнувшего между ними, кроме чинного поцелуя. И не желал представлять. В особенности во время завтрака.
— Я уверен, что они найдут убийцу быстро, — сказал Марк. — Пару дней назад в Вичфорде произошло второе убийство.
— Бог мой, — испугалась мать, — я об этом ничего не знала.
— Знала, знала, дорогая, — парировал Бэзил, доедая четвертый кусок тоста с мармеладом. — Я показывал тебе заметку об этом вчера в вечерней газете.
— И опять женщина?
— Да.
— Они были… — она осеклась и осторожно добавила: — Они подверглись поруганию?
— Там ничего не сказано. Наверняка… хотя, кажется, в газете было что-то сказано о пропавших сумочках.